Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

• Название: Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)
• Автор: Эдуард Асадов
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-61145-4

Любое из стихотворений Эдуарда Асадова – торжество смелых и благородных чувств, борьба за бескомпромиссную, трепетную и чистую любовь. Книга представляет собой полное собрание стихотворений, уже более полувека любимых читателями.

---

Именем совести

Какие б ни грозили горести
И где бы ни ждала беда,
Не поступайся только совестью
Ни днем, ни ночью – никогда!

И сколько б ни манила праздными
Судьба тропинками в пути,
Как ни дарила бы соблазнами –
Взгляни на все глазами ясными
И через совесть пропусти.

Ведь каждый, ну буквально каждый,
Коль жить пытался похитрей,
Встречался в жизни не однажды
С укором совести своей.

В любви для ласкового взгляда
Порой так хочется солгать,
А совесть морщится: – Не надо!
А совесть требует молчать.

А что сказать, когда ты видишь,
Как губят друга твоего?!
Ты все последствия предвидишь,
Но не предпримешь ничего.

Ты ищешь втайне оправданья,
Причины, веские слова,
А совесть злится до отчаянья:
– Не трусь, покуда я жива!

Живет она и в час, когда ты,
Решив познать иную новь,
Бездумно или виновато,
Как пса бездомного куда-то,
За двери выставишь любовь.

Никто тебе не помешает,
И всех уверишь, убедишь,
А совесть глаз не опускает,
Она упрямо уличает
И шепчет: – Подлое творишь!

Стоит она перед тобою
И в час, когда, войдя во вкус,
Ты вдруг задумаешь порою
Урвать не самый честный кус.

Вперед! Бери и не робей!
Ведь нет свидетельского взгляда.
А совесть сердится: – Не надо! –
А совесть требует: – Не смей!

Мы вправе жить не по приказу
И выбирать свои пути,
Но против совести ни разу,
Вот тут, хоть режьте, скажем сразу:
Нельзя, товарищи, идти!

Нельзя ни в радости, ни в горести,
Ни в зной и ни в колючий снег.
Ведь человек с погибшей совестью
Уже никто. Не человек!

1976

Воспоминания

Годы бегут по траве и по снегу,
Словно по вечному расписанию,
И только одно не подвластно их бегу:
Наши воспоминания.

И в детство, и в юность, и в зной, и в заметь
По первому знаку из мрака темени,
Ко всем нашим датам домчит нас память,
Быстрей, чем любая машина времени.

Что хочешь – пожалуйста, воскрешай!
И сразу же дни, что давно незримы,
Как станции, словно промчатся мимо,
Ну где только вздумаешь – вылезай.

И есть ли на свете иное средство
Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет,
Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство,
В каких-нибудь шесть или восемь лет?!

И друг, кого, может, и нет на свете,
Восторженным смехом звеня своим,
Кивком на речушку: – А ну, бежим! –
И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети!

А вот полуночный упругий свет,
Что жжет тебя, радуясь и ликуя,
Молодость… Первые поцелуи…
Бери же, как россыпь их золотую,
Щедрее, чем память, – богатства нет!

А жизнь – это песни и дни печали.
И так уж устроены, видно, мы,
Что радости нами освещены,
Чтоб мы их случайно не пролетали.

А грустные даты и неприятности
Мы мраком закрыли, как маскировкой,
Чтоб меньше было бы вероятностей
Ненужную сделать вдруг остановку.

Но станции счастья (к чему скрывать?)
Значительно реже плохих и серых.
Вот почему мы их свыше меры
Стараемся празднично озарять.

Шагая и в зное, и в снежной мгле,
Встречали мы всякие испытания,
И, если б не наши воспоминания,
Как бедно бы жили мы на земле!

Но ты вдруг спросила: – А как же я? –
И в голосе нотки холодной меди. –
Какие же мне ты отвел края?
И где я: на станции или разъезде?

Не надо, не хмурь огорченно бровь
И не смотри потемневшим взглядом.
Ведь ты же не станция. Ты – Любовь.
А значит, все время со мною рядом!

Декабрь 1976 г.

Звезды живут, как люди

Ну как мы о звездах судим?
Хоть яркие, но бесстрастные.
А звезды живут по-разному,
А звезды живут, как люди.

Одни – будто сверхкрасавицы
Надменны и величавы.
Другие же улыбаются
Застенчиво и лукаво.

Вон те ничего не чувствуют
И смотрят холодным взглядом.
А эти тебе сочувствуют
И всюду как будто рядом.

Взгляните, какие разные:
То огненно-золотые,
То яркие, то алмазные,
То дымчатые и красные,
То ласково-голубые.

Нельзя отыскать заранее
Единой для всех оценки:
У каждой свое сияние,
У каждой свои оттенки.

