Владимир Карпов - Нехитрые праздники

• Название: Нехитрые праздники
• Автор: Владимир Карпов
• Издательство: Современник
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Молодой прозаик Владимир Карпов — из тех художников, которые стремятся поведать читателю о жизни во всей ее полноте, во всей ее реальности, какой бы подчас тяжелой и драматичной она ни была. Автор не торопится с делением своих героев на хороших и плохих. Он искренне сострадает описываемым им людям, ищет вместе с ними выход, а если даже и не указывает этот выход впрямую, то непременно выводит своих героев к свету, к надежде. Несмотря на драматизм сюжетов, произведения В. Карпова полны веры в человека, глубокой оптимистичной силы.

---

Да, история приключилась…

Впрочем, рано за голову хвататься. Кровь взяли, наказали строго-настрого явиться через четыре дня, там видно будет. Выпадут кресты — как Михаилу мужики в очереди объяснили, кресты какие-то должны выпасть, если болен, — тогда и… Неохота и думать, что тогда.

А пока жить. К детям своим почему-то остро потянуло — выходил из диспансера и прямо вот до щемоты, до нетерпения захотелось что-то для детей сделать! И для Степки, и для Настеньки, и для Маши, пусть не родная, все равно своя, ребенок… На озеро, что ли, всех свозить? В цирк сводить? В цирк! Давно Степке обещал. Обязательно — в цирк!

Жизнь пошла юзом, такими вот пробуксовками…

3

Обшарпанный темный подъезд, узкая чистая лестница — поднимался по ней Михаил, и снова пробирал его знакомый холодок и слабость. По этой лестнице нес на руках молодую жену в подвенечном уборе, потом кулек из одеяла с первенцем своим… А теперь подъезд, лестница, квартира — чужое! Должны стать чужими. А как станут, когда та самая жена, сын-первенец остались, живут здесь…

Позвонил. Как обычно, ждал, пока откроют, в волнении, с боязнью смутной: слишком непредсказуемый человек Лариса…

Дверь открыла не Лариса. Открыло какое-то молочно-белое пятно с лиловым лепестком губ. И скривились эти губы, как бы ухмыляясь, раздумывая, пускать его, Михаила, нет. Марина, Ларискина подруга… В памяти сразу мелькнула та ситуация, когда Михаил застал беременную замужнюю Маринку с любовником на собственной брачной постели. Теперь она вызывала у Михаила прямо-таки физически ощутимую брезгливость. Он считал, ее уж и в природе не существует, по крайней мере, исчезла из Ларкиной жизни, нет, здесь! Сколько раз Михаила трясло, когда он заставал жену в компании этой Марины и подобных ей — пьянющими!.. Сколько потом слов выговаривал Михаил жене: вразумительных, бестолковых, вкрадчивых, всяких!.. И та уж поймет вроде, застыдится, поклянется всеми святыми — опять эта Маринка откуда-нибудь явится! Сам, конечно, виноват, надо было сразу разогнать их шайку-лейку, да чего греха таить, поначалу нравилось посидеть в веселой беспечной компании, выпить… Стоит, скривила губы…

— Позови Ларису, — попросил Михаил.

— Зачем она тебе?

— Какое твое дело!..

Смотрит на Михаила — глазом не моргнет. И ни с места.

— Позови. Или пусти — войду. — Михаил старался спокойно говорить.

Подумал, сказать, может, что видел ее шулера при деле… Да больно уж с души воротило… Муж, наверное, все на тепловозе… Неужто он ничего не замечает, не понимает, что жена его не из тех женщин, которые терпеливо ждут мужей из долгих командировок?! Ее в соседней комнате оставить опасно. Хоть какой доверчивый будь — мыслишки ревнивые должны шевелиться. Что она говорит в свое оправдание? Наверное, то, что говорят в таких случаях все: «Как ты можешь обо мне такое думать?!» Самое невероятное — она на шесть лет моложе Лариски!

— Ларочка, к тебе гость, — смилостивилась Маринка.

Лариса наконец появилась, лениво, будто нехотя. Встала в двери. Тоже губы чуть скосила. Бровки подняла: кто, мол, такой и откуда взялся? Голову набок, бедро в сторону, огненные волосы по плечам. «Красивая все-таки, зараза, — Михаил подумал. — Даже нет, не то чтоб красивая — соблазнительная».

— Может, впустишь? — заговорил Михаил.

— Нечего. Говори здесь, чего надо?

— Веселитесь все, празднуете?! — не сдержался Михаил. Он не хотел этого говорить, обвинять, да больно уж его зарядила раздражением Маринка.

— Не твое дело! Я не хожу, не смотрю, что вы там делаете!

— И эта… Помойка здесь!

— Твоя Таня одна хорошая, и иди к ней. Чего приперся? — Лариса была, конечно, много спокойнее Михаила.

— Доведет она тебя. Она же нормальную человеческую жизнь прямо ненавидит. Между прочим, я тебе раньше не говорил, но она мне вон там, на кухне, почти открытым текстом кое-что предлагала…

— Ты чего хочешь? Я тебе друзей не выбираю. Говори и убирайся. Нечего тут распоряжаться!

— Здесь мой сын!

— Твои дети у тебя дома с красавицей твоей бессловесной, с грустными глазами.

— Где Степка? — Михаил все же взял себя в руки, посуровел.

— Зачем он тебе?

— В цирк хочу сводить.

— В цирк?! — в голос расхохоталась Лариса. — Цирк! Повернутое ты, Миша, создание! А я гляжу в окно — бежит! Как жеребец! Куда он, думаю, так, а он в цирк! Тебя бы самого туда, в цирк — по кругу этому скакать. А мне бы кнут в руки!..

