Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире

• Название: Арийский миф в современном мире
• Автор: Виктор Шнирельман
• Жанр: Языкознание
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4448-0422-3

В книге обсуждается история идеи об «арийской общности», а также описывается процесс конструирования арийской идентичности и бытование арийского мифа как во временном, так и в политико-географическом измерении. Впервые ставится вопрос об эволюции арийского мифа в России и его возрождении в постсоветском пространстве. Прослеживается формирование и развитие арийского мифа в XIX–XX вв., рассматривается репрезентация арийской идентичности в науке и публичном дискурсе, анализируются особенности их диалога, выявляются социальные группы, склонные к использованию арийского мифа (писатели и журналисты, радикальные политические движения, лидеры новых религиозных движений), исследуется роль арийского мифа в конструировании общенациональных идеологий, ставится вопрос об общественно-политической роли арийского мифа (германский нацизм, индуистское движение в Индии, правые радикалы и скинхеды в России).

Книга представляет интерес для этнологов и антропологов, историков и литературоведов, социологов и политологов, а также всех, кто интересуется историей современной России. Книга может служить материалом для обучения студентов вузов по специальностям этнология, социология и политология.

---

Правда, имелись и иные мнения. Соглашаясь считать «арийцев» молодой расой, социолог Н. Г. Воронов видел для нее в этом определенную опасность: ведь «старые народы» лучше адаптировались к окружающей обстановке и в мирных условиях успешно конкурировали с «молодыми». Нетрудно заметить, что при этом он не различал «народ» и «расу», считая их синонимами (Воронов 1888а: 21–22; 1888б: 42–44). Как бы то ни было, его подход пробуждал у «арийцев» чувство тревоги и заставлял искать потенциальных врагов в лице «старых народов».

В начале XX в. «славянская школа» переживала кризис, окончательно перестав отвечать требованиям возмужавшей к тому времени науки. Тем не менее накануне Первой мировой войны в условиях бурного роста русского национализма ее наследие широко использовалось для разработки откровенно шовинистических версий истории России и русского народа (см., напр.: Ковалевский 1912; 1915). Именно тогда в Россию с Запада проникла расовая версия «арийской идеи», которая была подхвачена антисемитской публицистикой, пытавшейся представить мировую историю вечной борьбой Добра со Злом, «арийцев» с «семитами» (Селянинов 2011; Родионов 1912; Ковалевский 1915. Об этом см.: Батунский 1992; Шнирельман 2011а. Т. 1: 211–222). К «арийцам» в данном контексте причислялись прежде всего славяне, изображавшиеся в ряде случаев лучшими из «арийцев» (см., напр.: Шмаков 1912; Ковалевский 1915: 15).

Арийская тема с ее антисемитским подтекстом была воспринята некоторыми русскими писателями-модернистами, увлекавшимися оккультными науками. Не обошли эти веяния и А. Блока52 с А. Белым: оба они остро переживали за «истинную арийскую культуру», которой якобы грозила «туранская/желтая опасность» (последняя, в их понимании, включала и еврейский компонент). Эти идеи восходили к нашумевшей тогда книге антисемита Хьюстона Чемберлена, чья концепция пропагандировалась в России А. Шмаковым (Безродный 1997; Светликова 2008). Возмущаясь, подобно Рихарду Вагнеру, коммерциализацией культуры, которую он связывал с деятельностью «пришлых людей», Белый усмотрел в этом схватку «иудаизма» с «арийством» и даже «духовное порабощение арийцев» (Белый 1909). Он выступал против «семитского материализма» и мечтал об «арийском возрождении» (Эткинд 1996: 276–277; Светликова 2012). Вместе с тем нетрудно заметить, что тогда в России концепция всемирного Зла нередко объединяла «семитизм» с «туранизмом».

Как мы видели выше, все такие теории не просто питались теми же соками, на которых вырос германский национал-социализм, но и сыграли существенную роль в сложении его идеологии. Они служили компонентами нового мистицизма, неразрывно связанного с псевдонаучными построениями, популярными в Европе рубежа веков.

Вместе с тем в период Первой мировой войны тема «арийства» понималась в русской интеллектуальной среде по-особому. Так, для участников «скифского движения», куда входили известные писатели и поэты, «скифы» виделись творцами нового мира, способными примирить Восток и Запад. Россия представлялась особым «христианско-арийским», или «греко-славянским миром». В то же время поражение России в войне и возникший революционный хаос воспринимались в трагических тонах и порождали желание поднять престиж России в глазах общественности. Именно в этом контексте, связанном с антинемецкими настроениями, следует понимать слова А. Блока: «Последние арийцы – мы». В юности Блок увлекался древней историей и высоко ценил вышедшую тогда в русском переводе книгу О. Шрадера, помещавшего прародину индоевропейцев на юге России. Блока воодушевляла идея связи славян со скифами, то есть «арийцами», что, в его устах, обещало им великое будущее (Бонгард-Левин 1993: 601, 607–610). Все это вызывало у Блока стремление выявить «арийские основы» христианства и отличать их от присутствующего в нем «иудейско-рационалистического элемента». Именно поэтому он резко выступил против А. Волынского, настаивавшего на иудейской подоснове христианства и пытавшегося дистанцировать его от «арийства» (Бонгард-Левин 1993: 618)53.

