Ирина Белояр - Вулкан проснулся, бэйби

• Название: Вулкан проснулся, бэйби
• Автор: Ирина Белояр
• Жанр: Научная Фантастика

Социальная фантастика.

Ты — плоть от плоти своего мира. Можешь его ненавидеть, можешь бежать от него — все равно достанет, хоть на краю Вселенной…

Кто неприязненно относится к движению хиппи — не заглядывайте в этот текст.

Рассказ написан для конкурса «Эквадор, осень-зима 2007». Занял седьмое место.

---

— Вы сами в это верите?

Нина грустно улыбнулась:

— Научные факты — не религия. Веры не требуют.

…Доктор Колли не солгал — в институте биоэнергетики с нами обращались более чем корректно. Можно сказать, носились как с писаной торбой. В ответ на любой детский вопрос мы получали подробную лекцию от кого-нибудь из сотрудников… Я обращался за разъяснениями к Нине, диагносту биополя. Она мне нравилась. Открытое лицо, по нему всегда видно, верит ли доктор в то, что говорит.

— Пусть так, но зачем навязывать эту цель силой? Кому надо — сам придет.

Здесь уже моя добровольная энциклопедия удивилась по-настоящему:

— О чем вы? Насильно не кодируют даже преступников. Если они предпочитают тюрьму — их право.

— Неужели? Год с лишним назад из нашей коммуны силой увезли двоих ребят и переформатировали им мозги. Они никогда не согласились бы на это сами.

Нина поморщилась:

— Значит, правда. На экспериментальной стадии методику испытывали не только на добровольцах… Я слышала что-то подобное, не знала, как относиться.

— Теперь знаете.

— Теперь знаю. Я вам верю, Кирилл.

«Это Нина. Самый молодой доктор института», — так нам ее представили в первый день работы. «Моя мама была сильным экстрасенсом. А я — жалкий ошметок чуда», — так она отрекомендовалась сама… Мама, как потом выяснилось, отнюдь не «была», а вполне даже есть, только перестала быть экстрасенсом. Утратила дар после того, как посетила пресловутую кабинку счастья. Я спросил: а что привело маму в эту кабинку? «Не знаю, — хмуро ответила док. — Ей всю жизнь чего-нибудь не хватало», — и, с язвительным смешком:

— Сенситивы — они такие. Хрупкие и ранимые.

— И вы?

— Какой я сенситив? Технарь в чистом виде, мозги под аппаратуру заточены.

…После разговора о кабинках стало существенно легче жить. Я почувствовал, что у меня есть единомышленники на Земле. Люди, которые относятся к психологическому насилию так, как оно того заслуживает. Даже если вслух говорят то, что положено.

* * *

На первых порах нас с утра до вечера сканировали, просвечивали, выворачивали на изнанку, забирали все, что только можно забрать у живого существа: образцы кожи, волос, крови, спермы, мочи и так далее. Время от времени мы демонстрировали ученым наши игры. Завлаб диагностики биополя, коренастый живчик лет эдак за пятьдесят, вызывал нас к себе в кабинет и весело интересовался:

— Ну, дети мои, во что завтра играть будем? Самовар или рентген?

В переводе на наш сленг — «Вулкан проснулся» или «Вижу насквозь».

«Вулкан» пользовался у них самой большой любовью. В первый же месяц нас трижды вызывали на бис. Следующим в рейтинге популярности было «Вижу насквозь». Нам показывали запечатанные конверты и просили прочесть содержимое. Спрашивали, что творится за стенами корпуса и сравнивали информацию с показаниями камер… Игра «Дышать вредно»: на головы надевались герметичные шлемы, чтобы исключить поступление воздуха в легкие. По двадцать минут диагносты терпеливо ждали, когда мы, в буквальном смысле, выдохнемся.

Когда мы выдыхались во всех смыслах, завлаб разгонял диагностов и отправлял нас домой: «Все. Самовары — на профилактику, аппаратуру — в кладовку».

Этот же весельчак обозвал меня юным следопытом, за повышенную любознательность. Кличка прилипла намертво.

Поначалу я думал: наш шеф — целевик. Получил цель в подарок от соответствующей программы. Выяснилось — нет, сам по себе такой попрыгунчик. Это хорошо. Он мне понравился… Вообще, опознать целевика было очень просто, по неестественно-приподнятому настроению. Они никогда не хандрили, никогда не обижались. Кажется, даже не уставали… Кто как, а я предпочитал нормальных людей. Которые иногда грустят, иногда злятся, устают к вечеру, временами впадают в хандру…

Может показаться, что наше существование в институте было безоблачным, но это не так. Я буквально дурел от такого количества чужих людей. Кошмар наяву. Забавно: цель жизни у меня теперь рождалась каждое утро, и оставалась со мной весь день. Даже когда я увлекался или отвлекался, она была где-то рядом — моя цель. Дожить до конца рабочего дня, уйти домой, остаться один на один с Ингой и в ее объятиях убить все цели на свете.

