Антон Чехов - Собрание юмористических рассказов в одном томе

• Название: Собрание юмористических рассказов в одном томе
• Автор: Антон Чехов
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-85290-1

Знаменитый Антон Павлович Чехов (1860–1904) первые шаги в русской литературе делал под псевдонимами Антоша Чехонте, «Человек без селезенки», Брат моего брата, как автор юмористических рассказов и фельетонов, которые издавали в юмористических московских журналах «Будильник», «Зритель» и др. и в петербургских юмористических еженедельниках «Осколки», «Стрекоза», а впоследствии вошли в первые книги начинающего автора. Именно первые сборники и книги А. Чехова – «Шалость», «Сказки Мельпомены», «Пестрые рассказы», а также рассказы, печатавшиеся в журналах «Осколки», «Зеркало» и др., включены в эту книгу, раскрывающую юмористический талант признанного в мире писателя. Книга представляет наиболее полное собрание юмористических рассказов А. П. Чехова.

---

Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и откупорили бутылку. Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом.

«Я вас любил, любовь еще, быть может»… – затянул баритон в соседнем номере.

– Отчего вы не заведете себе пианино? – спросил другой голос.

– Черрти, – проворчал я. – Не дадут уснуть!

Откупорили другую бутылку и зазвонили посудой. Зашагал кто-то, звеня шпорами. Хлопнули дверью.

– Тимофей, скоро же ты самовар? Живей, брат! Тарелочек еще! Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой… Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при![96]

В соседнем номере начался кутеж. Я спрятал голову под подушку.

– Тимофей! Если придет высокий блондин в медвежьей шубе, то скажешь ему, что мы здесь…

Я плюнул, вскочил и постучал в стену. В соседнем номере притихли. Я опять закрыл глаза. Забегали мурашки, меха, вата… Но – увы! – через минуту опять заорали.

– Господа! – крикнул я умоляющим голосом. – Ведь это, наконец, свинство! Ведь вас просят! Я болен и спать хочу.

– Это вы нам?

– Вам.

– Что вам угодно?

– Не извольте кричать! Я спать хочу!

– Спите, вам никто не мешает; а если вы больны, так отправляйтесь к доктору! «У рыцарей любовь и честь»… – запел баритон.

– Как это глупо! – сказал я. – Очень глупо! Даже подло.

– Прошу не рассуждать! – послышался за стеной старческий голос.

– Удивительно! Повелитель какой нашелся! Птица важная! Да вы кто такой?

– Не рассуж-дать!!!

– Мужичье! Надулись водки и орут!

– Не рас-суж-дать!!! – раз десять повторил старческий, охрипший голос.

Я ворочался на кровати. Мысль, что я не сплю по милости праздных гуляк, приводила меня мало-помалу в ярость… Поднялась пляска…

– Если вы не замолчите, – крикнул я, захлебываясь от злости, – то я пошлю за полицией! Человек!! Тимофей!

– Не рассуждать!!! – еще раз крикнул старческий голосок.

Я вскочил и, как сумасшедший, побежал к соседям. Мне захотелось во что бы то ни стало настоять на своем.

Там кутили… На столе стояли бутылки. За столом сидели какие-то личности с выпуклыми, рачьими глазами. В глубине номера на диване полулежал лысый старичок… На его груди покоилась головка известной кокотки-блондинки. Он глядел на мою стену и дребезжал:

– Не рассуждать!!

Я раскрыл рот, чтобы начать ругаться и… о ужас!!!

В старичке я узнал директора того банка, где я служу. Мигом слетели с меня и сон, и злость, и фанаберия… Я выбежал от соседей.

Целый месяц директор не глядел на меня и не сказал мне ни единого слова… Мы избегали друг друга. Через месяц он боком подошел к моему столу и, нагнув голову, глядя на пол, проговорил:

– Я полагал… надеялся, что вы сами догадаетесь… Но вижу, что вы не намерены… Гм… Вы не волнуйтесь. Даже можете сесть… Я полагал, что… Нам двоим служить невозможно… Ваше поведение в номерах Бултыхина… Вы так испугали мою племянницу… Вы понимаете… Сдадите дела Ивану Никитичу…

И, подняв голову, он отошел от меня…

А я погиб.

Неудачный визит

Франт влетает в дом, в котором ранее никогда еще не был. С визитом приехал… В передней встречается ему девочка лет шестнадцати, в ситцевом платьице и белом фартучке.

– Ваши дома? – обращается он развязно к девочке.

– Дома.

– Мм… Персик! И барыня дома?

– Дома, – говорит девочка и почему-то краснеет.

– Мм. Штучка! Шшшельмочка! Куда шапку положить?

– Куда угодно. Пустите! Странно…

– Ну, чего краснеешь? Эка! Не слопаю…

И франт бьет девочку перчаткой по талии.

– Эка! А ничего! Недурна! Поди доложи!

Девочка краснеет, как мак, и убегает.

– Молода еще! – заключает франт и идет в гостиную.

В гостиной встреча с хозяйкой. Садятся, болтают…

Минут через пять через гостиную проходит девочка в фартучке.

– Моя старшая дочь! – говорит хозяйка и указывает на ситцевое платье.

Картина.

Идиллия – увы и ах!

– Дядя мой – прекраснейший человек! – говорил мне не раз бедный племянник и единственный наследник капитана Насечкина, Гриша. – Я люблю его всей душой… Зайдемте к нему, голубчик! Он будет очень рад!

