Татьяна Тронина - Запретная любовь (сборник)

• Название: Запретная любовь (сборник)
• Автор: Татьяна Тронина
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-84162-2

Рассказы и повести этого сборника посвящены запретной любви – любви вопреки: здравому смыслу, общественному мнению, правилам морали, законам Бога и человека. Преступен ли грех, дающий жизнь? Ведь искренняя любовь не может быть аморальной. Свой взгляд на тему грешной любви представляют авторы современной российской прозы Мария Метлицкая, Маша Трауб, Валерий Панюшкин и другие.

---

Она перечитывала письмо по нескольку раз, потом клала его на дно сумочки, на улице сумочку открывала снова и пальцами ощупывала драгоценную ношу.

А дома складывала их в коробку из-под польских туфель. Сверху лежали лоскутки, тесьма, бельевая резинка. Место, куда никто и никогда не заглянет.

По ночам, заглянув в комнату мужа и убедившись, что он крепко спит, она доставала свои сокровища и читала их снова с фонариком под одеялом. Как глупая, впервые влюбившаяся старшеклассница. Впрочем, впервые влюбившаяся – это ведь правда…

Такая вот конспирация. Смешно. Зато после этого так хорошо спалось! Просто дивно спалось после этого.

Письма… Все его письма были такими светлыми, такими прекрасными, такими остроумными, трогательными и часто наивными, что она, перечитывая их в десятый и тридцатый раз, ощущала себя самой счастливой на свете. И ерунда, что он немолод, нездоров и так далеко от нее. Теперь она не ощущала своего одиночества. Ведь все эти годы, находясь рядом, только руку протяни, с молодым, здоровым и остроумным человеком, она задыхалась от тоски, чувствуя их отдаленность друг от друга, их чужеродность, нежелание быть вместе в горе и в радости, отсутствие потребности – физической и духовной – друг в друге. Словно кто-то обрек их на муку совместного существования, одинаково тягостного – и для нее, и для него.

Она писала ему обо всем – что происходит на работе, про успехи Лидочки в садике, про новую юбку: «Ты представляешь, какая удача – синяя в белый горох! И с совсем небольшой переплатой».

Он отвечал, что рад за ее дочку, советовал, как разрешить конфликт на работе, радовался ее удачной покупке. Его интересовало все, что с ней происходит. И что происходит у нее в душе. Он утешал ее как ребенка, когда болела дочка, грустил вместе с ней и радовался тоже – вместе.

Она читала его письма, словно говорила с ним вслух. Позвонить не могла – в его бараке телефона не было. Он пару раз звонил ей на работу, но… Что это за разговор – под пристальными взглядами сотрудниц?

Приезжал Яворский примерно раз в два-три месяца. Снимал недорогую гостиницу где-нибудь на окраине, и Нюта ехала туда. В эти дни она брала отгулы или больничный и приезжала к нему с самого утра. Пару минут они стояли в дверях и все не могли насмотреться друг на друга. Она видела столько нежности в его глазах, столько боли… И столько любви!

Иногда он затевал разговор под кодовым названием «Наша с тобой безнадега». Убеждал ее, что все, пора заканчивать, что все это ведет не к добру, а только к плохому. Что пока еще есть шанс оторваться, отвыкнуть друг от друга. Ей – устроить свою жизнь, в конце концов. Повторял про пропасть, про невозможность совместного будущего. Про то, что он будет только дряхлеть, а она – расцветать. Повторял страшновато звучащую цифру их разницы в возрасте, а она закрывала ему рот ладонью и мотала головой – не хочу ничего слышать!

Однажды он выдал, что, вероятно, писать ей перестанет – пусть это жестоко, но она, разумеется, переживет.

Она рассмеялась и ответила, что тут же приедет к нему с Лидочкой и с чемоданом. А потом снова смеялась и все спрашивала его:

– Ну что? Испугался?

Он ответил, что давно свое отбоялся, а если она это сделает, то еще раз подтвердит, что она – сумасшедшая дура.

А она шептала, что бежать от любви глупо и подло, и раз так случилось – то только благодарить судьбу, только «спасибо» за все! И еще твердила, что счастливей ее нет на свете и ей наплевать на расстояние и его возраст, да на все наплевать. И что морщины его и седые волосы, и даже трость его она обожает. А от голоса… у нее, мол, вообще кружится голова!

– А стремление к общему дому? – удивлялся он. – У тебя совсем его нет?

Она мотала головой и отвечала, что этого ей вполне достаточно.

Он тяжело вздыхал, пожимал плечами и повторял:

– Ну точно – сумасшедшая дура!

А после этого сжимал ее плечи своими сильными руками, и она закрывала глаза, тая, расплавляясь, точно мороженое на блюдце, которое она полчаса «выдерживала» для Лидочки возле включенной плиты.

Однажды, провожая ее до такси, Яворский посмотрел ей в глаза и недоверчиво спросил:

– Слушай, а тебе правда ничего больше не надо и тебя все устраивает?