Людская жизнь быстротечна.
Куда нам до звезд?! А все же
И звезды живут не вечно,
Они умирают тоже.

Природа шутить не любит,
Она подчиняет всякого.
Да, звезды живут, как люди,
И смерть свою, словно люди,
Встречают не одинаково.

Одни, замедляя ход,
Спиной обратясь к Вселенной,
Скупо и постепенно
Гаснут за годом год…

И, век свой продлить стараясь,
Темнеют, теряя цвет,
В холодный кулак сжимаясь,
Тяжелый, как сто планет.

Такая не улыбнется,
И дружбы с ней не свести.
Живет она, как трясется,
И «Черной дырой» зовется.
Погаснув в конце пути.

А кто-то живет иначе,
А кто-то горит не так,
А кто-то души не прячет,
Огнем озаряя мрак.

И, став на краю могилы,
К живым пролагая мост,
Вдруг вспыхнет с гигантской силой,
Как тысяча тысяч звезд…

И все! И светила нет…
Но вспышки того сияния
Сквозь дальние расстояния
Горят еще сотни лет…

1976

Лучший совет

Почувствовав неправою себя,
Она вскипела бурно и спесиво,
Пошла шуметь, мне нервы теребя,
И через час, все светлое губя,
Мы с ней дошли едва ль не до разрыва.

И было столько недостойных слов,
Тяжеловесных, будто носороги,
Что я воскликнул: – Это не любовь! –
И зашагал сурово по дороге.

Иду, решая: нужен иль не нужен?
А сам в окрестной красоте тону:
За рощей вечер, отходя ко сну,
Готовит свой неторопливый ужин.

Как одинокий старый холостяк,
Быть может зло познавший от подруги,
Присев на холм, небрежно, кое-как
Он расставляет блюда по округе:

Река в кустах сверкнула, как селедка,
В бокал пруда налит вишневый сок,
И, как «глазунья», солнечный желток
Пылает на небесной сковородке.

И я спросил у вечера: – Скажи,
Как поступить мне с милою моею?
– А ты ее изменой накажи! –
Ответил вечер, хмуро багровея. –

И вот, когда любимая заплачет,
Обидных слез не в силах удержать,
Увидишь сам тогда, что это значит –
Изменой злою женщину терзать!

Иду вперед, не успокоив душу,
А мимо мчится, развивая прыть,
Гуляка-ветер. Я кричу: – Послушай!
Скажи мне, друг, как с милой поступить?

Ты всюду был, ты знаешь все на свете,
Не то что я – скромняга-человек.
– А ты ее надуй! – ответил ветер. –
Да похитрей, чтоб помнила весь век.

И вот, когда любимая заплачет,
Тоскливых слез не в силах удержать,
Тогда увидишь сам, что это значит –
Обманным словом женщину терзать!

Вдали, серьгами царственно качая,
Как в пламени, рябина у реки.
– Красавица, – сказал я. – Помоги!
Как поступить мне с милою, не знаю.

В ответ рябина словно просияла.
– А ты ее возьми и обними!
И зла не поминай, – она сказала. –
Ведь женщина есть женщина. Пойми!

Не спорь, не говори, что обижаешься,
А руки ей на плечи положи
И поцелуй… И ласково скажи…
А что сказать – и сам ты догадаешься.

И вот, когда любимая заплачет,
Счастливых слез не в силах удержать,
Тогда узнаешь сам, что это значит –
С любовью слово женщине сказать!

1976

«Прогрессивный» роман

Он смеялся сурово и свысока
И над тем, как держалась она несмело,
И над тем, что курить она не умела,
А пила лишь сухое и то слегка.

И когда она кашляла, дым глотая,
Утирая слезу с покрасневших век,
Он вздыхал, улыбаясь: – Минувший век.
Надо быть современною, дорогая!

Почитая скабрез «прогрессивным делом»,
Был и в речи он истинным «молодцом»
И таким иногда громыхал словцом,
Что она от смущения багровела.

А на страх, на застенчивые слова
И надежду открыть золотые дали
Огорченно смеялся в ответ: – Видали?
До чего же наивная голова!

Отдохни от высоких своих идей.
И, чтоб жить хорошо посреди вселенной,
Сантименты, пожалуйста, сдай в музей.
Мы не дети, давай не смешить людей,
Будь хоть раз, ну, действительно современной!

Был «наставник» воистину боевой
И, как видно, сумел, убедил, добился.
А затем успокоился и… женился,
Но женился, увы, на совсем другой.

На какой? Да как раз на такой, которая
И суровой, и твердой была к нему.
На улыбки была далеко не скорая,
А строга – как боярыня в терему.

И пред ней, горделивой и чуть надменной,
Он сгибался едва ли не пополам…
Вот и верь «прогрессивным» теперь речам,
Вот и будь после этого «современной»!

1976

Колдовские травы