Аврахам Суцкевер - Зеленый аквариум

• Название: Зеленый аквариум
• Автор: Аврахам Суцкевер
• Жанр: Современная проза
• Год: 1978

Легенды и метафорические поэмы в прозе, написанные известным еврейским поэтом под влиянием трагических переживаний, связанных с Катастрофой европейского еврейства.

Автор был членом боевой организации Виленского гетто.

---

Донделе был одним из тех немногих, кого выпускали на рассвете в город с ведерками и веником, и он носился дотемна по старым спекшимся кровлям, по черепице цвета меди. Изъеденная и растрескавшаяся, она издали выглядела, как черепки на мертвых глазах города.

В своих метаниях по чердакам и кровлям Донделе попутно вынюхивал все потайные чуланчики и укрытия и всякого рода переходы с одного чердака на другой. Он также добрался до своих бывших соседей — обжигальщиков кирпичей — и стал разживаться у них едой, которую протаскивал в задние — на дне своего ведерка.

Впервые с начала дней резни Асна улыбнулась. Это случилось, когда Донделе возвратился вечером из города и вытащил из-под сажи в ведерке свежий творог. Улыбка была влажной и едва теплящейся. Так выглядит в осеннем саду капля росы на паутине. Но тут же Асна обнаружила на белом твороге черные отпечатки пальцев, и капля росы исчезла.

Если бы ведерку язык — о, оно бы уж рассказало! Оно могло бы рассказать, как, например, Донделе, чистя дымоходы в казарме, выкрал оружие и в этом самом ведерке приволок в заточение; или как караульные у ворот стали шарить в ведерке и потешались над безумцем, который приносит в заточение из города на ужин серую золу: глупые часовые не сообразили, что то не зола, а порох.

Оружие и порох Донделе приносил не для себя. Он доставлял это своему товарищу Звулеку Подвалу — для парней и девушек с горячей кровью.

…И выковал кузнец зимнюю ночь в семиулочном заточении. Закоченевшие, висят в пространстве красные искры, и тени примерзли к снегу.

Крыши с торчащими трубами — заснеженный лес.

В лесу — блуждающий Донделе, а за спиной его в ведерке — дитя. Он нашел это создание во взорванном погребе. Донделе должен его спасти. Укрыть в городе. Федька-кирпичник — хороший человек. Не выгонит.

В саночках с серебряной лошадкой покачивается над крышами луна. Донделе прыгает к ней в саночки. Луна тоже добрая — не прогонит. Они уже вот-вот проскользнут через пропасть. Но кто это барабанит по ведерку? Пуля ночного охотника разбрызгивает, точно ртуть, плач колокольчика.

С грудой снега срывается Донделе в пропасть. С пустыми саночками исчезает в лесу лошадка…

Когда заточение стало тонуть вместе с заключенными, Донделе удалось вынести оттуда свою маму.

Он нес ее на спине с одного чердака на другой, через боковые переулки, задние дворы и через сады с перезревшими яблоками и грушами. Осиротевшие кошки орали на ветвях в дикой тоске по исчезнувшим хозяевам.

А Донделе с мамой на спине переплыл Вилию и пробрался на кирпичный завод, который назывался цегельней Файвы Пекера.

И там, в разрушенном строении, в обжигальне, где в те времена, когда Файва Пекер был жив, выпекались кирпичи, там под угасшей печью Донделе построил укрытие для мамы.

Он построил его мастерски, с выдумкой, при помощи знаний и содействия Федьки-кирпичника, своего бывшего соседа, которого Донделе когда-то обучил хитростям голубиной охоты.

Федька помог также Донделе вытащить и пронести в укрытие мамину кровать. И сделал это Донделе не для того, чтоб, избави Бог, она дожила умереть в собственной кровати, как того желала себе Асна в заточении. Он сделал это ради того, чтоб она дожила до жизни.

6

В укрытии на цегельне Асна спохватилась, что, когда Донделе выносил ее из семиулочного заточения, она в страшной спешке забыла захватить или выронила свой молитвенник. И когда сын ее вернулся к зверю в пасть, чтоб отыскать и принести маме пропитанные слезами страницы, в этот самый миг зверь сомкнул свои цепкие зубы, и Донделе оказался внутри — вне неба и земли.

Волшебная сила отвернулась от его ведерка. Нет больше веника, купающегося в саже; нет веревки, что перебрасывает мечты с одной крыши на другую.

Поначалу Донделе казалось: он провалился в трубу. Такое как-то случилось с одним трубочистом, который нализался на крыше и с головою ухнул в мрак дымохода. Если с ним, с Донделе, и случилось такое, он все же не может понять, почему его падение длится целую вечность.

Но он не падает. Он едет. Под ним вертятся колеса, точно мыши на карусели. Карусель останавливается. Мыши превращаются в двуногих и втаскивают Донделе в земляной рукав.

Трупный дух ударяет ему в голову, и все битые зеркала с чердаков города, слепя, дробятся в его мозгу. Но тут же осколки гаснут, а в мозгу остается только их стеклянное покалывание.

