Михаил Белиловский - Поведай сыну своему

• Название: Поведай сыну своему
• Автор: Михаил Белиловский
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Нет, - сестра и брат.

- Чего такие исхудалые? Карточки-то есть?

- Имеются.

- При таких нормах ноги протянешь.

- Что есть - и на том спасибо, - отмахнулся Мендл.

- Вот в первую империалистическую... - он бросил выразительный взгляд на свои искалеченные ноги, давая понять, что он был ее свидетелем. - Тогда шла война, и тоже мировая, а жратвы и тряпок было полно. В стране были настоящие хозяева. Не то, что сейчас.

Мендл молча пожал плечами - дескать, ничего сказать не могу, меня тогда еще и на свете-то не было.

- А сейчас, - продолжал инвалид, - все для фронта, все для победы. Работай у станка по четырнадцать-шестнадцать часов, а тебе двести граммов хлеба в сутки. И кто в основном работает - женщины и пацаны безусые.

К разговору подключилась Голда.

- Но эту войну не сравнить с той. С немцами почти вся Европа, и вооружение теперь другое - самолеты, танки.

- Слыханное ли дело, - не унимался собеседник, - отдать всю Украину, Белоруссию, допустить врага до самой Москвы, до Ленинграда. А шуму до войны сколько было. Пыжились, хвалились - социализм победит, у нас индустрия, колхозы, самая сильная армия в мире.

- Ничего, - отозвался Мендл. - Наполеон тоже дошел до самой Москвы. Потом вынужден был отступить и в, конечном счете, потерпел поражение. То же самое ждет и Гитлера.

Пообедав, ребята ушли, оставив мужчину одного за столом.

Утром следующего дня Мендл побывал в военкомате, где встал на учет и получил указание, когда ему явиться с вещами для отправки в маршевый полк. Наступил четверг, день, когда они должны были явиться в НКВД. Было тревожно на душе, и всю дорогу они молчали.

Их принял тот же капитан. Он был вежлив и словоохотлив.

- Садитесь и докладывайте, как устроились, где побывали.

Ребята перечислили все учреждения, где им довелось побывать. Рассказали, что Голда получила жилье, а Мендл получил в военкомате направление в формируемую на фронт часть.

Капитан внимательно выслушал их и спросил:

- И это все? А где еще побывали? - В глазах у капитана заиграли не то язвительные, не то шаловливые искорки.

Ребята в недоумении переглянулись. Чего он добивается? Они перебирали в памяти все, что было с ними в течение недели, и не могли понять, что именно его интересует. Капитан смотрел на них с явным желанием высказать что-то неожиданное для них, что доставило б удовольствие ему самому.

- Вроде мы все вам рассказали, - робко произнес Мендл.

- А вот и не все. Вы еще побывали в столовой на Котельнической улице.

Брат и сестра переглянулись, не поняв о чем речь.

- Ну, ладно. - Капитан встал и добавил. - Желаю удачи.

И на прощание Менделю:

- Теперь твое дело - не опозорить славу советского оружия. Воюй так, чтобы сестра тобой гордилась!

Спустя несколько минут за ними захлопнулась дверь этого устрашающего, таинственного учреждения.

Стояла пасмурная погода, но им казалось, что весь мир залит ярким солнечным светом.

Хотя где-то под сердцем постоянно давали о себе знать острые камни многочисленных, невосполнимых потерь, но ощущение свободы и человеческого достоинства переполняли их юные души, и шаг становился уверенней и тверже. Они опять граждане своей страны. Страны израненной, голодной, но не склонившей своей головы перед заклятым врагом. Судьба предоставила им возможность трудиться и бороться во имя победы. О том, что их ждет впереди, не хотелось думать. Ведь война - в разгаре. Реками льется кровь. Враг по-прежнему силен и коварен. Страна все еще в беде. Море лишений, трагедий, горя захлестнуло многомиллионный народ, который, несмотря на это, не сдается и продолжает борьбу.

Ребята шагали по одной из многолюдных улиц Тамбова, заполненной разношерстной толпой военного времени.

Мальчишки в одежде с отцовского плеча играли в войну. Женщины в лохмотьях и с грудными детьми на руках просили подаяние. У церкви останавливались пожилые и совсем молодые люди. С особенным усердием совершали крестное знамение. Это была дань живых погибшим, замученным, умершим от голода.

Мендл положил руку на плечо сестры. Сердце слегка заныло: скоро им опять расставаться. Но на этот раз он оставляет ее со спокойным сердцем.

- Слушай, что он от нас хотел услышать, этот капитан? Как ты думаешь? Откуда он знает, что мы были в столовой?

Голда засмеялась.

