Иоанна Ингельхайм - Человек, убивший его отца

• Название: Человек, убивший его отца
• Автор: Иоанна Ингельхайм
• Жанр: Современная проза

---

— Ещё скажи, что я некрофил, и из сочувствия помоги устроиться на работу в морг. Я, кстати, до сих пор не боюсь трупов. Мне на них плевать.

(Но всё равно он превратится в своего отца — лысеющего зажатого ублюдка. Поэтому нет разницы, боится он смерти или всего лишь возвращения домой.)

— Глеб, спрашивает она, — собираясь уходить, — как ты считаешь, разве это правильно — топить щенков?

— Да, — говорит он, — зачем плодить дворняг?

— Ну и сволочь же ты, — отвечает Полина и бесшумно спускается вниз по лестнице.

* * *

Что она в нём нашла — что-то особенное, волю, которая была только продолжением чужой воли, — но у многих нет даже такой: они живут по инерции.

Или просто выделила в сетевой толпе человека своей касты, понимающего, почему группа «Muse» — дешёвый мейнстрим, что Коэльо — такой писатель, которого лучше не читать, и что Mail Agent — троянская программа, которую лучше не скачивать?

Впрочем, всё это мусор.

Может быть, стоит смириться, думает он: миллионы людей продолжают чужое и не задумываются над этим. А он задумывается; так и с ума можно съехать, в наше время это нормально. Проще найти вменяемого художника или писателя, чем программиста со здоровой психикой.

Ему снится, что тараканы из его головы сползлись в ванную. Офигеть, как смешно.

Он просыпается, бредёт на кухню, полную грязной соседской посуды, и достает из стенного шкафа бутылку джина. Хорошо, что замученный графоманами цензор пытается завязать и больше не хапает без разрешения его бухло.

Что двигало лейтенантом Кормухиным, когда он устроился на службу? Почему он сразу не поступил в университет? Или он хотел сначала приобрести связи, а уже потом с их помощью выйти за границы касты? Или это случай с отцом Глеба так его изменил? Может быть, он живёт с чувством вины, которое тщательно скрывает; может быть, спивается и деградирует?

А если найти в справочнике точный адрес и приехать туда? Ева откроет перед ним тяжёлую чёрную дверь квартиры на Старопрегольской набережной и скажет: Станислав умер.

Может быть, станет проще?

Хотя вряд ли: она не станет разговаривать с посторонними даже через домофон.

* * *

Он пока ещё жив, а ситуации, в которые впутаны живые, промежуточны и с трудом разрешимы. Жизнь — это предложение, написанное правильным почерком в тетради для глупых малолеток. Попробуй не скопировать этот почерк. Попробуй не скопировать буквы на заборе. Попробуй не скопировать почерк, игнорирующий чёрные линейки и лиловые поля. Попробуй не понять, что разницы, в сущности, нет. Попробуй не сойти после этого с ума.

Мать звонит и просит денег. Из форточки несёт жжёной резиной. Он набирает Станислава Кормухина в поисковике. Нет, не умер: были бы некрологи. Надо бы правда съездить к матери, пока шенгенская виза не закончилась, — так сказать, развеяться.

Он прекращает писать код для идиотского ура-патриотического сайта и кладёт голову на скрещённые руки. Он начинает видеть себя со стороны: всё уменьшающаяся фигурка легко помещается в чужой тени. Хотя, может быть, это тень растёт, а он не меняется.

У тебя крыша едет, говорит ему Полина пару дней назад.

Есть очень старая история о человеке, задорого продавшем свою тень. А ты мог бы разбогатеть, продав привязавшуюся к тебе чужую тень, так она разрослась.

Да кому такое нужно?

Да кому угодно. Сотни тысяч людей боятся себя и готовы к…

* * *

…на крыше сидят парни в спецовках и меняют черепицу. Подъезд выкрасили в бледно-голубой. Мать растолстела, отрастила усы и похожа на еврейку, какими их рисуют карикатуристы, сотрудничающие с идиотскими ура-патриотическими сайтами. Хотя Глеб точно знает, что она не еврейка, а обрусевшая чешка. На кухне — чёрт знает что, даже вытяжки над плитой нет. Проводка в прихожей сгорела. Рядом с матерью сидит незнакомая пожилая тётка. Придётся разбирать вещи и приводить себя в порядок под любопытным взглядом этой выдры… Глебу хочется утилизовать её, как старый чёрно-белый телевизор, или, по крайней мере, лишить дара речи и права голоса. Возможно, это из-за того, что он сутки не спал.

— Это Раиса Кормухина, — говорит мать. Отчество он мгновенно забывает.

* * *

Есть что-то непередаваемо мерзкое в тяжёлых и грубых чертах её лица, отвисших щеках, очках, тяжёлых серо-седых прядях, собранных на затылке. Заколка дешёвая, вульгарная, в Москве такие носят пэтэушницы и продавщицы продмагов. Есть что-то оскорбительное в том, что она, в отличие от первой жены Кормухина, некрасива, но держится с достоинством.

