Борис Екимов - Высшая мера

• Название: Высшая мера
• Автор: Борис Екимов
• Издательство: ИПО "Литературная газета"
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1990

---

Прожила Наталья несколько дней и уехала, набрав рыбы. Приехала снова и снова. У Любаря был медовый месяц.

А потом неожиданно она купила в Кочкарине невзрачную хатенку, устроилась на станции работать, стала жить. На хуторе решили, что Любарь тому виной: мол, хочет баба его к рукам прибрать, увести от жены. И посмеивались: много таких у Любаря было. Оказалось много, но не таких. Наталья не зря оставила город свой, работу и даже дочку у своих родителей.

Кочкарин извечно жил рыбой: брали у рыбаков, солили да вялили, а потом продавали заезжим перекупщикам, проводникам с поездов, пассажирам — кто как умел. Наталья этих умельцев обставила в один миг. Одевалась она — на зависть — во все заграничное, ее на хуторе звали Наташка-джинсовая.

И сейчас на ней была хорошая джинсовая юбка, светлая легкая курточка. Губки — подкрашены, лицо — ухоженное. В светлом дне, под ярким солнышком она цвела по-весеннему: не баба — лазоревый цветок.

Любарь посигналил, Наталья обернулась и стала отворять ворота. Хатенка у нее была неприглядная, какую купила, в такой и жила.

Поздоровались.

— Здесь будете ловить? — спросила Наталья.

— Нет. Это я в гости. Соскучился.

Он обнял Наталью, прошелся руками где положено.

— Все тут на месте? Опломбировано?

Наталья вывернулась, сказала с усмешкой:

— Все бы тебе проверять. Я — вольная птица. Вчера Деревянный свататься приходил. Сберкнижку принес.

— Ну, и сколько у него там?

— Да я не глядела. Еле прогнала.

Деревянный — была кличка хуторского бобыля, запойного. Он подолгу держался, потом запивал.

— А я еще не обедал… — вспомнил Любарь.

— У меня лапша, курятина, все еще горячее.

Внутри Натальина хатка была приглядной: яркий палас на полу, красивые накидки, цветастые шторы. И пахло всегда хорошей едой, духами.

Наталья быстро поставила водку, салат из свежих помидоров и огурчиков.

— Вырастила, огородница… — посмеялся Любарь.

— Привезли.

Ей все привозили: продукты, любые тряпки.

— Я сейчас на дежурство. Ты не уедешь?

— Нет.

— Хорошо. Вечером надо загрузить. Я договорилась с ребятами. Они часов в семь подойдут.

Любарь кивнул головой. Он выпил стаканчик водки, с удовольствием похрустел огурчиком, помидорчиком разговелся и стал жадно хлебать душистую домашнюю лапшу. Бульон был пахучий, как и положено, когда варишь не магазинную страсть, а настоящую домашнюю курочку.

— Загрузимся, — пообещал Любарь. — Мотороллер не сломала?

— На ходу.

— Тогда все. Лады.

О рыбе шла речь. Наталья лишь поселилась на хуторе, взялась за дело всерьез. Люди солили в погребах да сараях, в железных бочках. Наталья пригнала технику, замуровала в земле объемистую бетонную чашу. Там и солилась рыба, в крепком тузлуке. Местные покупали мешок-другой. Наталья брала тоннами: синца, рыбца, чехонь и прочую бель. Брала, валила в тузлук и через неделю сбывала своим людям. Дело было поставлено четко: в тузлук — и увезли; одна солится, другая уже готова.

На берег, к рыбацким судам, она не бегала, мешки на горбу не тягала.

Другие бабы, задрав юбки, лезли на катера, по трапам, одна вперед другой. Лезли, ругались, бывало, и дрались.

Наталья лишь говорила заранее, сколько возьмет. В сарае стоял мотороллер "муравей", на нем привозили. Рыбаки ее уважали за то, что брала оптом, не торгуясь, снабжала водкой, доставала любые дефициты: из еды, из одежды, вплоть до японских магнитофонов.

На хуторе сначала удивлялись, завидовали, потом поняли: за Наташкой-джинсовой не угнаться. Любарь тоже не сразу привык, когда Наталья заказывала по полсотни, а потом по сотне ящиков.

— Куда тебе? — удивлялся он. — Сдурела.

Наталья цедила холодно:

— Тебе какое дело. Я плачу.

Все было верно. Постель постелью, но никаких поблажек в цене она не просила. Любарь сначала удивлялся, потом зауважал свою подругу, а потом привык.

Шли годы. Хутор стал гордиться Наташкой-джинсовой. Кое-кто ей завидовал и ждал, когда она попадется. Но место было глухое, участковый милиционер — пожилой и свойский, привыкший к бесплатной выпивке и иным дарам, своих кормильцев берег.

Любарь жил с Натальей по-домашнему, обстиранный и ухоженный. Он проводил здесь и "жарковскую" путину, и осень — до ледостава. А потом зиму — до весны. Его товарищи по-холостяцки ютились на катерах, мерзли там осенью, в тесных кубриках, летом задыхались от жары, валялись на грязных постелях, питались кое-как. А Костя приходил на катер рано утром, чисто выбритый, пахнущий одеколоном. Приходил, кричал: "Подъем, орлы!" А вечером убывал.

