Татьяна Устинова - Богиня прайм-тайма

• Название: Богиня прайм-тайма
• Автор: Татьяна Устинова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04758-1

Афган, дикая страна, странная война.. Корреспонденты Российского телевидения Ольга Шелестова и Никита Беляев в тот день выехали снимать передовые позиции. На обратной дороге Ольга пересела в машину к коллегам-журналистам, чтобы успеть к эфиру, и бесследно исчезла вместе с ними. В гостиничном номере царил разгром, значит, это не случайное похищение?.. Беляев вернулся в Москву один. Коллеги смотрели косо: как случилось, что он уцелел? Его шеф и Олъгин муж, директор информационных программ канала, вынужден довериться Беляеву. Стало известно, что недавно тайно сняли на видео неуловимого лидера талибов Акбара. Сведения пришли из Парижа, а накануне похищения Ольга получила оттуда посылку, где среди еды была и кассета. Потом она пропала. Бахрушин летит в Кабул на поиски жены, а Беляев знакомится с новой ведущей новостей красавицей Алиной Храбровой. Он бросается ей на выручку – ее грозятся убить, если она не уберется с канала…

---

Бумажка была хрусткая и беленькая, похожая на тех самых француженок, и еще добавила Ольге уныния.

“Оленька, – было набрано стандартным компьютерным шрифтом, – я узнала, что ты в Афганистане.

Мне сказал Рене Дижо, с которым ты в прошлом году летала в Пхеньян. Я очень за тебя волнуюсь. Робер улетает в Кабул, и я решила с ним отправить тебе небольшую посылку. Здесь все, что ты любишь, а на кассете наш последний выходной в Довиле, помнишь? Я не знаю, можно ли передавать через границу кассеты, но даже если она пропадет, не беда, у нас есть копия. Возвращайся скорее и немедленно позвони мне, как только появишься в Москве, я беспокоюсь о тебе. Валя Сержова. Сто лет не виделись!”

Ольга дочитала до того, что они так долго не виделись, и стала читать сначала. Дочитала и опять начала, Тут в коридор влетел Ники. Очевидно, у француженок обнаружились какие-то дела, сам бы он от них ни за что не отстал – Казанова чертов!..

Он пробежал глазами толпу, Ольгу не заметил и рванул было дальше, но вернулся – попятился, вытягивая шею, споткнулся, чуть не упал, толкнул толстого дядьку в оранжево-желтом одеянии буддийского монаха и пробормотал почему-то:

– Пардон, мадам.

– Какая я тебе мадам! – возмутился дядька по-русски. – Мадам!.. Осатанели все!

– Ты чего тут сидишь? – спросил Ники у Ольги.

– А где мне сидеть?

– Где посылка?

Ольга кивнула на белую коробку, и Ники моментально подхватил ее – должно быть, чтоб не сперли.

Посылка была довольно тяжелой.

– А что там есть? – Одной рукой Ники держал коробку, а другой пытался подковырнуть крышку, чтобы посмотреть. Вдруг там и вправду колбаса, или чай, или ветчина в большой розовой банке, или…

– Там кассета о нашем последнем дне в Довиле.

Ники перестал ковырять крышку и снизу вверх мотнул головой, спрашивая – ты о чем?

– О… каком дне в Довиле?..

– Последнем. Ты что, не слышал?

Ольга поднялась и отряхнула пыльные ладони о пыльные джинсы.

– Пошли, Ники.

– Дай почитать.

Он выхватил у нее письмо, пробежал глазами, сунул ей обратно и перехватил коробку.

– Ну и что тебя смущает? Письмо как письмо. Видишь, она в беспокойстве. Ребят нашла, чтобы они тебе ящичек передали. Слушай, а когда ты в Пхеньян летала?..

Пропустив вперед каких-то молодых мужиков в камуфляже, они выбрались во всегда запруженный народом двор Евровидения и зашагали к “роверу”.

– Ольга!

– А?..

– Что-то я забыл про Пхеньян.

Они остановились возле машины, и Ники поставил коробку на капот. Ольга посмотрела на него.

– Ники, я никогда не летала в Пхеньян. Я никогда не была в Довиле. Понятия не имею, что это за “последний день”. Чушь какая-то.

Ники почесал руку, а потом шею.

– Ну, черт его знает… Может, ты забыла просто…

– Ники, ты когда вернулся из Сердобска?

Он сверху глянул на нее и пожал необъятными плечами.

– Ну да. Ты не была в Пхеньяне, а я не был в Сердобске. Ты точно знаешь, и я точно знаю. Логично.

Она полезла в машину, а Ники затолкал посылку на заднее сиденье и плюхнулся рядом с Ольгой.

– Давай только сразу посмотрим, что там, – попросил он жалобно и запустил двигатель.

Ольга рассеянно кивнула.

Он сдал назад, дернул рычаг и стал осторожно выбираться из многолюдного двора.

– Ну, и что это за Валя? Откуда ты ее знаешь?

– Ники, – сказала Ольга, помолчав секунду. – Я не знаю никакой Вали.

* * *

– Алексей Владимирович, Песцов на второй линии.

Поговорите?

Бахрушин читал бумаги и не сразу сообразил, кто и чего от него хочет. Он некоторое время смотрел на огромный плазменный экран, в котором без звука шел сериал про хороших бандитов и плохих ментов – краса и гордость нынешнего сезона, – потом перевел взгляд на свой мобильный телефон, а после на селектор.

