Наталья Калинина - Останься со мной навсегда

• Название: Останься со мной навсегда
• Автор: Наталья Калинина
• Издательство: ЗАО Изд-во ЭКСМО
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00085-5

В жизнь юной неопытной Вероники ворвалась большая всепоглощающая страсть. Ее избранник — знаменитый сценарист Габриэле. Но нелепая случайность разрушает идиллию их любви. Не выдержав испытания, Вероника близка к безумию. И только любовь Габриэле оказывается той целительной силой, которая удерживает ее на краю бездны и дарит счастье.

---

Будет ли когда-нибудь снят фильм по этому сценарию, зависело лишь от одного: от состояния здоровья Вероники. Потому что она и только она должна сыграть в нем главную роль — ведь все это вдохновлено ею. Ее физическое здоровье сейчас было, слава Богу, в порядке. Но ее мозг может не выдержать нагрузки, когда ей придется заучивать реплики… Что ж, если она не сможет сниматься, значит, фильма не будет. В конце концов, не это главное.

Он вытер тыльной стороной руки капельки пота, выступившие на лбу, — в комнате работал кондиционер, но все равно ему было жарко — и потянулся за Библией, лежащей на столе. Он нередко обращался к Библии, когда у него возникали сомнения и тревоги, и всякий раз, перечитывая те либо иные главы, находил в них что-то новое, на что не обратил внимания раньше.

Он открыл Библию на страницах, где лежала закладка. Ее оставила Вероника — она, наверное, тоже искала в Библии ответы на какие-то свои вопросы. Почитав, она принесла ее и положила посреди стола, не сказав ни слова. Может, она хотела, чтобы он вслед за ней прочел заинтересовавшие ее строки?

Это был Экклезиаст — тот самый Экклезиаст, который назвал эту жизнь суетой и которым он так зачитывался во времена своей ужасно суетливой юности. Ему бросилась в глаза фраза из третьей главы, которую она обвела карандашом: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было; и Бог воззовет прошедшее». Всего лишь две строчки, а сколько в них надежды…

Он закрыл глаза и мысленно повторил эти простые слова, которые в его понимании всегда были чем-то вроде путеводителя по Вечности… Нам только кажется, что время имеет над нами какую-то власть. Мы всегда живем и никогда не умираем. То, что принято называть смертью, означает просто новое рождение. Мы были всегда — и мы будем всегда. В нашем теперешнем воплощении мы остались такими же, какими были в наших прежних жизнях, пусть в нас и не сохранилось памяти о них. И в последующих воплощениях мы тоже сохраним себя самих, пронесем через всю эту бесконечность жизней, что ожидают нас впереди, нашу единственную и неповторимую суть, наши желания и стремления, нашу любовь. Любовь — это и есть самое главное. Ведь только это и нужно каждому из нас — быть с тем, кого мы любим, всегда и везде, во всех веках, временах и жизнях… А если где-то в прошлом мы потеряли наше счастье, Бог вернет нам прошлое, чтобы мы могли обрести утраченное. Каким образом Он это сделает, известно только Ему.

Услышав за спиной ее тихие шаги, он открыл глаза и обернулся.

— Почему ты…

Он хотел спросить, почему она обвела эту фразу из Экклезиаста, но что-то остановило его. О некоторых вещах лучше не говорить вслух… Она подошла к нему и положила руки на его плечи.

— Ты устал?

— Устал?.. Да, наверное, я устал. Но это приятная усталость, мисс… мисс Бессонная Ночь. Кстати, почему ты не спишь в такой поздний час?

Он до сих пор старался не называть ее по имени, потому что это ее раздражало. А тот случай на пляже, когда он в присутствии ребятишек пытался убедить ее в том, что она — Вероника Грин, а не Констанс Эммонс, лишний раз доказал ему всю тщетность подобных усилий. Нет никакого смысла твердить ей ее имя до тех пор, пока она сама не начнет вспоминать, кто она такая.

— Можешь называть меня по имени, Габриэле, — вдруг сказала она — и он вздрогнул при этих словах. — Я больше не буду сердиться, если ты будешь называть меня Вероникой.

— Ты… ты хочешь сказать, что вспомнила, кто ты есть на самом деле?

Она обошла кресло и села к нему на колени. Ее лицо было бледным, под глазами обозначились темные круги. Она очень плохо спала последние ночи — быть может, потому, что пыталась вспомнить?..

— Я ничего не знаю об этой Веронике, Габриэле, — сказала она, тряхнув своими длинными шелковистыми волосами. — Но я знаю, что ты любишь эту девушку, и я хочу стать Вероникой для тебя.

Он тяжело вздохнул и опустил глаза, машинально играя кружевами, украшающими вырез ее ночной рубашки. Она хотела стать Вероникой, потому что он любил Веронику. Точно так же до этого она захотела стать Констанс, потому что думала, что он любит Констанс. Захотела этого так сильно, что потеряла себя саму… Она продолжала придерживаться все той же логики — логики своего безумия и своей любви.