Наталья заторопилась на станцию, сказала: "Я рано приду". А Костя хлебал лапшу: одну тарелку, потом другую. И сразу в голове затуманилось. Он лег и крепко уснул. Снилась ему работа: вода, невод, рыба.

Очнулся Любарь к вечеру. В доме — тихо, и за стенами — тишина. Вышел во двор: у берега, неподалеку стоят три рыбацких катера. Он подался к ним.

На катерах людей не было видно, но трап спущен и из кубрика слышны голоса. Там играли в карты, в "трынку". Люди все свои были, хоть и чужого колхоза. На печке — четверть самогона, от дыма — темно.

Поговорили о рыбе: где идет, а где ее нет. Любарь выпил, взял карту. Игра не пошла. Сотню проиграл и бросил. Азарт не приходил, думалось об ином.

— Про ментов у вас не слышно? — спросил он.

— Как грязи, — ответили ему. — Бригада ростовская да курсанты-соски из астраханской школы. Иловлинские погорели и вроде кто-то из ложковских.

В кубрике было душно, и Любарь вышел на палубу, ожидая катера с рыбой для Натальи. На душе — тоскливо. Люди работают, план делают, деньги. А он — и не привязан, а сиди.

Солнце садилось за гору. На вершине холма четко виделся крест. Там похоронен Дьякон, учитель Любаря, первый бригадир. Знаменитый Дьякон, ростом в два метра, лапа — звериная, патлы до плеч и голос на всю Цимлу: гу-гу-гу-гу…

Были времена… Рыбу государству считай не сдавали. "Горючки не дают, сетей не дают… — гудел Дьякон. — Шиш им, а не рыба. Мы шахтеров должны обеспечить, подземных тружеников".

Обеспечивали. Вот тогда в карты играли! Сейчас Владик-Спортсмен выиграл за ночь пять тысяч, так об этом три года уже рассказывают. А тогда добрые рыбаки деньги не в карманах держали, а в трехлитровых банках. Да не рублям их набивали, а четвертными и выше.

Берет Дьякон банку, идет играть. Проиграл, приходит за новой.

Сейчас пару ящиков водки купят и гордятся. А тогда Дьякону привозили бочку "пойла", а то и две. И держался он долго. Здоровье бычье, враз не разбанкуешь. Но потом стал сдавать. Как поется: "Ко мне приходит белый конь…" Вот он и стал понемногу на этого коня садиться. Белая горячка.

Шлюхи, шампанское, карты… А потом — всех коленом под зад. Бочка "пойла". Тихим становится. И вроде уже не здесь, в другом мире.

— Сердце нудит, — жалуется. — Свербит, а не достанешь… — пригнется к Любарю, еще молодому, и глядит в глаза. — Понимаешь, Костик, свербит. Когда здесь свербит, — чесал он под мышкой, — или там, даже на кабаржине, везде можно подерябать. А как же туда… — драл на груди рубаху и стучал кулаком. — Туда не долезешь, а оно свербит, Костик, — и заглядывал в глаза. — Лишь жаканом туда достанешь. Понял, дурачок? И не будет больно, а лишь сладко… — шептал он, и блаженная улыбка растекалась по лицу. — Жаканом, жаканчиком, жаканушкой…

Он доставал ружье и гладил стволы.

Любарю становилось страшно. Он убегал, уезжал в поселок, а когда возвращался, Дьякон был все тот же. Он времени не замечал, спрашивал:

— Ты где бродил? Целый час жду, не с кем выпить.

— Трап ходил поправлять да чалку проверить.

— Это правильно. За катером надо следить, — хвалил Дьякон. — Ну, давай выпьем.

Бочка была объемистой, пили.

Дьякон застрелился под осень. Из ружья, жаканом, прямо в кубрике. Разулся, в сердце наставил — и конец. Здесь его и схоронили, на самом бугре. Пьяные все были, не захотели на кладбище. На вершине холма закопали, поставили крест.

Любарь тогда катер принял, его назначили старшим.

А крест на вершине холма уже падал два раза. Делали новый. Помнили Дьякона.

Солнце зашло. Любарь дождался катера, с которым Наталья договорилась. Ребята смеялись:

— Дожился Костя. Рыбы своей не имеет, барыгой заделался.

Он посмеялся вместе с ними, пригнал мотороллер, перевез рыбу. А потом пришла Наталья и сказала:

— Нас на день рождения приглашают. Поехали?

Костя обрадовался, даже не спрашивая, куда и к кому. Кстати была гулянка, веселье, чтобы не лезли в голову дурные мысли о завтрашнем дне.

Отмечали день рождения Натальиной знакомой в здешнем райцентре. Вернулись поздно и спали считай до полудня. Потом Наталья убежала на дежурство, а Костя пошел по хутору, провеяться и заодно похмелиться. Долго ноги бить не пришлось. Гена Мармуль позвал его из своего двора: