Руслан Скрынников - Начало опричнины

• Название: Начало опричнины
• Автор: Руслан Скрынников
• Жанр: История
• Год: 1966

Настоящая монография представляет первую часть исследования автора по истории опричнины. В ней подробно исследованы политическое развитие страны, приведшее к опричнине, социальная структура опричнины, наконец, опричная земельная политика на первом этапе ее существования. Внутренняя история опричнины рассматривается в неразрывной связи с событиями Ливонской войны, оказавшей исключительное влияние на судьбы страны, ее экономику и жизнь народа.

---

   Д. Н. Альшиц относит приписки в тексте Царственной книги к более раннему периоду, а именно к 1567—1568 гг.[112]. Его мнение представляется более аргументированным, но многие его доводы спорны. Д. Н. Альшиц не учитывает некоторых важных моментов, связанных с историей опричнины в 60-х годах.

   В летописной приписке к Царственной книге о боярском заговоре 1553 г. Иван с особым одобрением упоминает о верной службе боярина и конюшего И. П. Федорова. Конюший не только не примкнул к боярам-заговорщикам, но и «донес» их крамольные речи до самого царя[113]. Подобная версия никак не могла быть сочинена в 1567—1568 гг., поскольку именно в эти годы Федоров подвергся опале и казни. Процесс «изменника» Федорова, будто бы покушавшегося на жизнь царя, явился центральным моментом всей политической истории опричнины в 1567—1569 гг., и потому представляется совершенно немыслимым появление в тот период официозного рассказа, обеляющего государственного преступника.

   В той же приписке к Царственной книге Иван хвалит Л. А. Салтыкова за то, что тот донес ему на бояр-заговорщиков. Но Салтыков оказался в опале еще раньше Федорова. Перед самой опричниной царь отставил его от оружничества, а затем подверг кратковременному аресту. В 1564— 1565 (7073) гг. Л. А. Салтыков с сыном вынужден был дать по себе специальную запись и лишь тогда был освобожден на поруки.

   Указанные факты служат первым аргументом в пользу того предположения, что приписка к тексту Царственной книги (о заговоре 1553 г.) появилась, скорее всего, до опалы конюшего Федорова (1566—1568 гг.) и, возможно, ранее ареста Салтыкова (1564—1565 гг.).

    Д. Н. Альшиц обратил внимание на удивительное сходство и несомненную родственность текстов летописных приписок и первого послания Грозного Курбскому. По его мнению, Грозный дополнил Царственную книгу после полемики с Курбским в 1564 г. Целью приписок было перенесение в летопись доводов царя из его письма к Курбскому[114]. В частности, Д. Н. Альшиц ссылается на приписку относительно убийства кн. Ю. Глинского в церкви во время восстания 1547 г. и высказывает мысль, что она могла появиться лишь после того, как Курбский в своем письме впервые поставил вопрос о кровопролитии в церквах[115]. Подобный аргумент носит слишком гипотетический характер. Видеть, в названной приписке непременную полемику с Курбским нет достаточных оснований. Цель приписки совсем иная: разоблачение «виновников» восстания, имена которых названы в летописи (Шуйские, И. П. Федоров, Г. Ю. Захарьин, и т. д.)[116].

    Д. Н. Альшиц отмечает, что в ответном письме царю Курбский высмеял некоторые места царского послания «о постелях и телогреях... яко неистовых баб басни»[117]. Эти места не были перенесены из послания в приписки к Царственной книге, пишет Д. Н. Альшиц, и это не случайное совпадение: ответ Курбского сыграл здесь свою роль[118]. Так ли это? Более близкое знакомство с перепиской Курбского обнаруживает, что названное послание не было отправлено на Русь до конца 70-х гг.[119]. Таким образом, ответ Курбского не мог оказать никакого влияния на приписки к летописи, составленные, по мнению Д. Н. Альшица, в 1567—1568 гг.[120].

    Мнение Д. Н. Альшица, будто царь перенес часть своих доводов из полемики с Курбским в летопись, едва ли справедливо. При ближайшем рассмотрении оказывается, что версия о боярском заговоре 1553 г. получила различное освещение в приписке к Царственной книге и послании царя Курбскому[121]. Согласно летописной приписке, ни Сильвестр, ни тем более Адашев в тайном боярском заговоре непосредственно не участвовали. Адашев с другими верноподданными членами думы принес присягу наследнику в первый же день «мятежа». Сильвестр только однажды вмешался в борьбу, посоветовав боярам допустить Старицкого к постели умирающего царя. Но и он не был причастен к тайному заговору[122]. Совершенно иначе те же события изложены в царском послании. Здесь главными участниками заговора в пользу Старицких представлены именно Сильвестр и Адашев. Оказывается, что во время царской болезни бояре «восташа, яко, пияни, с попом Селивестром и с начальником вашим с Олексеем», «они же хотеша воцарити... князя Владимера»[123].

    Если приписка к Царственной книге была в основном перенесением в летопись доводов царя из его полемики с Курбским в 1564 году, то остается непонятным, почему она не только не отразила версии об измене Адашева и Сильвестра, но и полностью противоречила этой версии. Причиной было, по-видимому, то, что приписка к Царственной книге появилась ранее царского послания, составленного под впечатлением измены и бегства Курбского в 1564 году.