Нюта кивнула.

– Никак не можешь поверить?

Он пожал плечами.

– И даже этот… как его – адюльтер?

Она рассмеялась.

– Никакого адюльтера тут нет! Мужу своему я не изменяю, потому что мужа – в классическом представлении – у меня нет. Так что совесть моя чиста и душа спокойна. Чего, собственно, и вам желаю!

Яворский покачал головой – с сомнением, осуждением? Удивляясь ее легкомыслию и беззаботности.

Герман смотрел на Нюту с задумчивым интересом, словно разглядывая неведомое насекомое. Однажды после ее «запоздалого» прихода («много работы, Нина болеет») спросил:

– Слушай, а я тебе… не мешаю?

Она, не отходя от плиты, коротко бросила:

– Нет! – И, обернувшись, добавила: – На эту тему беспокоиться точно не стоит.

А где-то через полгода на кухне сидела Зина и смотрела на нее странным взглядом – смотрела и молчала, просто наблюдая за ней.

Потом вдруг сказала:

– Сядь. Не суетись!

Нюта послушно села, сложила на коленях руки и кивнула.

– Ну! Что?

– У Герки есть баба, – выдохнула Зина и добавила: – Думаю, что тебе надо быть в курсе.

– Баба? – растерянно переспросила Нюта и улыбнулась. – Вот и славно! Я за него искренне рада.

Зина округлила глаза и покрутила пальцем у виска.

– Ты что, рехнулась? А если там все серьезно? Баба молодая, красивая. Одинокая. Герку окрутит как нечего делать.

– И что ты мне предлагаешь? – устало спросила Нюта. – Убить молодую, красивую и одинокую? Отравить мышьяком или дать в подъезде кирпичом по башке?

Зина пожала плечами.

– Ну, за мужа… Как-то принято… биться. Не отдавать же в чужие и цепкие ручки готовый продукт!

Нюта вздохнула.

– Зинуль, какое там «биться»… Жизни у нас нет давно. Удерживать я не буду – пусть идет, куда хочет, и пусть будет счастлив.

– Придумываешь! – раздраженно ответила та. – Нет у них жизни! А что ты, собственно, называешь «жизнью»? Страсти-мордасти? Цветы каждый день? Бессонные ночи? Что, объясни! Есть дом, есть ребенок. А вот скандалов нет. И муж твой – не пьяница и не гуляка.

– Гуляка, – засмеялась Нюта, – ты же сама сказала: есть баба!

– Вот так и отдашь? Без вопросов?

Нюта кивнула.

– Сразу и без единого. И еще пожелаю огромного личного счастья.

– Идиотка, – вздохнула Зина, – чтобы в наше вот время – и так, с легкостью, отдать хорошего мужа!

Зина быстро засобиралась и ушла, а Нюта долго сидела, подперев лицо руками, и думала о том, что теперь она свободна! Совершенно свободна!

Какое, господи, счастье!

Герман ушел в Новый год – она терла сыр на «Мимозу» и, услышав шум в прихожей, сполоснула руки и вышла туда.

Он надевал пальто, возле его ног стоял чемодан.

– Сегодня? – спокойно спросила она, вытирая руки о фартук.

Он молча кивнул. А потом, усмехнувшись, добавил:

– Была без радости любовь, разлука будет без печали!

Она покачала головой.

– Не было любви, Гера, не было! В этом все дело. Но сегодня – как-то не комильфо! Через пару часов приедут Половинкины и родители. Что им сказать?

– Отмени, – коротко бросил он, – к чему этот цирк?

– Вот ты и отменяй! – ответила она. – Ты ж у нас главный клоун!

Герман не ответил, взял чемодан и вышел за дверь.

Нюта села на стул, подумала и набрала номер родителей.

Все оказалось просто – все вдруг свалились с температурой. Сначала Лидочка, потом Герман. А сейчас и у нее раскалывается голова. Дурацкий вирус, косит всю Москву, слава богу, вы еще не успели выехать с дачи.

Потом позвонила Зине:

– Братец твой… только что хлопнул дверью. В руках – чемодан. Так что веселье, прости, отменяется.

Зина помолчала, а потом выдала:

– А я тебе говорила. Сама виновата!

– Сама, – легко согласилась Нюта и звякнула трубкой.

После ухода Германа ей стало так легко, что она, казалось, просто летала. Лидочка ухода отца словно и не заметила. Был равнодушный отец, нет равнодушного отца.

Алименты он присылал по почте, а спустя год Зина сказала, что у Германа родилась дочь.

Яворскому она написала сразу – с мужем рассталась, точки поставлены, решение за ним.

Он долго не отвечал, а потом написал, что это ровным счетом ничего не меняет. И взваливать на ее плечи такую ношу он не может. Дела его неважны, нога болит все сильнее, и ему все труднее ходить и сидеть.

Впрочем, он вскоре приехал, но жить у нее отказался – как всегда, снял гостиницу.

В те три дня она все время плакала, задавая один и тот же вопрос: