Аркадий Стругацкий - Обитаемый остров

• Название: Обитаемый остров
• Автор: Аркадий Стругацкий
• Издательство: Terra Fantastica
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-7921-0604-5

Романы Аркадия и Бориса Стругацких, вошедшие в этот том, составляют легендарную трилогию о Максиме Каммерере, разведчике, профессоре и сотруднике КОМКОНа-2.

---

ЛОГОВЕНКО. Да. «Человек играющий». И есть еще антишутка: «люден» — анаграмма слова «нелюдь». Тоже кто-то пошутил… Так вот, Максим список люденов заполучил и очень ловко продемонстрировал его мне, дав понять, что мы для вас уже не тайна. Откровенно говоря, я испытал облегчение. Это был прямой повод вступить наконец в переговоры. Ведь я уже больше месяца чувствовал у себя на пульсе чью-то руку, пытался осторожно прощупать Максима…

КОМОВ. То есть мысли читать вы не умеете? Ведь ридеры…

(В фонограмме ЛАКУНА: 9 минут 44 секунды.)

ЛОГОВЕНКО. …мешать. И не только поэтому. Мы полагали, что тайну надо хранить прежде всего в ваших интересах, в интересах человечества. Я хотел бы, чтобы в этом вопросе у вас была полная ясность. Мы — не люди. Мы — людены. Не впадите в ошибку. Мы — не результат биологической революции. Мы появились потому, что человечество достигло определенного уровня социотехнологической организации. Открыть в человеческом организме третью импульсную систему могли бы и сотню лет назад, но инициировать ее оказалось возможным только в начале нашего века, а удержать людена на спирали психофизиологического развития, провести его от уровня к уровню до самого конца… то есть, в ваших понятиях, воспитать людена — это стало возможным совсем недавно…

ГОРБОВСКИЙ. Минуточку, минуточку! Значит, эта самая третья импульсная присутствует все-таки в каждом человеческом организме?

ЛОГОВЕНКО. К сожалению, нет, Леонид Андреевич. В этом и заключается трагедия. Третья импульсная обнаруживается с вероятностью не более одной стотысячной. Мы пока не знаем, откуда она взялась и почему. Скорее всего, это результат какой-то древней мутации.

КОМОВ. Одна стотысячная — это не так уж мало в пересчете на наши миллиарды… Значит — раскол?

ЛОГОВЕНКО. Да. И отсюда — тайна. Поймите меня правильно. Девяносто процентов люденов совершенно не интересуются судьбами человечества и вообще человечеством. Но есть группа таких, как я. Мы не хотим забыть, что мы — плоть от плоти вашей и что у нас одна родина, и уже много лет мы ломаем голову, как смягчить последствия этого неминуемого раскола. Ведь фактически все выглядит так, будто человечество распадается на высшую и низшую расы. Что может быть отвратительней? Конечно, это аналогия поверхностная и по сути своей неверная, но никуда вам не деться от ощущения унижения при мысли о том, что один из вас ушел далеко за предел, не преодолимый для ста тысяч. А этому одному никуда не уйти от чувства вины за это. И между прочим, самое страшное, что трещина проходит через семьи, через дружбы…

КОМОВ. Значит, метагом теряет прежние привязанности?

ЛОГОВЕНКО. Это очень индивидуально. И не так просто, как вы думаете. Наиболее типичная модель отношения людена к человеку — это отношение многоопытного и очень занятого взрослого к симпатичному, но донельзя докучному малышу. Вот и представьте себе отношения в парах: люден и его отец, люден и его закадычный друг, люден и его Учитель…

ГОРБОВСКИЙ. Люден и его подруга…

ЛОГОВЕНКО. Это трагедии, Леонид Андреевич. Самые настоящие трагедии.

КОМОВ. Я вижу, вы принимаете ситуацию близко к сердцу. Тогда, может быть, проще все это прекратить? В конце концов, это же в ваших руках…

ЛОГОВЕНКО. А вам не кажется, что это было бы аморально?

КОМОВ. А вам не кажется, что аморально повергать человечество в состояние шока? Создавать в массовой психологии комплекс неполноценности, поставить молодежь перед фактом конечности ее возможностей!

ЛОГОВЕНКО. Вот я и пришел к вам — чтобы искать выход.

КОМОВ. Выход один. Вы должны покинуть Землю.

ЛОГОВЕНКО. Простите. Кто именно «мы»?

КОМОВ. Вы, метагомы.

ЛОГОВЕНКО. Геннадий Юрьевич, я повторяю: в подавляющем большинстве своем людены на Земле не живут. Все их интересы, вся их жизнь — вне Земли. Черт подери, не живете же вы в кровати!.. А постоянно связаны с Землей только акушеры вроде меня и гомопсихологи… да еще несколько десятков самых несчастных из нас — те, что не могут оторвать себя от родных и любимых!

ГОРБОВСКИЙ. А!

ЛОГОВЕНКО. Что вы сказали?

ГОРБОВСКИЙ. Ничего, ничего, я внимательно слушаю.

КОМОВ. Значит, вы хотите сказать, что интересы метагомов и землян по сути не пересекаются?

ЛОГОВЕНКО. Да.

