Майкл Корда - Роковая женщина

• Название: Роковая женщина
• Автор: Майкл Корда
• Издательство: издательство «Покровка»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-89259-016-Х

Страсти вокруг многомиллионного наследства, так же как и судьба главной героини, модели Алексы Уолден, неожиданно ставшей самой богатой женщиной Америки и великосветской дамой, не оставят читателей равнодушными до самых последних страниц книги.

А любителям сериала “Династия” будет интересна перекличка мотивов фильма и этого романа, который является своеобразной «калькой» с жизни высшего общества США.

---

Когда-то Алекса мечтала представлять высокую моду, но, сколько бы ни сидела на диете, все равно оставалась для этого слишком в теле. Здесь, стоя в углу комнаты, находились две топ-модели, тоненькие, как хлыстики, едва вышедшие из отрочества, со скучающими взглядами, носившими печать профессии — их лица оживлялись только перед объективами фотографов. Одна из них была в миниплатье от Джеффри Бина из плотно подогнанных бронзовых бляшек. Ее веки были покрыты бронзовыми тенями в тон платью. Другая была в платье от Мэри Мак-Фадден из кремовых кружев, отделанных яркими перьями марабу, столь же прозрачное, как ночные сорочки в почтовых каталогах эротического белья.

Алекса старалась смотреть на манекенщиц без зависти, но безуспешно. Она говорила себе, что большинство мужчин в отличие от редакторов журналов мод восхищаются ей. Это не помогало. В глубине сознания она по-прежнему видела себя в блистательном центре внимания, ступающей по подиуму в каком-нибудь сногсшибательном наряде от Валентино, или Унгаро, или Сен-Лорана — том потрясающем платье, о котором мечтает любая женщина, но носить может только модель «от кутюр».

Она направилась туда, где стоял Саймон, изо всех сил делавший вид, что заинтересован беседой с сэром Лео Голдлюстом, британским издателем. Тот рассуждал о блестящих возможностях живописи Бальдура, его челюсть тряслась, темные хищные глазки посверкивали, непрерывно выискивая в толпе какую-нибудь наиболее важную персону.

— Пластичность! — восклицал он гнусавым голосом так, будто только что изобрел это слово. — Он отрекся от обольстительной легкости палитры, показав нам, что цвет в живописи не обязателен… Все может быть коричневым, знаете ли. Отбрасывая цвет, он привлекает наше внимание к самому акту рисования, становой кости искусства, так сказать.

— Разумеется, — произнес Саймон восхищенным тоном. И посмотрел на Алексу, взглядом умоляя ее прервать разговор.

Сэр Лео пригнулся, выпучив глаза, и подмигнул.

— Конечно, мой дорогой мальчик, мы оба знаем, что это все — ужасный дрек[15]! Ты уже что-нибудь продал?

— Две или три картины.

— Мазл тов[16]! Возможно, пришло время подумать об альбоме его работ. В полном цвете, вероятно, с предисловием кого-нибудь из наших здешних выдающихся друзей — семьдесят пять долларов за экземпляр для серьезных коллекционеров, пронумерованный и подписанный. Может быть, в твоих интересах разделить расходы. И выручку, конечно, — вкрадчиво добавил он.

— Прости, Саймон, но ты мне нужен, — сказала Алекса, извиняюще улыбаясь сэру Лео. Толстая физиономия Голдлюста не выразила ни тени раздражения из-за того, что его прервали. Его глаза уже искали новую жертву.

— Слава Богу, — сказал Саймон. — Он меня достал. — Он взял у проходившего мимо официанта два бокала шампанского, осушил один, а другой предложил ей.

Она покачала головой. Алекса никогда не была способна оценить вкус виски или вина. То есть вкус шампанского ей нравился, но не вызываемая им головная боль. В свое время Саймон поставил своей задачей научить ее «расслабляться» (его выражение), но, когда дело коснулось наркотиков и спиртного, он потерпел поражение. От марихуаны ее тянуло в сон, к тому же Алексе был противен ее запах. От алкоголя ее тошнило. Более серьезные наркотики просто пугали ее. Относительно этого пункта, впрочем, как и многих других, они пришли к соглашению, что каждый будет придерживаться собственной точки зрения.

Саймон пожал плечами и выпил второй бокал сам.

— Отличный прием! — небрежно бросил он, словно они были обычными гостями.

Он зажег сигарету и, полуприкрыв глаза, с удовольствием затянулся. Алекса была уверена, что это, как и многие другие свои жесты, он позаимствовал из какого-нибудь фильма. Иногда, поздно вечером, глядя телевизор, она вдруг видела актера, исполняющего какую-нибудь роль, и говорила себе: «Так вот где Саймон это подцепил». В данном случае, хоть она и не была очень уверена, ей вспомнился молодой Жан Габен.