Инга страдала тоже. На первых порах — чуть ли не до слез: «Не хочу больше быть дрессированной мартышкой!..» Потом как-то резко приняла неизбежное и смирилась. Только улыбаться перестала. Совсем.

Была еще одна гадость: датчики местонахождения, с которыми мы подписались не расставаться. Куда, казалось бы, сбежишь в городе, в котором камер наблюдения больше, чем людей? Однако ж вот так. Когда мы демонстрировали ученым игру «Вулкан проснулся», датчики выходили из строя, и мы покорно брели в операционную — вживлять под кожу новых шпионов. Не меньше десяти раз я прошел через эту процедуру уже в первые три месяца. Как-то не выдержал, поинтересовался у Нины:

— Слушай, в иммиграционном комитете совсем идиоты сидят?

— Ну… наверно, не совсем, — улыбнулась док. — Как в любой психушке: есть легкие случаи, есть тяжелые.

— А если они пронюхают, что мы избавляемся от жучков как не фиг на фиг?

— Да кто угодно избавляется. В городе полно медиков, нелегально практикующих удаление датчиков. У кого нервы крепкие, тот может и сам вырезать. Не полостная операция, слава богу. А если хочешь, чтобы тебя после этого не беспокоили, и совсем не жалко денег — решаешь проблему, не выходя из иммиграционной конторы.

— Ну, и на хрен тогда вообще этот маразм?..

— Ты — из дикого леса дикая тварь, — развеселилась Нина. — Тут все-таки цивилизация, а не абы что. Какая же цивилизация без маразма?..

Но самый серьезный удар — начал слабеть мой мысленный контакт с Ингой. Спровоцировала несчастье игра, которую нам предложили: моя девочка читает про себя записку, а я выдаю содержание записки вслух. После той демонстрации я не мог видеть мысли своей любимой, и все слабее чувствовал, что творится у нее в душе. А она день ото дня все больше мрачнела и замыкалась. Лишь иногда срывалась и начинала фонтанировать ядом:

— Зачем им наши игры, не знаешь? Эти люди напрочь лишены фантазии. У них мозги устроены, как бытовые приборы. Не вмещают ничего, кроме прикладных задач. Представь себе: «Вулкан» — в качестве автономного энергоблока, «вижу насквозь» — вместо камер внешнего наблюдения, «дышать вредно» — аквалангистам и космонавтам на случай чего. Здорово, правда?

Я пытался ее утешить:

— Не обращай внимания на всякую ерунду. Развяжемся с контрактом, улетим домой и забудем здешнюю жизнь, как дурной сон.

— Если получится.

Я тогда не понял, к чему относилась эта реплика. То ли «не буду обращать внимания, если получится», то ли «забудем, если получится».

«Улетим домой, если получится» мне бы в те дни даже в голову не пришло. Да и кто бы смог удержать нас в мире, где на всякую директиву существует целый букет обходных маневров?.. Насильственное переформатирование? Ерунда. Как справедливо заметил доктор Колли, «кому до вас дело»…

За годы отшельнической жизни на Гее воспоминания о нашей давней юношеской борьбе за самоопределение приобрели героико-романтический ореол. Вылетая на Землю, мы воображали себя чуть ли не первохристианами, готовыми принять мученическую смерть на арене цирка. Вы очень удивитесь, но я почувствовал разочарование, когда окончательно убедился, что ничего такого не будет. Представьте: грозились расстрелять, человек собрал все свои моральные силы, настроился — а его кинули. Смешно? Мне тоже. Неожиданно для себя понял, что меня никто никогда не расстреливал по-настоящему. Разве из водяного пистолета… Наверное, это симптом психологической зрелости: некоторые прошлые идеи и поступки начинают выглядеть как пресловутая борьба с ветряными мельницами.

…и оттого неуютно. Будто из души вынимают что-то. Нет, не вынимают, само уходит. А ты стоишь, бессильно опустив руки, и не можешь остановить…

* * *

Жили мы в научном городке на окраине мегаполиса. Выходить из городка нам не запрещали, но пока не рекомендовали. Мы и не спешили. Перспектива оказаться в стихийном человеческом потоке вызывала у меня безотчетный ужас. Потом, уверял я себя. Позже. Чтобы не в одиночку и не вдвоем с Ингой. Вот подружусь поближе с кем-нибудь из землян — попрошу устроить экскурсию.

Как-то с утра пораньше Нина поймала меня в коридоре:

— Мсье! Желаете побывать на психологическом полигоне?

— Как это?

Она рассмеялась:

— Провести социальный опрос. В городе.

— По биополям?

— Почти. По разработкам института за последний год. Вообще-то, эти опросы — проблема отдела маркетинга, но у них почему-то хронически не хватает рук. Ходят по лабораториям, клянчат помощь, где дадут.