Бернард Маламуд - Шляпа Рембрандта (Рассказы)

• Название: Шляпа Рембрандта (Рассказы)
• Автор: Бернард Маламуд
• Издательство: "Известия"
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1990
• ISBN: 5-206-00050-7

Бернард Маламуд (1914–1986) — известный американский писатель. Выходец из еврейской иммигрантской семьи, Маламуд обогатил американскую литературу не только огромным жизненным материалом этой среды, но и своей особой образностью.

Автор семи романов и повестей («Прирожденный мастер», 1952; «Помощник», 1957; «Новая жизнь», 1961 и др.) и нескольких сборников рассказов (из которых наиболее известны «Волшебный бочонок», 1958; «Идиоты первыми» 1963; «Шляпа Рембрандта», 1973), Маламуд был удостоен на родине многочисленных наград (Пулитцеровской премии, двух Национальных книжных премий, а также Золотой медали Американской академии искусств и литературы).

Рассказ был любимым жанром писателя.

В предисловии к итоговому сборнику, куда автор отобрал 25 своих лучших новелл, Маламуд писал:

«Рассказ — это личность, втиснутая в несколько страниц, вобравших в себя целую жизнь человека».

Этот последний сборник «Рассказы Бернарда Маламуда» (1984) лег в основу данной книги.

Точные по психологическому рисунку, свободные от дидактизма рассказы Маламуда несут в себе определенный нравственный урок: урок любви и сострадания к людям.

---

Мендель с Исааком, цеплявшимся за его рукав, поднялся по деревянным ступеням и позвонил в дверь. Через пять минут на крыльце появилась грузная, седая широколицая женщина в ночной рубашке и наброшенном на плечи рваном халате. Она решительно сказала, что раввин спит и его нельзя будить.

Но пока она втолковывала это, к двери приковылял сам раввин. Он послушал с минуту и вмешался:

— Кто хочет увидеться со мной, пусть войдут.

Они очутились в захламленной комнате. Раввин, тощий с согнутой спиной и сквозной белой бородкой, был в фланелевой пижаме, черной ермолке и босиком.

— Vey is mir[18], — заворчала его жена. — Или ты наденешь туфли, или завтра у тебя будет воспаление легких. — Она была заметно моложе мужа, женщина с толстым животом.

Пристально посмотрев на Исаака, она отвернулась. Мендель виновато изложил свою задачу.

— Мне нужно всего тридцать пять долларов.

— Тридцать пять, — сказала жена раввина. — Почему не тридцать пять тысяч? Кто имеет такие деньги? Мой муж — бедный раввин. Врачи отнимают последний грош.

— Дорогой друг, — сказал раввин. — Если бы у меня было, я бы вам дал.

— Семьдесят у меня уже есть, — сказал удрученный Мендель. — Мне нужно всего тридцать пять долларов.

— Бог тебе даст, — сказал раввин.

— В могиле, — ответил Мендель. — Мне нужно сегодня. Идем, Исаак.

— Подождите, — крикнул раввин.

Он торопливо ушел внутрь, вынес долгополое узкое пальто на меху и отдал Менделю.

— Яша, — взвизгнула его жена, — только не твое новое пальто!

— У меня есть старое. Кому нужно два пальто на одно старое тело?

— Яша, я кричу…

— Кто способен ходить среди больных, скажи мне, в новом пальто?

— Яша, — крикнула она, — что он будет делать с твоим пальто? Ему деньги нужны сегодня. Ростовщики спят.

— Так он их разбудит.

— Нет. — Она ухватилась за пальто. Мендель держал его за рукав и тащил к себе. Знаю я тебя, — подумал Мендель.

— Шейлок, — проворчал он. Глаза у нее сверкнули. Раввин стонал и кружил по комнате как пьяный. Мендель вырвал пальто у жены, и она вскрикнула.

— Бегите, — сказал раввин.

— Бежим, Исаак.

Они выскочили из дома и сбежали по ступенькам.

— Остановись, вор, — кричала жена раввина.

Раввин схватился за голову и упал на пол.

— Помогите! — зарыдала жена. — Ему плохо с сердцем! Помогите!

А Мендель и Исаак убегали по улицам с новым меховым пальто раввина. За ними бесшумно мчался Гинзбург.

Поздно ночью в последней открытой кассе Мендель купил билет на поезд.

Купить бутерброд было уже некогда, поэтому Исаак съел свои орехи, и по огромному пустынному вокзалу они устремились к поезду.

— Утром, — задыхаясь, говорил на бегу Мендель, — приходит человек и продает бутерброды и кофе. Поешь, но возьми сдачу. Когда поезд приедет в Калифорнию, тебя будет ждать на станции дядя Лео. Если ты его не узнаешь, дядя Лео тебя узнает. Скажи ему, что я передавал привет.

Когда они подбежали к платформе, ворота туда были заперты и свет выключен.

— Поздно, — сказал контролер в кителе — грузный, бородатый мужчина с волосатыми ноздрями, пахший рыбой. Он показал на вокзальные часы:

— Уже первый час.

— Но поезд еще стоит, я вижу, — сказал Мендель, приплясывая от горя.

— Уже ушел — через одну минуту.

— Минуты хватит. Только открой ворота.

— Поздно, я сказал.

Мендель ударил себя в костлявую грудь обеими руками.

— От всего сердца прошу тебя об этом маленьком одолжении.

— Хватит с тебя одолжений. Для тебя поезд ушел. Тебе к полуночи полагалось умереть. Я тебе вчера сказал. Больше ничего не могу для тебя сделать.

— Гинзбург! — Мендель отпрянул от него.

