Сергей Мосияш - Скопин-Шуйский. Похищение престола

• Название: Скопин-Шуйский. Похищение престола
• Автор: Сергей Мосияш
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-006972-3

Новый роман Сергея Мосияша «Похищение престола» — яркое эпическое полотно, достоверно воссоздающее историческую обстановку и политическую атмосферу России в конце XVI — начале XVII вв. В центре повествования — личность молодого талантливого полководца князя М. В. Скопина-Шуйского (1586–1610), мечом отстоявшего единство и независимость Русской земли.

---

— Довольно будет колоколов, а пушек мы наслушались в сражениях, — сказал он.

И именно поэтому не велел стрельцам вступать в Москву с заряженными пищалями. Чтоб ближние не догадались о его страхе, пояснил:

— Я встречаюсь со своим народом, а не с врагами.

И то верно. Не поспоришь.

20 июня 1605 года утром загудели колокола по всей Москве, народ высыпал на улицу и поскольку они были слишком узки, многие сидели по крышам и заборам. Всем хотелось видеть долгожданного природного государя «доброго царя», обещавшего столько милостей измученному народу.

Во все глаза следили москвичи за царской каретой и на все пути следования провожали радостными криками: «Здравия тебе, государь наш Дмитрий Иванович!»

Царь милостиво улыбался народу, кивал головой, помахивал ручкой, и некие, сидя на заборе, спорили:

— Видал, это он мне кивнул!

— Нет, мне.

— Нет мне, спроси у Лехи. Леха, ты заметил?

— Заметил.

— Ну кому он помахал?

— Ведомо, мне, я ж не слепой.

Некоторые от восторга плакали:

— Слава Богу-, наконец-то голубушка наш припожаловал.

— Помогай тебе Бог, боронитель ты наш.

Не слышит всего этого Дмитрий, но догадывается, что чернь искренне рада ему. Да и где тут услышать, колокольный звон уши забивает: «Бом-бом-бом, тили-тили-бом!» Самого себя не услышишь.

Польские рыцари со всех сторон кареты, со всех сторон гарцуют, чтоб, борони Бог, кто не покусился на жизнь государя. Кто слишком близко оказывается из черни к карете, на того конем наезжают: «Посторонись».

В простом народе и тени сомненья нет, что едет не настоящий царь. Он, он родимый. Не зря же вкруг кареты эвон сколько князей — Василий Голицын, Михаил Скопин-Шуйский, Дмитрий Шуйский, Борис Татев, Борис Лыков, Артемий Измайлов, Басманов, Мстиславский, всех не перечтешь. И вот он царь — солнышко наше долгожданное.

На Красной площади царя ждало все московское духовенство. Дмитрий вышел из кареты, колокола умолкли. Архиерей Арсений отслужил благодарственный молебен, благословил государя иконой. И тот поцеловал ее.

С площади он проследовал в Кремль в сопровождении всего клира и в окружении телохранителей — поляков под командой Маржерета. В это время польские музыканты, воспользовавшись тишиной, громко заиграли в трубы и литавры веселую музыку, что несколько обескуражило русских, так как государь направился в Архангельский собор поклониться могилам отца и брата.

Там, остановившись у могилы Грозного, он, скорбно склонив голову, молвил: «Спи спокойно, отец, держава вновь в наших руках». Поклонился он и могиле брата Федора Иоановича.

Посетил царь и Успенский собор, милостиво прослушав там псалмы, пропетые священнослужителями в честь такого торжественного события: «Боже, будь милостив к нам и благослови нас, освети нас лицом твоим, дабы познали на земле путь твой, во всех народах спасение твое. Да восхвалят тебя народы все. Да веселятся и радуются племена…»

Из храма царь прошел в тронный зал дворца и торжественно уселся на царский трон. И близ стоявшие услышали, как государь вздохнул с облегчением, тихо молвив: «Наконец-то!»

И все бывшие там князья и бояре поклонились ему: ты наш царь. Лишь поляки не согнули свои гордые выи[19], что с них взять — латиняне.

4. Польский интерес

Стоявший на сенатской кафедре канцлер Фома Замойский метал громы и молнии в сторону воеводы Юрия Мнишека:

— Это авантюра, то, что вы затеяли против России, с которой сейчас у нас мир. Этот ваш разбойничий набег на Московию губителен и для Речи Посполитой…

Слушая эти обвинения, Мнишек смотрел на короля, сидевшего выше кафедры с непроницаемым лицом, и мысленно корил его: «Что ж ты молчишь? Ведь ты-то знал о походе, даже вставил свой интерес в «кондиции». И вот канцлер меня топчет, а ты в стороне, ваше величество. Хоть бы словцо кинул».

— …А ваш так называемый царь, кто это? — кривил в насмешке губы Замойский. — Проходимец, каких много по Польше шляется. Откуда вы его выкопали, ясновельможный пан Мнишек? Где нашли?

