Александр Баунов - Миф тесен

• Название: Миф тесен
• Автор: Александр Баунов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

По данным ФОМ, более-менее регулярно бывают в определенном храме, то есть могут называться прихожанами или практикующими христианами, 5% населения. И это речь не про каждую неделю и с верой людям на слово, а людям ведь хочется приукрасить свои отношения с Богом.

Смотрим европейскую статистику. В адской Испании, значит, 13%. В Италии каждое воскресенье мессу посещает 15% населения. В не менее адской Франции — 14%. В «либерастических» Нидерландах, среди католиков, — 24%. Цифры, сопоставимые с нашими 5%, встречаются в протестантских странах севера Европы — это где, по нашим рассуждениям, веры вообще не осталось. Можно сказать, конечно, что тенденции важнее фактов и что там падает, а у нас растет. Но, во-первых, после девяностых уже не растет. Во-вто­рых, до этих 13—14% все равно не вырастет. Для того чтобы пришли хотя бы 10%, нужны совсем другие священники. Но таких почти нет, научить своих христианству некому, значит, мы пойдем других поучим.

Поучим других, что такое семья. Из статистики ООН видно, что у нас самое высокое количество разводов в Европе, и в абсолютных цифрах и на душу населения, — в среднем в два раза выше, чем у тех, кто про настоящую семью забыл. Собрались учить Запад воспитанию детей, а из статистики видно, что у нас третий в мире показатель числа абортов на число беременностей — почти 40%: в два, три, четыре раза выше, чем в любой стране разложившегося Запада. Можно, конечно, запретить разводы и аборты (как было в СССР), только мы ведь про традиции. Или про тюрьму? Или все к этой традиции у нас и сведется?

Единственная потеря

Мы называем традицией наш истерический поиск точки опоры вместо той, которую мы разрушили и поменяли десять раз. Принимаем бурную вегетацию побегов из пня за нормальную форму роста. С точки зрения пня, принявшего себя за норму, нормальное дерево, наверное, действительно уродливо. Наша попытка учить Запад традициям — чистое самозванство. И со стороны это так и выглядит. Мы даже не понимаем, как глупо смотримся — несколько раз за сто лет сменившие экономику, политику, религию, несколько раз ограбившие собственные банки и не заплатившие долги, — в роли учителя традиций.

И с Востока мы в этой роли смотримся так же нелепо. Это на фоне Запада мы себе кажемся твердыней морали. А с точки зрения индийцев или соседей-мусульман, хоть наших же кавказцев, мы этот самый гнилой Запад и есть. Спросите в Хургаде, в Гоа, в Анталье — там все расскажут про наши устои. А значит, чтобы соответствовать этой самозваной роли, нам самим придется мутировать в сторону быта и нравов жителей Хургады.

И вот думаю, какую традицию-то у нас хотят сохранить и боятся, что придут и отнимут. И не нахожу ничего, кроме права ненавидеть ближнего — за другие убеждения, другие мысли, другие вкусы, интересы, веру, неверие — индивидуально и скопом, целыми группами. Вот эта традиция на размякшем Западе действительно прервалась, это там действительно больше не принято делать открыто. Кажется, ее-то мы, на свою голову, и собираемся сохранить после того, как остальные разрушили. «Не презирай младого самозванца; в нем доблести таятся, может быть, достойные московского престола». Московского — возможно, а остальных — вряд ли.

РУССКАЯ УНИКАЛЬНОСТЬ

Странности в действиях наших властей и всякую жуть в образе жизни и поступках преданного им народа объясняют русской уникальностью. Практически идеальным образом эту программу выразил в интервью молодой телеведущий, который учился тележурналистике у Парфенова, а потом проработал своего учителя в специальном фильме с православных позиций и после этого был повышен до ведущего главной разговорной передачи на «России-1». Правильно, стало быть, проработал и правильно сформулировал.

«История России в ХХ веке, — говорит тележурналист, — это картины, которые не проживала ни одна нация ни разу за всю историю. Это, кстати, делает неуместными любые сравнения нас с кем-то еще. Ну вы видели страну, пережившую только за один век семь войн, три революции, четыре политических режима, вырезание всей элиты общества и геноцид населения численностью с современную Германию? Прибавьте к этому наш не везде пригодный для жизни климат и его разницу на территории страны, размеры, геополитическое положение, ресурсы, самую большую границу в мире с самым большим числом сопредельных государств, девять часовых поясов, слабую расселенность в части страны. Это все вещи, что делают управление такой державой очень сложными, а всякое потрясение — чрезвычайно разрушительным».