— А кто же еще? — Голос звучал металлически, глаза поблескивали, лицо было веселое.

— Для себя, — взмолился старик, — я ничего не прошу. Но что случится с моим сыном?

Гинзбург пожал плечами.

— Что случится, то случится. Я за это не отвечаю. Мне хватит забот без того, чтобы думать о каком-то с половиной шариков.

— За что же ты тогда отвечаешь?

— Создаю условия. Чтобы случилось то, что случится. Антропоморфными делами не занимаюсь.

— Не знаю, чем ты занимаешься, но где у тебя жалость?

— Это не мой товар. Закон есть закон.

— Какой закон?

— Космический мировой закон, черт возьми, которому я сам подчиняюсь.

— Что же у тебя за закон? — закричал Мендель. — Боже мой, ты понимаешь, сколько я терпел в жизни с этим несчастным мальчиком? Посмотри на него. Тридцать девять лет, со дня его рождения я жду, когда он станет взрослым, — а он не стал. Ты понимаешь, каково это для отцовского сердца? Почему ты не пускаешь его к его дяде? — Он возвысил голос до крика.

Исаак громко захныкал.

— Ты успокойся, а то обидишь кого-нибудь, — сказал Гинзбург, моргнув в сторону Исаака.

— Всю мою жизнь, — закричал Мендель, и тело его задрожало, — что я видел? Я был бедняк. Я страдал от плохого здоровья. Когда я работал, я работал слишком много. Когда я не работал, это было еще хуже. Моя жена умерла молодой. Но я ни от кого ничего не просил. Теперь я прошу об маленьком одолжении. Будьте так добры, мистер Гинзбург.

Контролер ковырял в зубах спичкой.

— Ты не один такой, мой друг, некоторым достается хуже. Так уж устроено.

— Пес ты пес. — Мендель схватил Гинзбурга за глотку и стал душить. — Сукин сын, есть в тебе что-нибудь человеческое?

Они боролись, стоя нос к носу. Хотя глаза у Гинзбурга изумленно выкатились, он рассмеялся.

— Попусту пищишь и ноешь. Вдребезги заморожу.

Глаза у него яростно вспыхнули, а Мендель ощутил, что нестерпимый холод ледяным кинжалом вонзается в его тело и все его части съеживаются.

Вот я умираю и не помог Исааку.

Собралась толпа. Исаак повизгивал от страха.

В последней муке прильнув к Гинзбургу, Мендель увидел в глазах контролера отражение бездонного своего ужаса. Гинзбург же, глядя Менделю в глаза, увидел в них себя, как в зеркале, узрел всю силу своего страшного гнева. Он видел мерцающий, лучистый, ослепительный свет, который рождает тьму. Гинзбург поразился.

— Кто, я?

Он отпустил извивавшегося старика, и Мендель, обмирая сердцем, повалился наземь.

— Иди, — проворчал Гинзбург, — веди его на поезд. Пропустить, — велел он охраннику.

Толпа раздалась. Исаак помог отцу подняться, и они заковыляли вниз по лестнице к платформе, где стоял освещенный и готовый к отправлению поезд.

Мендель нашел Исааку место и торопливо обнял сына.

— Помогай дяде Лео, Исаак. И помни отца и мать. Не обижай его, — сказал он проводнику. — Покажи ему где что.

Он стоял на платформе, пока поезд не тронулся с места Исаак сидел на краешке, устремив лицо в сторону своего следования. Когда поезд ушел, Мендель поднялся по лестнице, узнать, что сталось с Гинзбургом.

Мой сын убийца (Перевод В. Голышева)

Он просыпается, чувствуя, что отец стоит в передней и прислушивается. Прислушивается к тому, как он встает и ощупью ищет брюки. Не надевает туфли. Не идет есть на кухню. Смотрится в зеркало, зажмурив глаза. Час сидит на стульчаке. Листает книгу, не в силах читать. Прислушивается к его мучениям, одиночеству. Отец стоит в передней. Сын слышит, как он прислушивается. Мой сын чужой, ничего не говорит мне. Я открываю дверь и вижу в передней отца. Почему стоишь тут, почему не идешь на работу?

Потому что взял отпуск зимой, а не летом, как обычно. И проводишь его в темной вонючей передней, следя за каждым моим шагом? Стараешься угадать, чего не видишь? Какого черта шпионишь за мной все время?

Мой отец уходит в спальню и немного погодя украдкой возвращается в переднюю: прислушивается.

Иногда слышу его в комнате, но он со мной не разговаривает, и я не знаю, что с ним. Я, отец, в ужасном положении.

Может быть, он когда-нибудь напишет мне письмо: Милый папа…

Гарри, милый сын, открой дверь. Мой сын узник.

Моя жена уходит утром к замужней дочери, та ждет четвертого ребенка. Мать готовит, убирается у нее, ухаживает за тремя детьми. Беременность у дочери проходит тяжело, высокое давление, и она почти все время лежит. Так посоветовал врач. Жены целый день нет. Она боится за Гарри. С прошлого лета, когда он закончил колледж, он все время один, нервный и погружен в свои мысли. Заговоришь с ним — в ответ чаще всего крик, а то и вообще никакого ответа. Читает газеты, курит, сидит у себя в комнате. Изредка выходит погулять.

Как погулял, Гарри?

Погулял.

Моя жена посоветовала ему пойти поискать работу, и раза два он сходил, но, когда ему предлагали место, отказывался.

Не потому, что не хочу работать. Я плохо себя чувствую.

Почему ты плохо себя чувствуешь?

Как чувствую, так и чувствую. По-другому не могу.