И слезы навертывались на глазах Гриши, когда он говорил о дядюшке. К чести его сказать, он не стыдился этих хороших слез и плакал публично! Я внял его просьбам и неделю тому назад зашел к капитану. Когда я вошел в переднюю и заглянул в залу, я увидел умилительную картину. В большом кресле среди залы сидел старенький, худенький капитан и кушал чай. Перед ним на одном колене стоял Гриша и с умилением мешал ложечкой его чай.

Вокруг коричневой шеи старичка обвивалась хорошенькая ручка Гришиной невесты… Бедный племянник и невеста спорили о том, кто из них скорей поцелует дядюшку, и не жалели поцелуев для старичка.

– А теперь вы сами поцелуйтесь, наследники! – лепетал Насечкин, захлебываясь от счастья…

Между этими тремя созданиями существовала завиднейшая связь. Я, жестокий человек, замирал от счастья и зависти, глядя на них…

– Да-с! – говорил Насечкин. – Могу сказать: пожил на своем веку! Дай бог всякому. Одних осетров сколько поел! Страсть! Например, взять бы хоть того осетра, что в Скопине съели… Гм! И теперь слюнки текут…

– Расскажите, расскажите! – говорит невеста.

– Приезжаю это я в Скопин со своими тысячами, детки, и прямо… гм… к Рыкову… господину Рыкову. Человек… уу! Золотой господин! Джентльмен! Как родного принял… Какая, кажись бы, надобность ему, а… как с родным! Ей-богу! Кофеем потчевал… После кофею закуска… Стол… На столе распивочно и на вынос… Осетр… от угла до угла… Омары… икорка. Ресторант!

Я вошел в залу и прервал Насечкина. Это было аккурат в тот день, когда в Москве было получено первое телеграфическое известие о том, что скопинский банк лопнул.

– Детками наслаждаюсь! – сказал мне Насечкин после первых приветствий и, обратясь к деткам, продолжал хвастливым тоном: – И общество благородное… Чиноначальники, духовенство… иеромонахи, иереи… После каждой рюмочки под благословение подходишь… Сам весь в орденах… Генералу нос утрет… Скушали осетра… Подали другого… Съели… Потом уха с стерлядкой… фазаны…

– На вашем месте я теперь икал и страдал бы изжогой от этих осетров, а вы хвастаетесь… – сказал я. – Много у вас пропало за Рыковым?

– Зачем пропало?

– Как зачем? Да ведь банк лопнул!

– Шутки! Стара песня… И прежде пугали…

– Так вам еще неизвестно? Батенька! Серапион Егорыч! Да ведь это… это… это… Читайте!

Я полез в карман и вытащил оттуда газетину. Насечкин надел очки и, недоверчиво улыбаясь, принялся читать. Чем более он читал, тем бледнее и длиннее делалась его физиономия.

– Ло… ло… лллопнул! – заголосил он и затрясся всеми членами. – Бедная моя головушка!

Гриша покраснел, прочитал газету, побледнел… Дрожащая рука его потянулась за шапкой… Невеста зашаталась…

– Господа! Да неужели вы только теперь об этом узнали? Ведь уж об этом вся Москва говорит. Господа! Успокойтесь!

Час спустя стоял я один-одинешенек перед капитаном и утешал его:

– Полно, Серапион Егорыч! Ну что ж? Деньги пропали, зато детки остались.

– Это правда… Деньги суета… Детки… Это точно.

Но увы! Через неделю я встретился с Гришей.

– Сходите, батенька, к дядюшке! – обратился я к нему. – Отчего вы к нему не сходите? Совсем бросили старика!

– А ну его к черту! Очень он мне нужен, старый черт! Дурак! Не мог найти другого банка!

– Все-таки сходите. Ведь он ваш дядя!

– Он? Ха-ха!.. Вы смеетесь? Откуда вы это взяли? Он троюродный брат моей мачехи! Десятая вода на киселе! Нашему слесарю двоюродный кузнец!

– Ну хоть невесту пошлите к нему!

– Да! Черт вас дернул показывать газету до свадьбы! До свадьбы не могли подождать со своими новостями!.. Теперь она рожу воротит. Тоже ведь на дядюшкин каравай рот разевала! Дура чертова… Разочарована теперь.

Так, сам того не желая, разрушил я теснейшее трио… завиднейшее трио!

Добрый знакомый

По зеркальному льду скользят мужские ботфорты и женские ботинки с меховой опушкой. Скользящих ног так много, что, будь они в Китае, для них не хватило бы бамбуковых палок. Солнце светит особенно ярко, воздух особенно прозрачен, щечки горят ярче обыкновенного, глазки обещают больше, чем следует… Живи и наслаждайся, человек, одним словом! Но…

«Дудки!» – говорит судьба в лице моего… доброго знакомого.

Я вдали от катка сижу на скамье под голым деревом и беседую с «ней». Я готов ее скушать вместе с ее шляпкой, шубкой и ножками, на которых блестят коньки, – так хороша! Страдаю и в то же время наслаждаюсь! О, любовь! Но… дудки…

Мимо нас проходит наш департаментский «отворяйло и запирайло», наш Аргус и Меркурий, пирожник и рассыльный, Спевсип Макаров. В руках его чьи-то калоши, мужские и женские, должно быть превосходительные. Спевсип делает мне под козырек и, глядя на меня с умилением и любовью, останавливается около самой скамьи.