Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)

• Название: Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)
• Автор: Валерий Могильницкий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906829-06-1

Новая книга Валерия Михайловича Могильницкого «Безымянные тюльпаны» является продолжением его известных произведений о великих узниках Карлага «Звезды Гулага», «Черные розы маршала», «Не склонив головы», «В долине слез», «Великие узники Карлага». В ней собраны очерки писателя последних лет, которые публиковались в газетах «Труд», «Страна и мир», «Казахстанская правда», «Индустриальная Караганда», «Темиртауский рабочий», а также в журналах «Нива», «Простор», «Астана-плюс», «Бай-терек».

Автор книги более пятидесяти лет работает в печати, член Союза журналистов СССР и РК, академик Международной Академии информатизации, лауреат многочисленных творческих конкурсов, почетный гражданин города Жезказгана. Указом Президента РК Н.А. Назарбаева в 2011 году награжден медалью «Ерен енбегі ушін» («За трудовое отличие»). В 2013 году удостоен почетной международной награды «Святая София», а в 2014 году — престижной международной премии «Интеллект нации» (I степени в программе «Лидеры XXI века»).

Книга посвящена памяти жертв политических репрессий. Издание рассчитано на массового читателя.

---

— Вон рукомойник идет!

Даня не обижался и добавлял:

— Ешь до дыр, Мойдодыр!

Еще до войны Фибих хотел написать роман об адмирале Колчаке, его незаурядных способностях первооткрывателя Арктики и создателя морских мин. Знал Фибих и о волнительном романе Колчака и Тимиревой, по разным документам. А когда ему сказали, что «любовь адмирала» сидит в столовой за одним столом с ним рядом, он сразу не поверил. И только на третий день спросил красивую, но рано поседевшую женщину:

— Вы — Анна Тимирева?

— Та самая, — ответила как ни в чем не бывало бывшая любовь адмирала и добавила: — Как видите, заслужила у большевиков высокую честь жить в казахстанских степях…

Анна Васильевна была общительной женщиной. Она работала в клубе художницей и часто приглашала к себе в гости тех, кто любит искусство, театр, поэзию. Она сделала оригинальные декорации к пьесе итальянца Гольдони «Забавный случай», которую зэки поставили на сцене клуба. Генриэтта Моисеевна присутствовала на этом спектакле и была в восторге от игры актеров, самобытного оформления пьесы.

Однажды она накануне Нового года заглянула в клуб и была поражена: там стояла большая елка с разноцветными гирляндами, игрушками и лампочками. Откуда эта елка? Ведь в Бурме вокруг ровная как скатерть степь да степь… Анна Васильевна ей подсказала: подходи поближе к елке, секрет и откроешь… Генриэтта так и сделала, и поняла: елка соткана из ветвей арчи, которой так много в местных сопках… Вот какая придумщица была Тимирева-Книппер!

Я посоветовал Генриэтте Моисеевне взяться за написание мемуаров о Карлаге. Она махнула рукой:

— Где там мне! Да и душа не лежит к прозе. Иное дело — стихи.

Прошло несколько лет после той памятной встречи, давно не стало Генриэтты Моисеевны. Как-то захожу в Карагандинский областной музей изобразительного искусства, и Тамара Александровна Угланова, тогда главный хранитель, передает мне книгу стихов бывшей заключенной Карлага Генриэтты Моисеевны Фикс.

Оказывается, накануне своей кончины она оставила в музее этот сборник для меня.

— Передайте ему спасибо за добрые слова о моих стихах, — сказала она Тамаре Александровне.

Я листаю самиздатовский сборник и вспоминаю встречу с Генриэттой Моисеевной в сквере у ЦУМа и подаренные ею желтые мимозы. Они долго стояли на моем письменном столе в вазочке для цветов, напоминая об удивительной судьбе Генриэтты Моисеевны Фикс, настоящей поэтессы прошлого столетия.

Глава вторая Любовь декабристки

Она была высокой морали женщина. Когда ее мужа, потомка князя-декабриста Андрея Владимировича Трубецкого отправили в Степлаг (Джезказган) на медные рудники на 25 лет за то, что побывал в годы Великой Отечественной войны в фашистском плену, она не подала на развод с ним, не стала сотрудничать с НКВД, хотя ей это предлагали много раз. Она гордилась тем, что вышла замуж за князя, она сама была княгиней из рода Голицыных, и непозволительно ей было падать духом и становиться на колени перед сталинскими ублюдками.

Когда Елена Владимировна Голицына была еще двенадцатилетней девочкой, она впервые услышала от матери о восстании дворян на Сенатской площади в 1825 году. Был среди них и князь Трубецкой. Его за измену царю приговорили к вечной каторге в Сибири. И его жена Екатерина Ивановна Трубецкая первой из жен декабристов отправилась вслед за каторжанином-мужем в Сибирь, чтобы «во глубине сибирских руд» он «хранил гордое терпенье»… Позже Елена Владимировна прочтет немало литературы о подвиге жен декабристов. Особенно по душе ей придется образ Екатерины Трубецкой, которая, несмотря на трудности, нищету и голод, будет нести свою любовь к мужу — «пока смерть не разлучит нас»… Шесть тысяч верст пройдет она по мерзлой земле Сибири вместе с уголовными преступниками, прежде чем увидит своего сердечного друга в Благодатском руднике на добыче свинца. Очевидцы писали, что когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в оборванном и грязном тулупе, худого, бледного, последние силы покинули ее, и она упала в обморок. Но, придя в себя, Екатерина воскликнула:

— Любовь моя, жизнь моя, отныне мы вместе и навсегда!

