Валерий Смирнов - Чужая осень (сборник)

• Название: Чужая осень (сборник)
• Автор: Валерий Смирнов
• Издательство: Российский Запад
• Жанр: Детектив
• Год: 1994
• ISBN: 5-8294-0068-19

От телохранителя до руководителя крупной мафиозной структуры — таков жизненный путь главного героя трилогии Валерия Смирнова, автора многих детективных книг, завоевавших в последние годы прочную популярность как у отечественного, так и у зарубежного читателя. Обо всём этом и не только в книгах «Чужая осень», «Транзит через Одессу» и «Лицензия на убийства».

---

Валерий Смирнов ЧУЖАЯ ОСЕНЬ (Сборник)

Чужая осень

1

Несмотря на то, что в небольшом зале ресторана «Арагви» душно, я сижу в тщательно подогнанном бархатном костюме-тройке, который надел во второй раз в жизни. Что поделаешь, в нашем разговоре импозантный вид должен сыграть не последнюю роль при определении размера моего гонорара. Давно заметил, классический костюм почему-то вызывает у людей больше доверия, чем джинсовый. Мой собеседник благоухает запахом французского одеколона, слегка разбавленного привкусом отечественного пота, и лениво ковыряет вилкой холодные купаты, полуприкрытые относительно свежей зеленью. Можно подумать пришел он сюда только из-за этих сосисок с необычным названием, ради которого и делают свои заказы приезжие. Впрочем, торопить события не нужно и я делаю совсем маленький глоток коричневого кофе, именующегося почему-то черным. Так проходит еще минута, а затем он, откинувшись на спинку стула, медленно произносит фразу, заключающую целое открытие:

— Для нашего дела вы мне кажетесь слишком молодым…

— Со временем обязательно постараюсь исправить этот недостаток, — моментально цитирую услышанные когда-то слова.

Он пожевал губами, словно раздумывая, доедать свою порцию или продолжить разговор и пробормотал, доставая белоснежный платок из нагрудного кармана:

— Невыносимая жара…

Его поведение было оправданным, только впечатление общей рассеянности портили глаза: большие, серые, умные, плохо гармонирующие с розовой, покрытой испариной, лысиной. Глаза человека, привыкшего рассчитывать ходы до мелочей, находясь в слегка расслабленном состоянии, что всегда отупляюще действует на собеседника. Промокнув платком краешки губ, он спросил:

— А не кажется ли вам, что названная сумма…

— Не нужно выдавать сомнения собеседника за собственные, это может привести к тому, что вы сами сможете поверить в нереальность суммы.

— Откровенно говоря, она мне не кажется такой уж нереальной.

— Здесь вы правы. Но только по той причине, что это — лишь аванс.

Он вскинул брови, но серые глаза не выражали ни сомнения, ни удивления.

— В таком случае удовлетворите любопытство, какова же полная сумма?

Теперь пришел мой черед потянуть время. И хотя все было определено заранее, я медленно достал сигарету, несмотря на материнское предупреждение минздрава, размял ее, как следует, пустил из ноздрей голубые струйки дыма в сторону собеседника и, не торопясь, начертил в углу салфетки четырехзначную цифру.

Он внимательно изучил листок, словно это было по крайней мере завещание в его пользу, отложил шероховатую бумажку в сторону и, слегка прищурив глаз, протянул:

— Тогда мне придется обратиться к кому-то другому.

Эти слова зазвучали торжественно, как приговор суда. И хотя я знал, что он все равно никуда не денется, не смог отказать себе в маленьком удовольствии:

— В таком случае советую обратиться в милицию.

Он снова откинулся на спинку стула, но на этот раз в состояние, предшествующее сну, не впал.

— Я бы не рекомендовал вам вести себя так нахально со старшими.

— Названная цена, — не обращаю внимания на эту нотацию, — лишь четвертая часть стоимости вещи…

— И если возьметесь за меньшую сумму — просто уважать себя перестанете, — сыронизировал он, поднося спичку к бумажке с цифрами. Уголок салфетки осветило зеленоватое пламя, цифры вспыхнули и тут же погасли, бумажка свернулась, заиграла желтыми злыми искорками и обуглилась на дне пепельницы.

— Иногда человек тратит целую жизнь, чтобы достичь самоуважения, — я не скрывал удивления по поводу традиционного обряда из плохих детективов. Он, пожалуй еще пепел разотрет на всякий случай — иди знай, может сидят в зале люди в штатском, к которым он почему-то стесняется обратиться, и только дожидаются, чтобы мы отсюда вышли. А потом сгребут осторожно остатки листка в конверт и побегут в лабораторию выяснить истину и снимать отпечатки пальцев.