— Мне его представил Адам Вишневецкий, — пробормотал смущенно Мнишек, рассчитывая скорее на слух сидящих около него, но канцлер тоже услыхал это бормотание:

— Вот-вот, от этого схизматика Адама ничего иного и ожидать нельзя. А где, спрашивается, Константин Вишневецкий? Где? Я вас спрашиваю, пан Мнишек.

— Он остался при царевиче.

— Ха-ха. Вы слышите, Панове, «при царевиче». Этот прохиндей выдает себя за сына Ивана Грозного, говорит, что когда-то погубили другого, а не его, что он спасся. Все это вранье, достойное комедии Плавта или Теренция[20]. Представьте себе, ясновельможные, велели убить кого-то, а убийцы спутали и убили другого. А? Царевича спутали с поповичем. Каково?

По рядам прокатился веселый смешок. Мнишек хмурился, продолжая сердиться на короля. Замойский не остывал:

— …С таким же успехом вы могли подготовить козла или барана, — продолжал он злословить, веселя весь сейм.

Мнишек полагал, что канцлером все и кончится и король наконец скажет свое слово в защиту воеводы и гетмана Мнишека.

Но после Замойского на кафедру поднялся литовский канцлер Лев Сапега. Он начал с вопроса:

— Вот вы говорите, ясновельможный пан Мнишек, что воротились от Новгород-Северского и увели с собой многих ротмистров. Почему же с самозванцем остался князь Константин Вишневецкий?

— Откуда мне знать, это надо самого Константина спрашивать.

— А кто еще из панов остался с лжецарем?

— Ну я всех не упомню.

— Но хоть кого-то назовите.

— Остались братья Бучинские, Ян и Станислав, Дворжецкий, Иваницкий, Слонский, Доморацкий, ну и несколько других, разве всех упомнишь.

Сапега взглянул в сторону короля:

— Я не удивлюсь, ваше величество, если Московия порушит наш мир. И считаю, как и канцлер Замойский, что сей Дмитрий не царского происхождения, ибо законный наследник так бы не поступал, он бы действовал по-другому.

— Ну как по-другому, пан Сапега? — спросил быстро Мнишек. — Как? Научите.

— Ну обратился бы к королю или к императору.

— Он обращался к королю, — сказал Мнишек.

Ему надоело отстраненное выражение лица Сигизмунда III: «Пусть и он огрызается. Почему я должен один отдуваться?»

Все воззрились на короля. Тот пожевал сухими губами, молвил негромко:

— Я отказал ему… Я тоже не поверил в его царское происхождение. По его поведению и манерам выдается подлое происхождение. И потом, у нас же с Россией мир.

«Высклизнул, налим, — подумал Мнишек о короле. — А небось в «кондициях» выпросил Смоленск. Ну жук». Однако вслух ничего не сказал — «кондиции-то» были секретными. Делили шкуру неубитого медведя. Если б сейм узнал о них, скандал бы был еще тошнее.

Король отоврался. А на бедного Мнишека навалился очередной сенатор — воевода Януш Острожский:

— Я спрошу вас, пан Мнишек, кого вы набирали, в эту так называемую царскую армию?

— Только добровольцев, пан Януш.

— И сколько их таких сыскалось?

— Около двух тысяч.

— И что, вы всерьез хотели с ними завоевать Москву?

— Ну мы рассчитывали, что к нам примкнут потом другие. Имя царевича очень популярно в России.

— Тогда отчего вы тащились по польским землям аж два месяца?

— Ну понимаете, князь, обоз же, потом снабжение.

— Не виляйте, пан Мнишек, не виляйте. Вы как воевода, а там вы назвались еще и гетманом, знаете, что в поход с конницей лучше всего выступать летом, по свежей траве. Вы же дождались осени, и все ваше «снабжение» свелось к простому грабежу панских фольварков. Да, да, не отпирайтесь. И это еще не все, ясновельможные Панове. Я еще спрошу уважаемого воеводу, а чем ваша армия отличалась от шаек Наливайки? Чем?

— У нас были рыцари, при чем тут разбойник Наливайка?

— Ваша армия тоже разбойничала, пан Мнишек. Разве что не сдирала кожи с панов, не вешала их, но исправно насиловала паненок, отбирала фураж, сено.

— Это голословно, пан Януш. Вы приведите хоть один пример.

— Пример? Пожалуйста. Вы помните, в одном переходе от Киева к вам с жалобой явился пан Желтовский?

— Ну-у помню… кажется.

— На что он жаловался? Помните? Молчите. Так я вам напомню, что ваши рыцари изнасиловали его обеих дочерей и жену. Что вы ему ответили?

— Не помню.

— А я вам скажу. Вы ответили, мол, в войну всякое бывает.

— Возможно, возможно.

— Не возможно, пан Мнишек, а точно. Мне пан Желтовский все передал дословно. Так как это называется? Война против своих, на своей земле. Чем же вы лучше злодея Наливайки?

Молчал Мнишек, исподлобья поглядывая на бесстрастное лицо короля: «Молчишь, налим. Как будто тебя не касается. Если все у Дмитрия получится, то хрен тебе, а не Смоленск будет».