Она прекрасно знала, что он делает — подавляет ее, испытывает, как обычно, насколько далеко можно с ней зайти. Ну и черт с ним! — подумала она, но проблема была в том, что от одной мысли не было никакой пользы, а высказать это вслух было довольно трудно для девушки, которая выросла в доме, где имя Господа никогда не произносилось всуе и, конечно, никогда не чертыхались.

Она потратила несколько недель, готовя для него этот прием, а он весь вечер избегал ее. Почему бы в самом начале приема ему не поцеловать ее и не сказать, какую прекрасную работу она проделала? Она знала ответ — ему нравилось третировать ее. И почему она все это терпит? Здесь ответа она не знала, и порой это приводило ее в бешенство.

Когда-то — совсем не так давно — она была влюблена в него, была даже способна убедить себя, что и он ее любит. Теперь они жили раздельно, и лишь временами проводили ночь вместе, словно не в силах расстаться со старой привычкой. Ей следовало это прекратить, начать все сызнова, найти новую работу, нового мужчину, но несчастная жизнь с Саймоном была знакома и удобна как поношенная обувь, которую никак не можешь заставить себя выбросить. Они были как старая супружеская пара, притерпевшаяся к недостаткам друг друга. Может, это потому, что она не встретила настоящего мужчину? Пока, добавила она без особой уверенности.

— Очень рада, — резко сказала она — деликатничать с Саймоном было пустой тратой времени. Теперь, когда я знаю, что ты считаешь прием отличным, я могу вздохнуть свободно.

— Я хотел сказать тебе комплимент.

— Простое «спасибо» два часа назад было бы уместнее.

Он вздохнул.

Я мучаюсь, а могла бы хорошо провести время, мрачно подумала она, глядя прямо перед собой как деревянный индеец у табачной лавки, пока Саймон целовал ее в щеку.

— Я тебе говорил, что ты сегодня потрясающе выглядишь?

— Нет, — ответила она, желая, чтоб это ее не волновало.

— Ну, так говорю. — Он одарил ее улыбкой в лучшем стиле Тайрона Пауэра в фильме «Свидетель обвинения». — Послушай, извини. Я был очень занят. Я поговорю с тобой позже. Побеседуем как следует после ужина, только ты и я. Проведем вместе весь вечер.

Скажи «нет», твердила она себе, но вместо этого, как обычно, покорно ответила «может быть», вмиг возненавидев себя. Она знала, в чем ее проблема — она вложила в Саймона за минувшие два года так много душевной энергии, что не могла позволить себе уйти, и была явно не способна начать все сначала с кем-нибудь еще. Не потому, что она не встречала других мужчин — просто ее резервы были истощены, а силы временно на исходе. Она часто уверяла себя, что была бы счастливее, проводя ночи дома, у себя в квартире, с книгой или перед телевизором, и отчасти была права — в каком-то смысле она не была бы так несчастна, как с Саймоном. По правде, когда она была одна, ей хотелось быть с Саймоном, а когда она была с ним, ей хотелось оказаться одной.

— Отлично, — сказал Саймон, как будто она согласилась, и слегка обнял ее.

— Саймон, я не уверена.

— Ну, в любом случае, поужинаем, Алекса. Нам же нужно поесть, верно?

— Я не уверена, что вынесу сегодня большое общество. Разве что мы пойдем туда, где тихо.

— Абсолютно! — с энтузиазмом воскликнул Саймон. — Готовься! — На миг он умолк, нахмурившись, точно что-то забыл. — Черт, — он театральным жестом хлопнул себя по лбу. — Совсем выпало из памяти. Парочку человек я обещал позвать с собой.

— Сколько, сколько? — спросила она, чувствуя себя дурой за то, что позволила себе думать, будто Саймон согласится на тихий ужин наедине. Даже в разгар их романа он любил быть в центре компании, и как ей было хорошо известно, привычке не изменил.

— Просто пара старых друзей, ты их знаешь. Мы быстро перекусим и рано с ними расстанемся. Обещаю. Ну давай, веди себя спортивно.

В конце концов, сказала она себе, почему нет? Она могла бы встретить кого-нибудь еще во время приема, если бы приложила усилия, или наметить ужин в другом обществе, если б подумала об этом раньше, но, как обычно, она не постаралась, а сейчас уже слишком поздно. Альтернативой было вернуться домой, раздеться и попытаться домучить книгу, которую читала уже месяц во время бесплодных порывов к самоутверждению. Кроме того, она всегда отзывалась на призывы к ее лучшим чувствам, и Саймон хорошо это знал.

— Ладно, — ответила она, сознавая, что уже сдалась. — Если это не затянется допоздна. — Она понимала, что торговаться с ним — пустая трата времени. Одним из коренных отличий между ними было то, что они жили как бы в разных временных поясах. Саймон редко вставал раньше десяти, и еще реже ложился до трех утра, ее тянуло ко сну к одиннадцати, а просыпалась она в шесть. Алекса спросила себя, когда именно она начала составлять список различий между собой и Саймоном, и с грустью поняла, насколько длинным он стал.