Она осталась жить в поселке рудника только ради того, чтобы видеть своего возлюбленного, чтобы поддерживать его. Долгие годы она ела только черный хлеб, запивая его квасом. Ходила она в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги… Свои теплые башмаки она переделала в шапку для товарища мужа, чтобы защитить его голову от падающих обломков породы.

Елена Владимировна Голицына-Трубецкая очень хотела быть похожей на героиню некрасовской поэмы «Русские женщины». И она в первый же год пребывания Андрея Трубецкого на джезказганских рудниках отправляется в казахстанскую степь, чтобы найти его обитель и обнять своего любимого. То, что увидела она, ее потрясло до глубины души. Жарища стояла невероятная, когда она приехала в поселок Рудник, песок из Бетпакдалы слепил глаза, забивал рот и скрежетал на зубах… А вокруг — низкие мазанки. Они спрятались за сопками, тут летал пух, вокруг грязь, пыль… Этот район городка называли «Шанхай». И там ей сказали, что ее муж, видимо, занят на карьере шахты 47-бис, долбит руду… Она сразу бросилась туда. Сам А.В. Трубецкой позже в своей книге «Пути неисповедимы (воспоминания: 1939–1955 годы)», изданной в Москве в 1997 году, об этом расскажет так:

«Была уже вторая половина рабочего дня. Мы сидели на дне котлована, опустившегося почти на метр, и лениво переговаривались, ожидая съема. Ко мне подошел и присел рядом тот самый бандеровец, который раньше работал поваром в лазаретной кухне. „Андрей, слушай, это не твоя жена там приехала? Вроде похожа, как на карточке показывал“. — „Где?!“ — „А вон, у вахты“.

Я вскочил сам не свой и быстро пошел между штабелями камней к проволоке. Меня как молнией ударило! Да, это была моя Елена. Она стояла недалеко от проволоки в стороне от вахты, увидала меня, приветливо махнула рукой, заулыбалась. Я прислонился к штабелю и мог только улыбаться, а она поднесла руку к лицу и поцеловала кольцо. Это движение сделал и я. В голове все смешалось, и мы молча стояли друг против друга. Потом Елена сказала: „Я добьюсь свидания“, — и отошла к вахте».

Конечно, Андрей Трубецкой понимал, что никакого свидания с Еленой ему не дадут, ибо порядки в лагере были прямо-таки фашистские, к тому же он за скверное поведение был отправлен в режимную бригаду.

Так оно и случилось — не разрешили свидания. Но уже на второй день Елена опять появилась у колючей проволоки близ карьера. А.В. Трубецкой писал:

«Я увидел ее, бодро спускавшуюся с переезда с рюкзаком за плечами, маленькую, стройную, всю какую-то собранную, и побежал навстречу. Потом весь карьер я шел рядом с ней только через проволоку. Она улыбалась этой неожиданности и тыкала пальцем в рюкзак, говоря: „Это тебе“. Потом зашла на вахту — маленький домик у ворот карьера с неоштукатуренными стенами и окошечком в нашу сторону. Скоро она вышла вместе с начальником конвоя, сержантом, и я слышал, как упрашивала его разрешить нам свидеться, передать передачу. Сержант, чувствовалось, колебался. Это был новый, не вчерашний конвой, а надзиратель в этот момент почему-то отсутствовал. На мое несчастье подъехал грузовик с солдатами и офицером. Они приехали за углем, который был сгружен на карьере. Сержант, видно, побоялся офицера и разрешил Елене только поговорить, да и то немного, через окошко вахты. Разговор был очень короткий и бессвязный: она мне о хлопотах для свидания, о передаче, я ей — свидания не дадут, но попробуй через начальника лагеря полковника Чечева, а так — уезжай. Да всякие возгласы: как ты, как дома, что братья?»

Ей удалось передать ему рюкзак. Оказалось, это рюкзак его фронтовой, партизанский, с ним он не раз ходил в бой с фашистами в Августовских лесах, с ним вернулся домой в Москву. В рюкзаке лежали новенькая фуфайка, которая спасала его позже в сорокаградусные морозы на работах в карьере, сало и, что восхитило, несколько пар огромных очков-«консервов», защищающих глаза в карьере от каменных брызг при ударе ломом руды.

Все это пригодилось Андрею Трубецкому и его товарищам-узникам. Рассказывая о своей дружбе в Степлаге с Андреем Трубецким, поэт Юрий Грунин в своей книге «Спина земли», подаренной мне автором в 2006 году, писал, что тот подарил ему очки-«консервы», предохраняющие глаза от осколков камней, которые долбили заключенные. «Откуда добыл их Андрей для себя и для меня, я не знаю», — добавил Грунин.

А ведь это все дело волшебных рук Елены Трубецкой, жены Андрея! Нашел в рюкзаке Андрей и записку от нее, всего три слова:

«Люблю, люблю, люблю!»

Начальник лагеря, полковник Чечев, не разрешил Елене свидания с Андреем. «Ты что — декабристка? — крикнул он ей. — А мы что — мягкотелые царские офицеры… Чтоб духу твоего не было в окрестностях лагеря, иначе попадешь в Алжир как жена изменника Родины!»