Теперь у него мелькает мысль, что он вместе с солнцем находится в могиле. Оба мертвы: он и солнце. Но он чуточку более живой покойник и поэтому еще может улавливать запах солнца.

— Где я? — вырывается из него голос, точно эхо.

Еврейская речь отрезвляет его:

— Молодой человек, место, куда ты попал, — это ад.

Донделе хватается за уши, словно бы они насмехаются над ним:

— С каких это пор в аду разговаривают на идиш?

Другой голос, голос цвета пепла, отвечает ему:

— С тех пор, как Франкенштейн здесь король печей.

7

День ли, ночь ли? Две сильные руки подымают Донделе, вытаскивают из земляного рукава и доставляют наверх. Они оттягивают ему плечи, эти две руки, как если б он нес коромысло с двумя ведрами свинца. Они доставляют его в кузницу. Скелет с бронзовыми ребрами заковывает его ноги в цепи. Цепи свисают до земли, чтоб он волочил их. Цепи должны звенеть при ходьбе. Так постановил Франкенштейн — король печей.

Поздравляю. Цепи звенят. Теперь он уже знает, что земляной рукав — это глубокая пещера и что там отныне его дом. И Донделе замечает свою ошибку: солнце, вместе с которым он был проглочен, вовсе не солнце, а отсвет костра в печи. Пирамида горящих людей. Их тела — огненные птицы — устремляются как можно дальше от земли. Тот голос был прав: «Молодой человек, место, куда ты попал, — это ад».

Так Донделе стал сжигальщиком трупов. Таким же, как и другие.

Эти другие — вроде другие, но вроде те же. Все с цепями на ногах.

Донделе вспоминает: когда однажды раскрывали могилу, он нашел у какого-то покойника мезузу[27]. Он ее извлек и показал товарищу по несчастью. Тот учился в иешиве и всю ночь не спал, все думал и размышлял, осквернена мезуза или нет. И решил, что нет, и прибил ее к косяку, там, где спускаются в пещеру.

Другой сжигальщик опознал среди трупов своего ребенка.

— Я счастливейший из всех мертвых! — воскликнул он и с тельцем на руках прыгнул в огонь.

Был еще среди сжигальщиков шутник, который горько сокрушался: любопытно, какой роман печатается сейчас в «Форвертсе»?

Ночью в пещере сжигальщики рыли туннель для побега. План предложил Костя. Он сразу сошелся с Донделе, и молодой трубочист стал его правой рукой. Долбили и копали туннель осколками стекла, деревянными ложками, зубами, ногтями. Позже нашли в земле напильник, топор, нож, прихваченные жертвами с собой в ту дорогу, которой кончаются все пути. Выбранную землю ссыпали в колодец под нарами.

Туннель уже был почти готов. Еще чуть-чуть осталось до сосен за оградой. Костя и Донделе назначили ночь и час побега. Но в самом конце туннеля сжигальщики наткнулись на огромный камень, валун.

Костя уже хотел отменить весь план. Донделе впал в отчаяние. И тогда случилось такое, что и свои цепи, и свое пребывание в аду Донделе принял за счастье. В пещере к нему вплотную приблизилась человеческая фигура и шепнула:

— Донделе, узнаешь меня?

Вопрос поразил его. Конечно же, он знает здесь всех. Но голоса ему знакомей, чем лица.

Вдруг его руку схватили и втянули под одежду, прямо к бьющемуся под кожей сердцу:

— Все еще не узнаешь? Так я тебе скажу — —

В пальцы Донделе вступило теплое воспоминание. Он снова пережил свою первую мальчишескую радость. Так трепетно нежна едва народившаяся голубка:

— Ты? Нет…

— Да, это я, бывшая Ройтл. Здесь меня зовут иначе. Кроме моего спасителя, никто не знает, что я девушка. Если бы об этом узнал Франкенштейн, я бы давно уже унеслась на небеса. Он сам в меня стрелял. Сжигальщик трупов уже поднял меня на грабли и потащил к огню, но я, наверно, шевельнулась или простонала «мама», и он меня сунул в канаву и присыпал пеплом. А вечером принес сюда и спрятал. Тем временем здесь кто-то скончался, и я стала числиться вместо умершего. Количество ведь должно сходиться. Донделе, я не хотела, чтоб ты меня узнал. Я стыдилась. К чему, думала я, сыпать искры на раны? Но сейчас я вынуждена была открыться. Потому что я не могла не сказать: ты стал слабым. Ты, Костя и другие камня испугались. Не сдавайтесь! Этой же ночью надо взяться и пробиться. Я буду помогать. Либо я буду Ройтл, либо могилу мне ройте!

Оба стояли в глубоком молчании, точно раковины. Их слезы к тому времени еще не восстали из мертвых.

— Донделе, я прежде сказала, что я бывшая Ройтл. Но я и нынешняя. У меня два лица.