КОМОВ. Возможно ли сотрудничество?

ЛОГОВЕНКО. В какой области?

КОМОВ. Вам виднее.

ЛОГОВЕНКО. Боюсь, что вы нам полезны быть не можете. Что же касается нас… Знаете, есть старая шутка. В наших обстоятельствах она звучит довольно жестоко, но я ее приведу. «Медведя можно научить ездить на велосипеде, но будет ли медведю от этого польза и удовольствие?» Простите меня, ради бога. Но вы сами сказали: наши интересы нигде не пересекаются.

(Пауза.)

Конечно, если допустить, что Земле и человечеству будет угрожать какая-нибудь опасность, мы придем на помощь не задумываясь и всей своей силой.

КОМОВ. Спасибо и на этом.

(Длительная пауза, слышно, как булькает жидкость, позвякивает стекло о стекло, глухие глотки, кряхтенье.)

ГОРБОВСКИЙ. Да-а, это серьезный вызов нашему оптимизму. Но если подумать, человечество принимало вызовы и пострашнее… И вообще я не понимаю вас, Геннадий. Вы так страстно ратовали за вертикальный прогресс. Так вот он вам — вертикальный прогресс! В чистейшем виде! Человечество, разлившееся по цветущей равнине под ясными небесами, рванулось вверх. Конечно, не всей толпой, но почему это вас так огорчает? Всегда так было. И будет так всегда, наверное… Человечество всегда уходило в будущее ростками лучших своих представителей. Мы всегда гордились гениями, а не горевали, что, вот, не принадлежим к их числу… А что Даниил Александрович талдычит нам, что он не человек, а люден, так это все терминология… Все равно вы — люди, более того — земляне, и никуда вам от этого не деться. Просто молодо-зелено.

КОМОВ. Вы, Леонид Андреевич, иногда просто поражаете меня своим легкомыслием. Раскол же! Вы понимаете? Раскол! А вы несете, простите меня, какую-то благодушную ахинею!

ГОРБОВСКИЙ. Экий вы, голубчик… горячий. Ну разумеется, раскол. Интересно, где это вы видели прогресс без раскола? Это же прогресс. Во всей своей красе. Где это вы видели прогресс без шока, без горечи, без унижения? Без тех, кто уходит далеко вперед, и тех, кто остается позади?..

КОМОВ. Ну еще бы! «И тех, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном…»

ГОРБОВСКИЙ. Здесь уж скорее подошло бы что-нибудь вроде… э-э… «И тех, кто меня обгоняет, провожаю приветственным гимном…»

ЛОГОВЕНКО. Геннадий Юрьевич, разрешите, я попытаюсь вас утешить. У нас есть очень серьезные основания полагать, что этот раскол — не последний. Кроме третьей импульсной в организме хомо сапиенс мы обнаружили четвертую низкочастотную и пятую… пока безымянную. Что может дать инициация этих систем, мы — даже мы! — и предположить не можем. И не можем мы предположить, сколько их еще там в человеке… И более того, Геннадий Юрьевич. Раскол намечается уже и среди нас! Это неизбежно. Искусственная эволюция — процесс ливневый.

(Пауза.)

Что поделаешь! За спиной — шесть НТР, две технологические контрреволюции, два гносеологических кризиса — поневоле начнешь эволюционировать.

ГОРБОВСКИЙ. Вот именно. Сидели бы мы себе тихо, как тагоряне сидят или леонидяне, — горюшка бы не знали. Вольно же нам было пойти по технологии!

КОМОВ. Хорошо, хорошо. А что же все-таки такое — метагом? Каковы его цели, Даниил Александрович? Стимулы? Интересы? Или это секрет?

ЛОГОВЕНКО. Никаких секретов.

(На этом фонограмма прерывается. Все дальнейшее — 34 минуты 11 секунд — необратимо стерто.)

15.05.99. Исп. М. Каммерер

Конец документа 19.

* * *

Стыдно вспомнить, но все эти последние дни я провел в состоянии, близком к эйфории. Это было так, словно прекратилось вдруг невыносимое физическое напряжение. Наверное, нечто подобное испытывал Сизиф, когда камень наконец вырывался у него из рук и он получал блаженную возможность немножко отдышаться на вершине, прежде чем начать все сначала.

Каждый землянин пережил Большое Откровение по-своему. Но, ей-же-ей, мне оно досталось все-таки злее, чем кому бы то ни было.

Сейчас я перечитал все, уже написанное выше, и у меня возникло опасение, что переживания мои в связи с Большим Откровением могут быть поняты неправильно. Может возникнуть впечатление, будто я испытал тогда страх за судьбы человечества. Разумеется, без страхов не обошлось — ведь я тогда абсолютно ничего не знал о люденах, кроме того, что они существуют. Так что страх был. И были краткие панические мысли-вопли: «Всё, доигрались!» И было ощущение катастрофически крутого поворота, когда руль, кажется, вот-вот вырвет у тебя из рук и полетишь ты неведомо куда, беспомощный, как дикарь во время землетрясения… Но над всем этим превалировало все-таки унизительнейшее сознание полной своей профессиональной несостоятельности. Прошляпили. Прохлопали. Проморгали. Профукали, дилетанты бездарные…