— Перестань!.. Где сын, спрашиваю?

— В деревне он, в деревне. Успокойся.

Михаил поглядел Ларисе через плечо, наискосок, в приоткрытую чуть дверь комнаты.

— Чего высматриваешь? — уловила тотчас Лариса его взгляд. — Завертел глазищами! Нюхом прямо чуешь: как только люди придут, так и он тут! Ждут его!..

— Ладно, веселитесь. Довеселишься…

— Довеселюсь, ыгы. Иди к своей невеселой — и радуйся…

Лариса на прощание улыбнулась — состроила благодушную улыбочку, — и прикрыла дверь.

Задержалась на секунду, чувствуя, как по ту сторону двери и Михаил постоял чуть, повернулся резко и побежал вниз. За ее спиной, в комнате звучала музыка, слышался Маринкин голос. И еще там двое каких-то мужиков. Понятно, зачем явились… Чужие все люди.

Лариса взяла на кухне пачку сигарет, прошла в ванную. Включила воду, понапористее струю сделала, чтоб шумела громче. Закурила. Закусила губу. Хотелось поплакать, да кто пожалеет… Какой-то рок: больше года она этой Маринки в глаза не видела, стоило той явиться — и, пожалуйста, как по заказу, Мишка! Снова на поверку она, Лариса, получается… А знал бы он, Мишка, сколько вечеров и ночей провела она одна! Сколько!.. Их гораздо больше, неисчислимо больше. Перед телевизором или с книжечкой в руках. А без Степки и вовсе худо. Пока дома он, вроде и в тягость кажется, руки связаны, а отвезет его в деревню — тоска заедает! Одиноко. Кто бы знал, как бывает одиноко! Каково любой женщине одной?! Днем-то ничего еще; протолкаешься, просуетишься, дела все вроде, заботы. А вечером… Такая, бывает, жуть находит!.. Ляжешь, натянешь на себя одеяло… И пустота. Зачем были дневные эти заботы, хлопоты?.. Или просто сведет истомой колени, сожмет всю… Так себя, господи, жалко станет! Разве виновата она, что родилась влекомой, чувственной?! Хоронить себя в тридцать лет! Чего ради? Да лети она прахом, вся эта положительная, благообразная жизнь!.. Лети она, Миша, вот так…

Лариса затушила сигарету, бросила в ведро окурок. Поправила волосы перед зеркалом, попробовала улыбчивое, пренебрежительное чуть выражение лица. Выключила воду. Если бывшему мужу угодно считать, что живет она в непреходящем веселии — надо соответствовать! Мужиков, правда, Маринка привела не ахти. Этот, который явно для нее, Ларисы, предназначался — здоровый, морда желудем — тупость сразу выказал, работником КГБ представился! Что у них за мода нынче, с кем ни познакомишься — из КГБ или ОБХСС. Другое выдумать ума не хватает! Но, видно, и не работяга. Или начальничек небольшой, или из торговли. Олегом, кажется, зовут…

Лариса вся из себя «легко и непринужденно» вышла к гостям. Поставила на стол рюмочки.

— Вы, кажется, из КГБ? — обратилась она улыбчиво к «желудю» с усиками. — А я, кстати, из ЦРУ. За это и выпьем!

Отметила: а все-таки ничего он мужик, в теле, имя приятное. И, видно, денежный.

Олег степенно, как человек глубоко понимающий юмор, улыбнулся. Другой, чернявый, грузинистый, стал откупоривать бутылку. Маринка пританцовывая подходила к столу, хохотнула.

Чужие, далекие друг другу, далекие ей, Ларисе. Умри завтра любой — другие и не взгрустнут, повод разве найдется выпить.

Лариса знала, что после трех-четырех рюмок на нее «найдет». Что найдет — сказать трудно. Скорее всего, подзаведет этого Олега, припрет его, положим, таким простым вопросом — кто ты есть в этой жизни и чего из себя строишь? А может, наоборот, возьмет да и пылкую страсть к нему разыграет… Или взбаламутит, потащит за собой всех куда-нибудь… Кто знает, что получится?.. Тоска ведь все. И не того вовсе желается. Надежности как раз желается, уверенности, что тебя любят, ты нужна, ты, и никто другой. Кто знает, что получится?..

4

Михаил вел автобус. Обычный рейс из одного города в другой, из Европы, между прочим, в Азию. В зеркальце над стеклом маячило девичье лицо. Михаил без умысла особого, больше так, по привычке, подстроил зеркальце, чтоб девушку эту видно было. Раньше обычно, от скуки и шутки ради, заводил игру с какой-нибудь девчонкой в переглядки. Кончались подобные истории чаще всего невинно, вздохом его горьким, такой примерно мыслью: «Она уже никогда не будет моей… Но еще могла бы!» Собственно, эта именно мысль, начав преследовать, крепко повлияла на его жизнь, далеко завела. Поначалу оформилась в твердое ощущение упущенности жизни: «Годы уходят, а было ли у тебя, Миша, что-нибудь настоящее? Была ли та любовь, о которой мечталось в юности ранней? Любовь, когда очарован, преклоняешься?.. Господи, до дома-то почти никого не провожал! Школа, армия, женитьба. Все заслонила Лариса, и черная какая-то к ней страсть. И все чего-то воспитывал ее, тянул в нормальную жизнь. Никак себя к этому не готовил, гулять бы бездумно да бедокурить, не из последних мужик, пусть бы наоборот — тебя остепеняли, прощали… Вовсе не по тебе доля какого-то правильного, вечно морализующего мужа! Ты тоже хочешь просто жить, путаться — жить, как понесет»… Так мыслилось. И понесло…