Семён Кирсанов - Поэтические поиски и произведения последних лет

• Название: Поэтические поиски и произведения последних лет
• Автор: Семён Кирсанов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1976

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.

Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.

---

ШЕСТАЯ ЗАПОВЕДЬ

В ночь,
                        бессонницей обезглавленную,
перед казнью
                        моей любви
я к тебе простираю
                                  главную
заповедь:
                  «Не убий!»

Не убий
               ни словом,
                              ни взглядом!
Ни вдали,
                   ни когда мы рядом.

Беатриче,
                       Лаура,
                                    Лючия, —
адом Данте
                    и всем, что мучило,
и дуэлью
                    среди снегов,
и шинелью,
                 снятой с него
секундантами
                          на опушке,
на могиле, —
                          Наталия Пушкина,
заклинаю,
              ступни обвив:
не убий,
                  не убий любви!

Ни открыто,
                     ни мысленно
не убий!
Ни безжалостию,
                         ни милостыней
не убий!

Лаура моя,
                    дорогая моя,
целуемая
                 и ругаемая,
но под солнцем и звездами
                                             лучшая,
Беатриче,
              Наталия,
                              Лючия,
милосердная
                        и жестокая,
аще столько я
претерпел
                  в сей День седьмый,
умоляю тя:
                      не убий!

Не сбивавшего
                             цвет с растения,
не замешанного
                        в растлениях
и в терзавших
                       Спасителя
                                           терниях,
не виновного —
                             не убий!

Умоляю тя:
пощади
                во мне
                               дитя!

Не казни
                     своего дитяти —
сердца
              в люльке моей души,
не круши его,
                         не убей,
как нельзя казнить
                                голубей.
Не должна
                     подлежать петле
белка,
              дремлющая в дупле,
и стучащий о древо
дятел,
           и катающийся у ног
щенок,
кенгуренок,
                залегший в чрево,
и скользящий травою
                                       уж,
и дельфин,
                   мореходец быстрый,
и червяк дождевой
                              у луж
не должны
               подлежать убийству, —
пусть живут,
пусть летят,
                          плывут…

А любовь —
                     ведь твое дитя, —
не казни,
                умоляю тя!

В смертной камере
                         одиночества
и стеная
                 наедине —
при бессоннице,
                среди ночи встав,
я хожу
               от стены к стене,
на тюремном полу
                             в персти
простираю к тебе
                         персты…

Ни одной обиды
                       не помнящий,
ожидающий
                 скорой помощи,
если я позову —
                            «приди»,
ты приди
                  и коснись груди,
где любовь лепечет —
                             «жива еще»,
и скажи: —
                 Человек, гряди!

Я гряду,
               почти умирающий,
подымая,
                      как веки Вий,
руки слабые,
                       умоляющие:
— Не убий любви,
                                 не убий!..

«ЛЮБЕЗНОСТЬ»

Любезность —
                        не любовь.
А ну ее, «любезность»!
Живут,
                не хмуря лбов,
любезные — и бе́з нас.

Лобзать
                    и не любить?
И лебезить при этом?
Я не любитель
                                 быть
объятий их объектом.

Спасающая нас
любовь —
              не резонерство,
и в самый тяжкий час
любезность
                     резанет вас.

Любезность —
                   лишь под цвет
любовей настоящих, —
вбегающих
                     чуть свет
и для тебя не спящих;

не смеющих
                       тебя
в опасный час покинуть,
готовых
                  хоть с себя
жизнь,
              как рубашку, скинуть

Таких —
               в нужде,
                               в войне —
хочу я видеть снова,
не говорящих
                            мне
любезного — ни слова!

КЛЕТКА

Щеглы попали в клетку.
Ко мне привел их путь.
Но я задумал —
                           к лету
свободу им вернуть.

Грустят в тюремном быте
с приятелем щегол.
Я тоже не любитель
задвижек и щеколд.

И птицам нет расчета.
Неволя —
                  не житье.
Решетка есть решетка,
хоть золоти ее.

Уже весной запахло,
ручьи по мостовой,
снежинка стала каплей,
и стужа теплотой.

Окно раскрыл я настежь,
и клетку я раскрыл.
Стою и жду.
                         Так нате ж, —
не расправляют крыл!

Свобода, братцы!
                                Солнце!
Природа так щедра!
Я взял
                и за оконце
подбросил вверх щегла.

Летите,
                мчитесь вместе
к друзьям своим лесным!
Смотрю —
                один на месте,
смотрю —
               второй за ним,

и ну, к кормушке —
                           пичкать
зерном свои зобы.

…Привычка
                       есть привычка
к превратностям судьбы.

ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ

А ведь момент
                действительно течет,
а не мелькает.
                     Медленно и долго
течет момент,
                     как маленькая Волга,
и в вечность
                       все явления влечет…

Его частиц
                      непознаваем счет,
и может в нем теряться,
                                 как иголка,
частица счастья,
                         и крупица долга,
и боль,
              что сердце надвое сечет.

Чушь!
              Не течет момент.
                                    И течь не должен.
Ни с места он
                         и вечно недвижим,
как лед,
                   который лыжами заскольжен.

Не убавляем он,
                       не растяжим,
не начат никогда
                          и не продолжен.
А это мы —
                скользим,
                                 течем,
                                             бежим…

СЛУЧАЙ

Садился старичок в такси,
держа пирог
                           в авоське,
и, улыбнувшись сквозь усы,
сказал: —
                    До Пироговской.

Он как бы смаковал
                                      приезд
и теплил умиленье,
что внучка
                      пирога поест
и сядет на колени…

Три рослых парня
                               у такси
рванули настежь дверцу
и стали
              старичка тащить
за отворот у сердца.

За борт
             авоську с пирогом
и старичка туда же,
и с трехэтажным матюгом!
— Жми, друг,
                     куда покажем!

Стоял свидетель
                             у столба,
как очередь живая,
он что-то буркнул
                              про себя,
сей факт переживая.

Прошло
              прохожих штуки три
в трех метрах от машины,
но что в них делалось
                                    внутри —
как знать? —
                     они спешили.

Ждала их служба
                             или флирт? —
гадать считаю лишним,
а может, в них
                      бурлил конфликт
общественного с личным?

Про этот случай
                          рассказал
мне продавец киоска;
он видел,
              как старик упал
и с пирогом авоська.

Он возмущался
                          громко, вслух,
горел, как сердце Данко,
но не вмешался,
                            так как лук
отвешивал гражданкам.

Затем явился
                           некий чин,
пост на углу несущий,
и молвил:
                  — Стыдно, гражданин
уже старик, а пьющий.

НАД КОРДИЛЬЕРАМИ