Самое смешное, что он действительно растер пепел по дну зеленоватой пепельницы и лишь потом ответил:

— Но пока человек добивается самоуважения, он может потерять здоровье.

— В таком случае, сожалею, что не попросил половину…

— Ну, а если я оставлю такой шанс?

— Во всяком случае, моим он не будет. Чужие шансы слишком упрощают собственную жизнь. А лишние деньги, как сигареты — доставляют удовольствие, но забирают здоровье.

— В таком случае я согласен.

— Остается выяснить только одно обстоятельство — как он к вам попал?

— Сами понимаете, что имя этого человека я могу назвать лишь в крайнем случае. Поставщик есть поставщик.

— Будем считать, что этот случай крайний.

— Я же говорил, что вы еще очень молоды, — качает он лысиной, усеянной крохотными капельками пота. — Попробуйте все узнать сами. По этому вопросу обращайтесь ко мне в самом крайнем случае. Действительно, крайнем.

Мы вышли на щедро залитую солнцем улицу, тротуар которой, несмотря на запрещающие знаки, был полон автотранспорта.

— Вас подвезти?

— Нет, спасибо, я пройдусь пешком.

Он медленно садится в свою «шестерку», и машина резко срывается с места. В газетном киоске покупаю вчерашнюю «вечерку» и проверяю истинность прогноза погоды. Все сходится. Не спеша открываю дверь машины, бросаю пиджак на заднее сидение и так же, как он, резко срываюсь с места, хотя торопиться в общем-то некуда. Просто привычка. Эта еще ничего. У меня есть и несколько привычек из разряда дорогостоящих. Поэтому я должен возвратить товароведу Яровскому похищенный у него портрет работы Тропинина.

2

Барановский открыл дверь рывком, хмыкнул что-то невнятное и посторонился, пропуская меня в прихожую двухкомнатной квартиры, которая во все времена года напоминала склад средних размеров. Затем, подтянув не второй свежести трусы на огромный живот, сделал весьма оригинальное заявление:

— От этой жары лопнуть можно.

— Скорее, истечь потом, — не согласился я обходя многочисленные ящики, стоящие на пути. Упав в свободное кресло, с удовольствием закурил и приготовился выслушать монолог Барановского. Он начал без предисловия:

— Представляешь, сегодня пошел с утра за сахаром, битый час стоял в очереди. Почему за свои деньги я должен еще стоять в очереди? За одной пачкой… А если мне надо две? Иди в другой магазин, стой в очереди, покупай. Идиотия такая! Да, в другой стране спроси я ящик, да что ящик — вагон сахара, меня бы в зад целовали за такую покупку. А эти цены… По телевизору каждый день говорят, что мое благосостояние растет, я не понимаю, как может расти благосостояние, если мясо уже стоит шесть рублей, а зарплата как была, так и осталась. Все дорожает прямо на глазах — билеты в кино, мебель, одеяла… Ты представляешь…

Я делал вид, что сосредоточенно внимаю его пламенной речи а сам думал: спросить Барановского, как говорится, в лоб или поиграть с ним?

Насчет цен Ким Никитич мог распространяться часами, но обличительные речи он произносил только дома. В своем СКБ Барановский с такой же горячностью нес ахинею на никому не нужных партийных собраниях, благодаря чему прослыл активистом со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде полубесплатных путевок. Правда, там он доказывал, что по уровню жизни мы обогнали все страны мира вместе взятые.

Барановский был хорошо известен многим своим умением делать деньги на чем угодно. С Уголовным кодексом он играл, что называется, в одни ворота, перепродавая книги, не отмеченные в каталогах, иконы, эмали. Периодов застоя его торговая деятельность не знала, при отсутствии антиквариата он, слегка рискуя, легко переключался на парфюмерию или икру. Лишь бы делать деньги. Не зря о нем говорили: Барановский способен снять с дерьма пену и превратить ее в наличные. Это обстоятельство меня очень устраивало.

— …Я тебя спрашиваю — продолжал обращаться ко мне Ким, отчаянно жестикулируя, несмотря на духоту в комнате, — кто здесь может прожить на одну зарплату? За все надо давать сверху. И самое страшное, что все берут. Только бронзовый Пушкин на бульваре не берет — у него рук нет.

Барановский прекратил повальное обличение, полез в холодильник и налил из запотевшей литровой банки холодную воду в большую синюю чашку. Пользуясь этой паузой, я быстро спросил:

— Заработать хочешь?

Продолжать свой монолог после этих слов Барановский уже не мог. Святое слово «заработать» легко примиряло его со всеми странностями жизни. Ким преобразился на глазах и, несмотря на огромное пузо, походил на охотничью собаку, сделавшую стойку.

— Мне необходимо одно полотно, которое может выплыть в любую минуту. Так что не пропусти. Мужской портрет работы Тропинина.