– Алексей Владимирович?..

– Да, – сказал он, сообразив. – Поговорю.

Разговор был не слишком приятным, но тянуть с ним Бахрушин не стал – он никогда не тянул с трудны-, ми вопросами, предпочитал решать их быстро и часто из-за этого попадал в ловушку. Для некоторых трудных вопросов требовалось время, и больше того, по прошествии этого самого времени их можно было вовсе не решать. Он знал это и все равно предпочитал не тянуть.

Песцов был “директором дирекции развлекательных программ” – вот как красиво и благозвучно называлась его должность! – и хлопотал о деле, в которое Бахрушину ввязываться не хотелось. Бахрушин должен был или сию же минуту сказать, что он Песцову не помощник и не соратник, или, наоборот, взять на себя все его проблемы.

– Алексей?

– Здравствуй, Паша.

– Ну, как там Ольга?

Бахрушин помолчал – дежурный вопрос, должен последовать дежурный ответ.

– Все нормально, спасибо, Паша.

– Я вчера в восьмичасовом выпуске видел ее. Материал был хороший.

– Хороший, – согласился Бахрушин. Зажигалка лежала далеко, и он рассматривал стол, соображая, чем бы ее подцепить. Попалась газета “Коммерсант”, и Бахрушин подцепил ей.

– А снимал кто?

Он прикурил и, скосив глаза, посмотрел на кончик своей сигареты.

Это что за вопрос – Пашу Песцива тоже до смерти интересует связь его жены с оператором или он узнал что-то? Или вообще этот вопрос просто ни о чем?

– Я точно не знаю, это, по-моему, вообще чье-то чужое видео. А что, Паш?

– Да нет, ничего. Леш, я, собственно, почему тебе звоню…

Как обычно, в любых подковерных играх, в которые в разной степени играли абсолютно все, требовались конспирация и осторожность. Паша Песцов законспирировался как следует.

– Я поговорить хотел, только в городе где-нибудь.

“В городе” означало в каком-нибудь ресторане, часа три, а то и больше, с шептанием друг другу в уши. Бахрушин терпеть этого не мог, обедал там только с журналистами, которых невозможно было выносить “в кабинетном формате” – они, как мартышки в клетке, начинали метаться, косить глазами, бросаться на стены, рассыпать по полу пепельницы и опрокидывать чашки.

– Паш, ты приходи лучше ко мне.

– К тебе? – усомнился Песцов.

Должности у них были абсолютно равновеликие, согласно штатному расписанию. Песцов – директор дирекции развлекательных программ. Бахрушин – директор дирекции информационных. Однако согласно неписаным телевизионным законам Бахрушин был почти бог, а Песцов – простой чиновник. Информация есть информация.

– Леш, ну в кабинете неудобно, ты же понимаешь.

– Тогда давай по телефону, – предложил Бахрушин, у которого не было никакого резона облегчать Паше жизнь.

Вот на этом месте Песцову все должно было стать ясно и понятно, но не стало, или он сделал вид, что не понял.

– По телефону нельзя, – сказал он приглушенно.

Бахрушин стряхнул пепел с сигареты, повернулся с креслом к окну и посмотрел.

Шел дождь – “редкое” явление для октябрьской Москвы! Он шел так давно и нудно, что казалось, весь город канул внутрь дождевой тучи. Жить в брюхе у тучи было нелегко и безрадостно – дождь, и серость, и мокрые зонты, и светофоры, отражающиеся в асфальте, и темнеет уже в пять, и тоска такая, что тянет прыгнуть с какого-нибудь моста в серую, холодную асфальтовую воду.

– Паш, у меня расписание на эту неделю…

– Да мне буквально на… несколько минут.

Тут Бахрушин решил, что точно чего-то недопонимает.

– Паша, ты что? Если ты про обращение, то я не стану его подписывать. И обсуждать не хочу. Я уже принял решение.

– Леша, ты что… по телефону?!

Бахрушин смял в пепельнице сигарету, прижал трубку ухом и вытащил из пачки следующую.

Надо же чем-то заниматься. Вот хоть курить, раз уж работать не дают.

Время от времени все подписывали “обращения” – то к президенту страны, то к премьеру, то к кому-нибудь попроще, например, к министру печати или к председателю Российского телевидения. К премьеру и президенту “обращались” с убедительной просьбой сместить министра или председателя. К министру – с просьбой повлиять на правительство и президента.

К председателю – с просьбой “остановить беспредел в компании”, улучшить, углубить, усугубить, а лучше бы всего, конечно, денег прибавить. Бахрушину ловко удавалось подписаний избегать – он точно знал, что денег не прибавят, а профессионализм и чувство юмора все как-то не давали ему сосредоточиться на проблемах “космического масштаба”. У него полно было своих проблем, масштаба вовсе не космического, а как раз очень приземленного – вот вчера перед вечерним выпуском зависла система “New Star”, а в ней работают все компьютеры, задействованные в подготовке выпуска.

Паника, катастрофа, у выпускающего инфаркт, с бумажки читать все давно разучились, в глазах ужас и предчувствие конца света, и взять себя в руки никто не может. Всех в руки взял Бахрушин – и ничего. Вышли в эфир, и новости были как новости, и ведущая как ведущая, чуть бледновата только и излишне много улыбалась.