    Д. Н. Альшиц строит свою аргументацию на сопоставлении рассказа о боярском «мятеже» 1553 г. в послании Курбскому и приписок к Синодальному списку и Царственной книге. По его мнению, приписка к Синодальной рукописи появилась до полемики царя с Курбским в 1564 г., а приписка к Царственной книге после этой полемики. Основанием для этого вывода служат противоречия и расхождения приписок между собой. На наш взгляд, расхождения приписок носят по большей части мнимый характер.

    Летописные приписки имеют один общий сюжет — заговор, организованный боярами во время болезни царя в марте 1553 года. Сведения, касающиеся этого сюжета, не противоречат друг другу, а напротив, почти полностью совпадают. В Царственной книге названы следующие руководители заговора: князья П. М. Щенятев, И. И. Пронский, Д. И. Немова, С. В. Ростовский[124]. В Синодальном списке названы те же имена и примерно в том же порядке, но там рассказ о заговоре отличается большей полнотой и потому в числе заговорщиков названы еще несколько лиц: князья С. Микулинский, Куракины и П. С. Серебряный[125].

    В совершенно одинаковых выражениях летописные приписки передают речи крамольных бояр-заговорщиков.

Синодальный список

«толко нам служити царевичю Дмитрею, ино нами владети Захарьиным и чем нами владети Захарьиными, ино лутчи служити князю Владимеру Ондреевичю».

Царственная книга

«ведь де нами владети Захарьиным, и чем нами владети Захарьиным, а нам служити государю малому, и мы учнем служити старому князю Володимеру Ондреевичю»[126].

    Сходны между собой и общие «выводы», заключающие оба рассказа:

Синодальный список

«и от того времени быс вражда промеж государя и людей».

Царственная книга

«...и оттоле бысть вражда межи бояр и Селиверстом...», «и оттоле быть вражда велия государю с князем Володимером Ондреевичем...»[127]..

    Наряду с общими моментами приписки к летописным сводам имеют различия, но эти различия связаны не с освещением одних и тех же событий, а с тем, что в приписке К Царственной книге появляется новый сюжет, полностью отсутствующий в приписке к Синодальному списку. Это подробный рассказ об открытом мятеже бояр во время присяги в Боярской думе в марте 1553 года. В целом он носит легендарный характер. Ко времени составления приписок в 60-х гг. никаких документов относительно «прений» в Боярской думе не сохранилось, поэтому авторам приписок пришлось воспроизвести эти прения по памяти, сочинив задним числом то, что было забыто. Наиболее недостоверными представляются речи умирающего царя к думе, которые должны были доказать, что боярский мятеж был прекращен исключительно благодаря вмешательству монарха.

    Летописные приписки очень близки между собой по содержанию, стилю и т. д. в той части, в которой речь идет об одном и том же сюжете, боярском заговоре 1553 года. Можно полагать, что в этом случае в основу их был положен один и тот же источник. Достоверность материала и подробности, сообщаемые в приписках, наводят на мысль, что при составлении их могли быть использованы подлинные документы следствия о боярском заговоре.

    Д. Н. Альшиц первым высказал предположение о том, что царь внес в Синодальный список подробный рассказ о заговорщической деятельности Старицких в 50-х гг., желая оправдать расправу с ближайшей родней в 1563 году. Во время суда над Старицким в 1563 г. царь затребовал из архива судное дело боярина князя С. В. Ростовского 1554 года, содержавшее документальные материалы относительно тайного боярского заговора в пользу Старицкого в 1553 году[128].

 По-видимому, названные материалы были непосредственно использованы при составлении приписок к Синодальному списку и, возможно, Царственной книге.

    Выше мы отметили, что приписка к Царственной книге появилась ранее 1567—1568 гг. (время «заговора» Федорова) и до 1564 г. (послание царя Курбскому). Отсюда следует, что приписки к Синодальному списку и Царственной книге появились примерно в одно время, а именно, в период суда над Старицкими в 1563 году или вскоре после суда[129].

    Приведенная точка зрения неизбежно встретит одно серьезное возражение. Царственная книга была копией Синодального списка, и на изготовление этой богато иллюстрированной летописи требовалось много времени, вследствие чего правка в Царственной книге должна была появиться много позже правки в Синодальном списке. При всей своей логичности этот аргумент имеет в основе своей одну неверную посылку, а именно, представление, будто редактирование грандиозных летописных сводов в сотни страниц можно было осуществить одним приемом. Более вероятно, что летопись (по Синодальному списку) редактировалась частями. В начале 60-х гг. царь исправил начало свода, первые тетради летописи за 1535—1542 гг., и эти тетради были затем переписаны набело в виде Царственной книги. Когда ему понадобилось дополнить рассказ об измене князя С. В. Ростовского в июле 1554 г., он должен был обратиться к соответствующей тетради (за 1554 г. и далее) Синодального списка, так как в Царственной книге этот раздел не был еще перебелен. Как только переписчики довели Царственную книгу до событий марта 1553 г., царь остановил работу и стал править летопись прямо в беловике[130]. Прекращение работы над сводом и исправление последних листов Царственной книги были тесно связаны между собой[131]. Правка в тексте Царственной книги могла производиться и одновременно и в разное время с исправлением последних тетрадей Синодального списка, поскольку между Царственной книгой и последними тетрадями Синодального списка нет прямой связи.