— Послушай меня внимательно, Вероника, — сказал он, глядя в ее потемневшие от бессонных ночей глаза. — Ты права: я люблю девушку по имени Вероника. Люблю и всегда любил только ее. И эта девушка — ты. Ты сейчас не помнишь своего прошлого, но память еще вернется к тебе, я в этом уверен. Если хочешь, я помогу тебе.

— Ты в самом деле поможешь мне?

— Конечно, помогу. Если ты готова к тому, чтобы выслушать все от начала до конца.

— Я готова.

Она поудобнее устроилась на его коленях, не сводя с него выжидающего взгляда. Он не знал, с чего начать. Рассказать ей о том, как они встретились, как всего лишь через шесть недель после этого она была вынуждена срочно вылететь в Нью-Йорк, потому что ее мать пыталась покончить с собой, и там ей попался в руки дневник матери? Из-за этого дневника она не захотела возвращаться к нему и скрывалась от него неизвестно где…

— Вероника?

— Да?

— Ты помнишь тот песочный замок, который ты построила однажды на пляже?

— Помню.

— Тот замок, который ты построила тогда на пляже, был точной копией дома в Риме, в котором мы жили вместе.

— Но я никогда в жизни не видела такого дома, — возразила она.

— Ты не только видела этот дом — ты в нем жила. Просто ты не помнишь об этом.

Она виновато улыбнулась.

— Ты прав — я ведь ничего не помню о себе.

— Ты вспомнишь, Вероника, когда я расскажу тебе все по порядку. — Он протянул руку к столу и, выдвинув верхний ящик, нашел в нем сигареты. Закурив, продолжал: — Мы с тобой встретились в мае этого года. Ты ездила в Пьянуру на раскопки динозавра и в Риме оказалась чисто случайно… — Он замолчал, заметив, что она поморщилась. — Что с тобой, Вероника? Ты помнишь о том динозавре?

— Там не было никакого динозавра, Габриэле. — Она покачала головой. — Динозавры приходят ко мне ночью, и они живые. А на тех раскопках… там нашли чей-то дневник. Его потом отвезли в музей — или в монастырь, я не помню точно.

— Ты, наверное, имеешь в виду дневник твоей мамы, Вероника. Ты все перепутала. Дневник не имеет никакого отношения к раскопкам…

— Габриэле?

— Да?

— Скажи, а почему мы уехали из Рима?

— Потому что я решил, что так будет лучше для тебя, — ответил он.

— Только поэтому?

— Только поэтому.

Она на секунду задумалась, потом спросила:

— Ты сказал, тот песочный замок, который я построила на пляже, был похож на дом, в котором мы жили в Риме?

— Он был его точной копией, Вероника.

— Тогда почему я не помню тот дом?

Он подавил вздох и заставил себя улыбнуться.

— Думаю, нет ничего страшного в том, что ты не помнишь наш дом, — дом наверняка тебя помнит.

Ее ресницы дрогнули, и в глазах зажегся лихорадочный блеск.

— Послушай, Габриэле, я подумала… Может, я сама вспомню все, если мы вернемся туда? Знаешь, я не хочу, чтобы ты рассказывал мне обо мне… о нас. Я хочу вспомнить все сама. Потому что когда ты рассказываешь, мне кажется, я слушаю чью-то чужую историю — чужую, а не мою…

— Ты действительно хочешь вернуться в Рим? — Он обнял ее и крепко прижал к себе. — Ты действительно этого хочешь, Вероника?

— Я хочу вернуться, Габриэле, — только я сама не знаю, куда. — Она сжала руками свои виски. — Мне так трудно во всем разобраться… У меня в голове ужасная путаница, Габриэле.

— Мы вместе распутаем ее, Вероника. — Он взял ее руки и прижал к своим щекам. — Знаешь, что мы с тобой сделаем? — Он улыбнулся внезапной мысли, пришедшей ему в голову. — Мы притворимся, что только что встретились, и проживем заново все, что было у нас тогда. Будем ездить по тем же улицам, по которым катались тогда, ужинать в ресторанах, в которых ужинали тогда, заедем в магазины, в которых тогда покупали для тебя одежду… Я думаю, знакомые места помогут тебе вспомнить… — Он на секунду умолк и добавил, понизив голос: — Вполне возможно, что я ошибся, когда решил увезти тебя из Рима.

— Но нам было очень хорошо здесь, Габриэле, — возразила она.

— Ты права — нам было очень хорошо здесь. — Он посмотрел поверх ее головы на звездное небо в окне. — Нам было очень хорошо здесь, но теперь пришло время возвращаться домой. Ты знаешь, что до Рождества осталось чуть больше недели?.. А Рождество всегда надо праздновать дома.

После эпизода с Марко Констанс больше не выходила на прогулку. В течение последующих трех дней она безвылазно сидела в своем номере, перебирая в памяти события тех далеких весенних дней, когда Габриэле был рядом, или слушая музыку — она купила себе проигрыватель и кое-какие пластинки. Ноктюрн Листа «Грезы Любви» упорно твердил ей о чем-то, что все еще могло бы у нее быть…