- Как же ты, Мендл, ничего не понял!? Правда, и я сначала тоже не поняла, в чем дело, потом догадалась. Забыл инвалида, который подсел к нашему столику? Вспомни, что он твердил, на какой разговор он нас подбивал.

Мендл отпустил сестру, остановился, приложил ладонь ко лбу и закатил глаза в небо. Наконец до него дошло. Они оба громко рассмеялись. Потом опять взялись за руки и легкой походкой пошли вперед. Еще целую неделю им быть вместе. Менделю разрешили в военкомате помочь сестре обустроиться.

Это был март 1943 года. Война продолжается. Значительная часть страны все еще под немецким сапогом. Сколько еще предстоит бороться, страдать, работать? Сколько еще впереди потерь?

эпилог

Ранним теплым майским утром противотанковая артиллерийская бригада на "Студебеккерах" вступала в только что оставленный после ожесточенного сражения пустынный немецкий город. На въезде в город вдоль прямого бетонированного шоссе - покинутые окопы, дзоты, противотанковые надолбы. У края дороги - длинные ряды сожженных отступающими гитлеровцами "Тигров", "Пантер", других танков, самоходных орудий. Они стоят впритык по шесть-десять единиц - огромное кладбище стальных монстров, навсегда лишенных возможности убивать и разрушать. Даже в этом деле немцы успели проявить расчетливость. Сжигая свою технику, подумали об экономии горючего.

Никаких признаков мирной жизни - большинство жителей покинули город.

Передовая линия обороны, которая была оставлена немцами раньше и длительное время находилась в нейтральной полосе, теперь густо усеяна трупами немецких солдат и офицеров. Большинство из них в мундирах СС и СД. Трупный запах и распухшие мертвые тела свидетельствовали о том, что фашисты не в состоянии были похоронить своих товарищей. Им было уже не до этого. Лежат уродливо распухшие трупы в окопах, на бруствере, у дороги, а рядом многочисленные атрибуты вчерашних оккупантов - вывалянные в грязи венгерские окорока, недопитые бутылки французского шампанского.

В самом городе кругом следы поспешного отступления: окутанные дымом пожарищ дома, завалы и разрушения от недавнего интенсивного обстрела, поваленные деревья, опутанные сетью проводов телеграфные столбы, оставленное военное снаряжение и домашний скарб, дома и магазины с разбитыми окнами и витринами.

Длинная колонна "Студебеккеров", минуя центральную часть города, свернула на боковую улицу и остановилась. Приказано было далеко не отлучаться от места расположения полка.

Прибыла полевая кухня.

Не успели солдаты выстроиться за завтраком, как в голове колонны поднялся сначала неясный шум, потом громкие голоса, крики "ура" и, наконец, автоматные очереди. Все это подобно гигантскому морскому накату надвигалось все ближе и ближе, охватывало все окружающее пространство могучей волной счастья, радости, торжества долгожданной победы.

- Берлин-то, Берлин пал! Он в наших руках! Ура! Фрицам конец! Гитлера на костер! Урр-аа!

Ввысь взлетало все, что попадало под руку, - пилотки, котелки, солдатские ремни. Продолжали строчить в воздух автоматы, раздавались одиночные выстрелы из винтовок, горделивой дугой устремлялись в небо разноцветные осветительные ракеты.

В одно мгновенье весь только что освобожденный город был охвачен бурным, всеохватывающим пиршеством воинов, над которыми четыре года подряд витала смерть, юношей, у которых навсегда отняты были лучшие годы жизни. Это была победная радость солдат, израненные души которых были переполнены безутешной скорбью по погибшим в боях товарищам, по тем, кто в блокаде умер от голода, по близким и родным, зверски уничтоженным в лагерях смерти и гетто.

Ненавистный германский фашизм, слава Богу, доживал последние свои часы в заслуженной им предсмертной агонии.

- Братцы! - с восторгом кричал подобревший старшина, - сегодня грех не выпить! Пьем по двести, политрук разрешил!

Раздалось мощное многоголосое "ура". Безумная радость, слезы на небритых щеках, пылающие счастьем лица...

Не прошло и часа, как в одном из просторных дворов были составлены столы, и началось победное застолье.

Кто-то притащил здоровенную, литров на двенадцать, прозрачную бутыль спирта.

- Это еще что такое, Вайнштейн? Это твоя работа? Откуда?

- Не боись, старшина, - все сделано самым культурным образом.

- Каким еще таким культурным?

- Они же потихоньку начали выползать из...

- Кто "они"?

- Немцы, жители. Иду, смотрю - женщина молодая.

Раздался громкий солдатский хохот:

- Вайнштейн-то наш силен, оказывается! Победителю все можно! Ха-ха! Борька, а Борька, она как, ничего? А?