По окончании Первой мировой войны эзотерика Блаватской нашла поклонников в Болгарии, где местные теософы, группировавшиеся вокруг Мастера Петра Дынова, пытались связать арийскую идею со славянским мессианством (Гудрик-Кларк 1995: 189; Dulov 2013: 208–209). Между тем современные русские неоязычники не упускают случая использовать в своих целях и это весьма сомнительное наследие (Асеев 1998: 20). Некоторые из них прямо связывают «славяно-арийскую» гипотезу с ариософией, хотя и старательно отмежевываются от того, что объединяет ее с нацизмом (Бондарев 1996). Тем самым, их взгляды с головокружительной быстротой совершают эволюцию, на которую патриарху немецко-австрийского неоязычества, национализма и антисемитизма Гвидо фон Листу понадобились десятилетия.

Давно интересовавшийся Атлантидой Д. С. Мережковский с особой страстью обратился к этому сюжету в 1920-х гг. в ожидании новой войны и окончательной гибели Европы. В 1929 г. он закончил книгу, где в соответствии с эзотерической идеей циклизма изображал «первым человечеством» Атлантиду, а вторым – Европу (Мережковский 2007). В этом контексте Атлантида служила ему примером высокой цивилизации, начавшей культурным расцветом в условиях свободы, а кончившей рабством под игом тирании. Но главными причинами крушения Атлантиды он называл разврат и войну и с ужасом ждал, что вскоре Европе придется повторить ее участь. Иными словами, история Атлантиды служила ему эзоповым языком для того, чтобы выразить свое отношение к современной ему Европе, которую он неоднократно называл «Атлантидой-Европой». А чтобы наивный читатель не остался в заблуждении, автор завершал книгу разъяснением о том, что она «не только о далеком, но о сегодняшнем и завтрашнем дне» (Мережковский 2007: 574). Мережковский относился к своему сочинению вполне серьезно и проштудировал не только священные книги и мифологию разных народов, но и доступные ему специальные работы по археологии и геологии. И все это – для того, чтобы доказать реальность рассказа Платона. Примечательно, что в книге эзотерические идеи выступали в неразрывном единстве с христианской эсхатологией. Из эзотерики Мережковский взял представления о смене расовых эпох (правда, ему достаточно было трех эпох), о происхождении всего современного человечества от предшествовавшей погибшей цивилизации, об универсальном процессе деволюции, о древней расе исполинов, строивших циклопические сооружения, и о заселении постледниковой Европы беженцами из Атлантиды. Но он поправлял эзотериков, называя создателями основ европейской цивилизации «краснокожих» выходцев из Атлантиды, а не арийцев. К этому он добавил учение о «предхристианстве», которое обнаруживал еще в палеолите, а также предчувствие о близком Апокалипсисе и приходе Христа. Знак последнего он видел в упадке христианской веры и распространении «сатанинских религий», среди которых он упоминал теософию. Действительно, это было временем появления новых религий, в том числе и неоязычества, на чем теперь и следует остановиться.

Эмигрантские истоки неоязычества

После Октябрьской революции и, в особенности, после Второй мировой войны определенного рода заповедник идей «славянской школы» сложился в эмиграции. Его особенность заключалась в том, что там это направление было подхвачено дилетантами, не имевшими специального исторического образования. Так, Ю. П. Миролюбов был по образованию инженером-химиком, С. Я. Лесной (Парамонов) – энтомологом, Ю. Г. Лисовой – философом, В. Шаян был вообще литератором, а Л. Силенко – литератором и кинорежиссером.

Но начать следует, по-видимому, с полузабытого автора, И. И. Тёроха, являвшегося связующим звеном между волной дореволюционного интереса к славянскому язычеству, вызванной, в частности, австрийской ариософией, и следующей волной, поднявшейся уже в совершенно иных условиях в эмиграции. Уроженец Галиции, Тёрох окончил Старопигийскую бурсу (Львов), известную своей приверженностью русскому православию и русскому патриотизму. Там столетиями боролись за сохранение русского языка и русской идентичности, что и передавалось воспитанникам. Кроме того, Тёрох с детства испытывал интерес к славянским преданиям и обрядам, заложенный дедом и бабкой. А в юности он живо интересовался местной историей и даже участвовал в археологических раскопках. В годы учебы на юридическом факультете Львовского университета он много путешествовал по Галиции и Карпатской Руси, пополняя свои знания о местных крестьянских традициях и практиках. Будучи настоятелем бурсы, он учил бурсаков русской истории и литературе и уже в те годы возмущался тем, что в школах преподавали греческую мифологию, полностью игнорируя славянскую. Еще в довоенные годы он занимался общественной деятельностью, проводя идею объединения всего русского народа. Он выпускал газету «Голос народа» и уже тогда написал поэму «Наука Перуна», основанную на известных ему мифологических сюжетах. В годы Первой мировой войны он чудом избежал суда, устроенного в Вене над галицийскими общественными деятелями, обвиненными в государственной измене. В смутные революционные годы он входил в Народный совет Прикарпатской Руси, работавший в Киеве, и по его заданию уехал в США для организации там Русского Народного Карпато-русского совета. С тех пор вплоть до самой смерти он жил в Нью-Йорке, где занимался просветительской деятельностью и одно время работал в Союзе освобождения Прикарпатской Руси (Голохвастов 2010). Венцом его литературной деятельности стала поэма «Сварог», где в эпической форме излагались поверья прикарпатского населения. К ней прилагались комментарии, содержавшие собранные им материалы о традиционных верованиях, обрядах и праздниках, и ныне не утратившие своей этнографической ценности.