Аркадий Белинков - Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша

• Название: Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша
• Автор: Аркадий Белинков
• Жанр: Русская классическая проза

---

3. "О том, кто и как именно любил меня".

4. "О том, как я люблю себя сам".

Как видно из предложенной номенклатуры, мне кажется важным постепенно ввести читателя в тему.

Поэтому раньше чем представить самого Юрия Олешу в образе, который он справедливо считал самым глубоким, очищенным от всего нехарактерного, наносного, нужно показать, как лучшие знатоки его жизни и творчества ощупью, иногда оступаясь в потемках, приближались к истине, которую сам Юрий Олеша распахнул с такой широтой.

Вот что думают и чем поделились с нами лучшие знатоки жизни, творчества, круга и души Юрия Олеши.

Первое место мы по праву предоставляем лучшему знатоку души и круга Ю. Олеши Виктору Шкловскому:

"Ю. К. Олеша написал много замечательных книг...

Юрий Карлович создал прекрасные новеллы, пьесы..."1

Второе место мы по праву предоставляем лучшему специалисту в различных областях знания, в том числе и творчества Юрия Олеши, Дм. Еремину:

"...в каждом из его фрагментов ("Ни дня без строчки". - А Б.) видишь юношескую чистоту души, самобытность и природное остроумие, талантливость художественного восприятия жизни"2.

Для того чтобы осветить образ с разных точек зрения, мы предоставляем слово человеку, который знал Олешу на протяжении полувека и который хорошо понимал, что "...давние связи, идущие в глубь годов, позволяют судить о старом друге более глубоко и объемно, более справедливо"3.

1 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 147.

2 Дм. Еремин. Заметки о сборнике "Литературная Москва". "Литературная газета", 1957, 5 марта, № 28.

3 Лев Славин. Портреты и записки. М., 1965, с. 23.

Этот человек - Л. Славин, и вот как он глубоко, объемно и справедливо судит о старом друге:

"Украшение гимназии, первый ученик, золотой медалист!"

"Впоследствии, вспоминая о Багрицком, Олеша писал:

"Может быть, Багрицкий наиболее совершенный пример того, как интеллигент приходит своими путями к коммунизму".

В сущности, Олеша писал это и о самом себе, хотя его путь был обрывистее".

"В одном из своих выступлений я назвал Oлешу "солнцем нашей молодости"".

"...еще при жизни вокруг Олеши стала складываться атмосфера легендарности... Его изречения передавались из уст в уста... в лучшие свои минуты Олеша был полон истинного величия".

"Некоторые из миниатюр ("Ни дня без строчки". - А. Б.) принадлежат к шедеврам нашей литературы..."

"Он как бы остановил движение времени, как останавливают часы, чтобы рассмотреть механизм в подробностях. Это нелегко. Это не каждому дано.

Но Олеша силой своего таланта остановил мир, расчленил его и принялся рассматривать в деталях, как часовщик...

"Ни дня без строчки" - произведение революционное и по содержанию и по форме".

"Пламенная душа Олеши, полная любви..."

"Такой неистовый в своих устных эскападах, в писаниях своих он был скромен до самоуничижения"1.

Теперь нам интересно услышать, что скажет другой верный друг - Л. Никулин. Л. Никулин говорит:

"Юрий Карлович любил животных, дружил с сиамским котом по кличке Мисюсь".

"Как много он знал, как умел из бездны знаний выбирать что-то важное, чего другие не замечали..."

"Одного добивался Олеша всю жизнь - совершенства. Это была мания совершенства. Он добивался этого даже в небольших статьях, а больше всего в том, что осталось незавершенным. Ко всему, что он писал, он относился взыскательно".

"Олеше очень нравился успех (а кому он не нравится!)..."2

1 Лев Славин. Портреты и записки, с. 9, 13, 14-15, 22-25.

2 Лев Никулин. Годы нашей жизни. Юрий Олеша. - "Москва", 1965, № 2, с. 197, 198, 194.

А вот что рассказывает хозяин квартиры, у которого Олеша "...две или три недели в один из самых мрачных месяцев своей жизни... жил":

"...не было человека, знавшего его и не поддавшегося его очарованию, потому что талант всегда притягателен".

"...человек... умеющий за письменным столом творить чудеса..."

"...книжки рассказов ("Вишневая косточка". - А. Б.)... кричавших о могуществе его таланта..."

"...при чтении "Трех толстяков" ощущаешь молодость пера, невоздержанность таланта, которому всего мало и все по плечу".

"...едва я назвал роман ("Три толстяка". - А. Б.), которым интересовался, лицо моей суровой собеседницы вдруг осветила детская улыбка, и отвечала она мне уже не по служебному долгу, а по велению сердца".

"Само его мышление было метафорическим. Вот почему о Маяковском он замечает:

"В его книгах, я бы сказал, раскрывается настоящий театр метафор".

Полностью это относится к нему самому. Здесь уже даже не театр, а целый стадион метафор!"1

Последнее высказывание представляет особенный интерес для исследователя по двум обстоятельствам. Так как Oлеша и его лучшие знатоки твердо уверены в том, что самое главное это метафоры, и искусство измеряется их количеством и достоинствами, то, естественно, чем метафор больше, тем художник лучше. Так как у Маяковского лишь театр метафор, а у Олеши целый стадион, стало быть, Oлеша лучше. Второе обстоятельство также не лишено занимательно-сти: оно говорит о глубокой эволюции, которую претерпевает образ Олеши в жизни и творчестве его лучших знатоков. Так, например, И. Рахтанов в 1963 году еще думал, что у Олеши был лишь "Стадион метафор"2, а в 1966 он уже понял, что этого мало. Теперь он говорит: "Целый стадион метафор".