Депутаты запретили усыновлять детей за границей — это потому, что у нас было семь войн, ясное дело. Гомосексуализм нельзя публично оправдывать, потому что у нас девять часовых поясов. Взятки берут до 90% от сметы проекта — потому что самое большое число сопредельных государств. Дорог нет — потому что четыре политических режима. Выборов не проводим — потому что геноцид населения с Германию. Нечисто в подъездах — потому что не везде пригодный для жизни климат. Гоняем по городу со скоростью 180 км/ч — потому что самая большая граница в мире: три дня скачи, никуда не доскачешь. И только с властью все понятно: было вырезание элит.

Вот семь войн — мы «семь» как считаем? Японская — раз, Первая мировая — два, Гражданская — три, Отечественная — четыре. А еще что? Чеченские идут за две или за одну? А седьмая — Финская, что ли, 1939—1940 гг.? Или Афганская, 1979—1989 гг.? Так ведь эти вроде бы мы сами начали.

Октябрьская революция — главное событие ХХ века, учили нас в школе. Нам кажется, что ничего подобного никто в мире не переживал. Хотя одних революций в мире в 1917 году и окрестностях было с десяток: у нас, в Китае, в Иране, в Мексике, в Германии, в Австро-Венгрии, на обломках Османской империи. Во всех странах с задержавшимся развитием — когда страна одной ногой встречает рассвет Возрождения, включилась в глобальную экономику и интеллектуальную работу, а другой — завязла еще где-то там, в Средневековье. Ну и скажите, не вообще, а исходя из текущей политической и экономической ситуации, какая революция важнее для мира — наша или китайская?

Ведь в обычной-то жизни никто же не говорит в здравом уме: моя ангина — с самым красным горлом, мой кашель — самый глубокий и самый сухой (мокрый, ненужное зачеркнуть), мой аппендицит — самый извилистый и гнойный, резать, к чертовой матери. Про ангину с аппендиксом так не говорят, а в делах истории и политики — пожалуйста: не было еще в мире таких мозолей, такой ангины, такой холеры, такого аппендицита, как у нас. Никто так не горел, не простужался, не терял работу, не промокал, не проголодался, как мы. Наш глад — самый голодный, наш трус — самый трясучий, нашествие иноплеменников на нас — самое варварское.

Однако если чужой холеры, потопа, голода не замечаешь, это не значит, что их не было. И уж точно любой медик, услышав от пациента: «Доктор, неуместно сравнивать мою холеру с какой-либо другой», заодно пропишет ему поход в скорбный дом и будет совершенно прав с чисто медицинской точки зрения.

Вы знаете страну, которая создала утонченную культуру, великую поэзию и живопись, остановила нашествие монголов, потом вошла в период внутренней смуты, и хищные западные державы уже строили планы на ее землю, но она смогла подняться под руководством сильного императора-реформатора, стала лидером в своей части мира, первой среди окрестных народов бросила вызов надменной западной колониальной державе и победила, пережила за сто лет несколько войн, включая гражданскую, поражение, разрушение большинства городов, унижение иностранной оккупацией, но выстояла, поднялась, стала второй экономикой мира и обеспечила своему народу один из самых высоких на земле уровней жизни? И всё это — несмотря на то, что страна с огромным населением находится на нескольких небольших островах в самой сейсмоопасной зоне планеты, ее городам постоянно угрожают землетрясения, вулканы и цунами, но она восстает снова и снова, и она — единственная во всем мире — пережила ужас атомных бомбардировок. История Японии — это «картины, которые не проживала ни одна нация ни разу за всю историю».

А вот другая страна. Расположенная на стыке Востока и Запада, она оказалась форпостом, передним краем христианской западной культуры, просветила и крестила многие окрестные народы, остановила нашествие монголов, став щитом остальной Европы, а потом еще раз спасла Европу от исламской угрозы в виде турок-османов, но затем пережила смутное время, воспользовавшись которым, соседи разорвали ее на части. Но народ этой уникальной страны, которую просто совершенно неуместно сравнивать с другими, не потерял ни языка, ни религии, ни национальной гордости, два века сопротивлялся захватчикам — крупнейшим империям тогдашней Европы, вновь возродил свое государство, пережил революцию, мировые и гражданские войны. Эта уникальная, ни на какую другую не похожая страна отказалась подчиниться нацистскому диктату, брошенная всеми, один на один воевала с Гитлером, вновь была стерта с карты двумя страшнейшими тоталитарными режимами, которые знала история, потеряла во Второй мировой войне пятую часть своего населения, и не только в лагерях — на полях сражений ее граждан погибло больше, чем англичан, — попала под власть советского тоталитаризма, но не сдалась и так активно отстаивала свою свободу и христианскую веру, что сам этот тоталитаризм покосился и рухнул, а страна вернулась в свой европейский дом. Нет, совершенно бессмысленно сравнивать эту страну, Польшу, с какой-то другой.