Он умер от инфаркта, не успев защитить докторскую. Некрологов ещё не было: в этом городе всё делается с опозданием (как и в любом провинциальном городе, думает Глеб).

Так что же ты делаешь здесь, паскуда?

— Он развёлся с Евгенией Павловной? — равнодушно спрашивает Глеб. Мать пытается налить ему молоко в чай, хотя он тысячу раз говорил ей, что такое не пьёт.

— Он и со мной развёлся, — спокойно отвечает Раиса.

…А, эта выдра — дочь почтового чиновника Б.

Лейтенант Кормухин её использовал, как трамплин, а потом развёлся — нечего стало добиваться от неё. Ева была такая заносчивая, они не смогли ужиться. Говна в них обоих было много, этой самой гордости. Так Глеб переводит её слова на свой язык.

Кому же достанется квартира, которую он получил после развода с Раисой? Малолетней шалаве, у которой нет ничего, кроме сисек третьего размера, диплома программиста, купленного на деньги Кормухина, и невероятной самонадеянности, за которую нужно бить головой об асфальт. А лучше — о раздолбанную брусчатку, это больнее.

Раиса отвечает на незаданный вопрос: что она делает здесь?

— Я слышала, что двадцать лет назад у Славы произошёл неприятный инцидент с соседями, и дошло до суда. Захотелось посмотреть, всё ли у этих людей в порядке. Теперь вижу, что всё нормально, даже отлично. Разве есть в этом городе ещё женщины, у которых сыновья — программисты, живут в Москве и учатся в аспирантуре? Вы ведь скоро на квартиру в Москве накопите: у вас хлебная профессия?

Молчи, приказывает себе Глеб. Только молчи.

— Вы мне простите это любопытство, — виновато произносит Раиса. — Доживёте до моих лет — поймёте. Мне было важно узнать, что с вами случилось. Все, кто сталкивался с моим бывшим мужем… так или иначе, у них у всех было в жизни что-то не то.

— Странно, что он рано умер, — говорит Глеб. — Ещё пятидесяти не было. Вроде, он был таким здоровым жизнелюбивым человеком.

— Нет, — отрывисто отвечает Раиса. — Он не любил ни людей, ни жизнь, и у него был приобретённый порок сердца. В общем-то, его из-за этого и комиссовали.

Что такое «не любить ни людей, ни жизнь», матери Глеба непонятно. Она далека от подобных абстрактных рассуждений. Мать начинает покашливать, бросать в сторону Глеба взгляды, означающие: «Ты бестактная свинья», — а потом роется в стенном шкафу в поисках валерьянки или цикория.

— Его отличал какой-то патологический интерес к смерти, — продолжает Раиса, пристально глядя на Глеба. — Это был очень тяжёлый в общении человек, очень мягко говоря.

Мать оборачивается в её сторону, взор её пылает сдержанным гневом: как можно при посторонних так отзываться о законном муже, пусть даже мёртвом, пусть даже бывшем?

— Странно, что он стал математиком, — говорит Глеб.

Мать возмущённо смотрит на него: какое тебе дело, почему посторонний человек стал математиком?!

— Знали бы вы, как мне в своё время надоело писать за него кандидатскую, — устало усмехается Раиса. — А свою я так и не успела защитить. На кафедру теории механизмов меня не взяли: заведующий был убеждён, что девушкам там делать нечего. Вот и пришлось писать для других, а то я чувствовала, что опускаюсь до уровня домохозяйки… Станислав ничего, кажется, не выбирал, он и служить пошёл потому, что все его родственники — военные. С детства видел вокруг себя стаю штабных крыс, что ему ещё оставалось? Только он был недисциплинированным; Ева поначалу держала его в рамках, но потом они начали скандалить, и всё пошло прахом.

Добрый ангел с Госпитальной улицы, явившийся с благой вестью, думает Глеб. С благой целью отомстить. Как всё-таки люди мелочны. Сидеть на мусорной кухне в заштатном пограничном городишке и рассказывать, каким мерзавцем был её муж. Ты уже рассказала об этом бывшим соседям Евы? Может быть, он и в её доме кого-нибудь убил?

Завтра, между прочим, похороны. Варварский обычай — надо сжигать людей. Альтруистический обычай — людей отдают на прокорм муравьям и медведкам. Глеб отодвигает чашку чая, который невозможно пить, и предлагает проводить Раису, иначе она опоздает на рейсовый автобус.

* * *

Чёрная трава в тени. Пару минут назад закончился дождь. «Ночь была с ливнями и трава в росе». Заткнись, тварь, только слащавой советской попсы тут не хватало. Она перестаёт напевать (чёртова телепатия). Открытые туфли и подол старомодной юбки мокры насквозь.