1 И. Рахтанов. Рассказы по памяти. М., 1966, с. 118, 119, 117, 123, 122, 121.

2И. Рахтанов. Из книги "Рассказы по памяти" (Багрицкий, Маяковский, Олеша. 3. Стадион метафор). В кн.: Детская литература. 1963. М., 1963.

После выступления хозяина квартиры, мы предоставляем слово хозяину литературы.

Пожалуйста, товарищ Ермилов.

"На подлинно талантливом произведении искусства всегда лежит печать своеобразия. Это целиком относится и к "Зависти": здесь читатель изумленно прощается с одной неожиданностью, чтобы сейчас же радостно натолкнуться на другую. Здесь любой образ четок, здесь все описания поражают смелостью и необычайной рельефностью, здесь диалоги коротки и оригинальны, здесь подробности, дающие образ человека, всегда новы и остроумны.

Вошел в литературу новый свежий писатель..."1

Слово от молодых имеет Владимир Огнев.

Он получил церковно-приходское образование в Литературном институте, поэтому художест-венные образы производят на него особенно сильное впечатление. Увидев протянутые через все произведения Олеши гирлянды сверкающих метафор, запыхавшийся от восхищения молодой критик аккуратно выписывает в столбик художественные образы, ставшие подлинной классикой:

"...огни", которые, "когда смотришь с моря", "казалось, перебегают с места на место"... "полотенце, извилистое от частого употребления"; анютины глазки, похожие на военные японские маски... ливень ходит столбами за окном - похоже на орган; о гиацинте - кавалькада розовых или лиловатых лодок, спускающихся по спирали вниз, огибая стебель; вынырнувшие гуси "подымают столько воды, что могут одеться в целый стеклянный пиджак; кувшин, покрытый слоем пыли, кажется одетым в фуфайку..."2

И это действительно классика. Особенно последний образ: кувшин, покрытый слоем пыли, кажется одетым в фуфайку... Тут уж ничего не скажешь: классика, и больше ничего. На уровне Гоголя. Гоголь так и писал: "Чичиков увидел в руках его графинчик, который был весь в пыли, как в фуфайке"3.

Несомненно, Олеша писал, как Гоголь. Не хуже. Правда, у Гоголя, кроме графинчика, были еще Чичиков с Плюшкиным, но это несущественно.

Критик так захлебнулся от восторга, что даже не прочитал начала и конца фразы самого Олеши. А вместе с тем читать фразы от начала до конца имеет громадное принципиальное значение. И если бы критик так поступил, то он узнал бы, что это не Олеша, а "Гоголь трижды сравнивал каждый раз по-иному предмет, покрытый пылью: один раз это графин, который от пыли казался одетым в фуфайку, тут и запыленная люстра, похожая на кокон, тут и руки человека, вынутые из пыли и показавшиеся от этого как бы в перчатках"4.

1 В. Ермилов. Освобождающийся человек. (О романе "Зависть" Юрия Олеши).- "Вечерняя Москва", 1 октября 1927 г., № 224.

2 Владимир Огнев. Ни дня без таланта. - "Неделя". 12-18 декабря 1965. № 51.

3 Н.В. Гоголь. Полн. собр. соч. Т. 6, М., 1951, с. 125.

4 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. Из записных книжек. М., 1965, с. 245-246.

Ну, не Олеша, так Гоголь. Какое это имеет значение? Благородное потомство (В. Огнев) с открытым сердцем, благородной душой, чистыми руками и верой (с незначительными, трудно различимыми оттенками) в дело, которое возглавляли и возглавляют В. Ермилов, В. Шкловский, Дм. Еремин, Л. Славин, Л. Никулин и многие-многие другие лучшие знатоки, готово бросить к ногам любимого поэта и Гоголя, а если понадобится, то еще и всю германо-романскую филологию.

Все это не от одного невежества, не от неврастении восторга, не от одного желания услужить, не только потому, что критик, думающий, что его задача хорошо обслужить писателя, никогда не позволит, чтобы ему не понравился знаменитый автор с утвержденной репутацией благородного человека и страстотерпца. Все это потому, что Шкловскому, Славину, Рахтанову и Огневу совершенно достаточно такого благородного человека и страстотерпца. Почему бы им не нахваливать Олешу? Именно такого и нахваливать. Потому что именно такой нужен, который знает меру. Ведь не заводить же им Свифта или Гейне, или Гоголя, или Толстого! Эти-то ведь придут, да как рявкнут, да как загремят! А этого-то лучшим представителям в области Олеши и других областях как раз и не требуется. И рявкают-то они все с ужимочками да с подковыркой, а не так, чтобы прийти и просто, по-товарищески сказать: "Пойдем лучше пособираем немного металлолом. От этого одна только сплошная польза, и для здоровья полезно". Нет, лучше Юрия Олеши для людей воспитанных, обладающих чувством меры и такта, а также безошибочно определяющих поступь истории, не отыскать никого. Поэтому всякого, кто позволяет себе больше, чем следует, эти люди сразу перестают уважать, а в отдельных случаях начинают даже благодарить некоторые институты, которые одни своими колющими орудиями и зданиями, где содержатся люди, не умеющие себя вести, ограждают их от ярости литературных обывателей. Эти люди думают, что Олеша и они это одно, а Дм. Еремин, Л. Никулин и В. Ермилов это другое. Такое заблуждение может возникнуть в умах только очень хорошо подготовленных и обладающих большим жизненным опытом людей. Олешинских пустячков, обрызганных метафорами, им хватает. И этих пустячков Олеша сделал ровно столько и именно такого качества, сколько надо, чтобы почитатель их приобрел репутацию достойного, тонкого, глубоко, иногда мучительно думающего над сложнейшими социальными и философскими проблемами человека, умеющего подняться над случайными и нехарактерными эпизодами исторического процесса.