Рейнальдо Аренас - Щвейцар

• Название: Щвейцар
• Автор: Рейнальдо Аренас
• Издательство: ИД «Флюид»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-130-2

Рейнальдо Аренас (1943–1990) — один из наиболее ярких кубинских писателей второй половины XX в.

Роман «Швейцар» написан в 1984–1986 гг. В центре повествования судьба кубинского эмигранта Хуана, обосновавшегося в США. После долгих мытарств герой романа становится швейцаром в одном из небоскребов Манхэттена. Новая работа коренным образом меняет жизнь Хуана и его представления о «благодатной американской земле». Перед швейцаром проходит целая галерея жителей престижного нью-йоркского района. Все они весьма странные люди, часто связанные между собой запутанными отношениями и стремящиеся втянуть кубинца в свои интриги. Хуан наблюдает за ними с недоумением и часто с ужасом. Мир огромного американского города остается для него чужим.

Роман Рейнальдо Аренаса интересен не только увлекательным сюжетом и блестящими наблюдениями автора. Писатель стремится видеть в обычной жизни неординарные, драматические черты. Он создает художественный мир, основанный на острых переживаниях, активно включает в сферу литературы немыслимые в ней прежде вещи, поэтизирует насилие и страдания. Стиль романа отличают изысканный литературный язык, восходящий к кубинской поэтической традиции, и достаточно злая ирония.

---

Хуан вновь попытался объяснить, какую дверь он имел в виду, но в этот момент яйцо, молнией пролетев через весь вестибюль, опять шмякнулось о его физиономию.

— Просто невероятно, как люди сорят деньгами, — заметила Скарлетт Рейнольдс, наблюдая, как яйцо растекается по лицу Хуана. — Какой расход. Надеюсь, оно по крайней мере тухлое.

И, с укором взглянув на нашего швейцара, будто в случившемся виноват именно он, удалилась, таща за собой собаку.

14

Несомненная проделка Паскаля Младшего или Детки, его сестрицы, вызвала у Хуана досаду. Он хотел тотчас же пойти пожаловаться отцу этих детей, сеньору Паскалю Пьетри, управдому или управляющему здания — как вам угодно. Настало время обеда, поэтому он мог отойти от двери. Но тут он вспомнил, что должен исправить какую-то неполадку в кухне Оскаров, и, зная, что жильцам следует уделять первоочередное внимание, решил оставить на потом и свою жалобу, и свой обед.

Похоже, оба Оскара дежурили у двери, потому что как только швейцар позвонил в квартиру, ему сразу же открыли. Он получил приглашение войти от Оскара № 1, облаченного в домашний халат того же фиолетового цвета, что и кролик, из чего швейцар заключил и не без оснований, что в целях экономии Оскар № 1 использовал одну и ту же краску по разным назначениям. Оскар № 2 в алом халате сказал ему «хэй» и спросил, не желает ли он чего-нибудь выпить. Хуан отказался: дескать, у него мало времени, и он хочет побыстрее покончить с делом (исправить предполагаемую неполадку на кухне). Тогда Оскар № 1, исполнив что-то вроде ловкого пируэта, вытащил из чулана стремянку и установил ее под лампой на кухне. Швейцар, который захватил с собой нужные инструменты, приступил к делу, уже в качестве электрика, в то время как оба Оскара, стоя рядом с лестницей, наблюдали за ним, обмениваясь одобрительными заговорщическими взглядами.

Считаем необходимым для достоверности этой реальной истории должным образом представить данных персонажей, Оскаров. В действительности, только один из них был американцем. Другой — Оскар № 1, или Оскар I, как мы уже говорили, по происхождению кубинец, приехал в 1980 году в результате Мариэльского[16] исхода. По прибытии в Нью-Йорк Рамон Гарсия Перес — таково настоящее имя Оскара I — познакомился с Джоном Скоттом, как сначала звали Оскара II. По правде говоря, Рамону Гарсия никогда не нравилось, что он Рамон Гарсия, — ему хотелось стать знаменитой звездой Голливуда с саксонским и желательно экстравагантным именем. Сеньор Скотт тоже не чувствовал себя счастливым, живя под своим именем и фамилией, которые слишком уж явно напоминали ему о крестьянском происхождении и о ферме в Огайо. Рамон и Джон поселились вместе, не потому что были любовниками (обоих тянуло к типам, которые составляли им полную противоположность), а потому что у них был общий предел мечтаний: грубый мужчина, громила или кандидат в уголовники. К тому же отец Оскара № 2, то есть фермер из Огайо, не желая больше знаться со своим сыном, предпочел вручить ему круглую сумму денег, чтобы отныне тот не подавал признаков жизни.

Ни одной из целей, к которым стремились Оскар № 1 и Оскар № 2, они не достигли, если, конечно, не считать перемены соответствующих имен на имя Оскар, за которым теперь следовала фамилия Таймс. Идея о том, чтобы обоим друзьям превратиться в Оскара Таймса, принадлежала Рамону Гарсия, который, едва покинув родину, поклялся отколоть какое-нибудь коленце в отместку. Во-первых, он решил никогда больше не произносить ни одного слова по-испански; во-вторых, настолько обжиться на приемной родине, чтобы в скором времени никто не смог сказать, что он родился на юге провинции Санта Клара в забытым Богом городишке под названием Муэлас Кьетас. Будучи дилетантом и снобом, Рамон Гарсия начал с того, что переменил первоначальное имя с фамилией на величайшие, как он считал, символы американского мира: голливудский «Оскар» и газету «Нью-Йорк Таймс». За те десять лет, что сеньор Гарсия (или, лучше сказать, сеньор Таймс) прожил в Нью-Йорке, он не пропустил ни одного фильма, представленного на премию «Оскар», причем смотрел их по крайней мере двенадцать раз. Если учесть, что на указанную премию номинируются все подряд — от оператора до музыкальной темы, — можете себе представить, сколько времени на все про все уходило у этого сеньора.

Что касается «Нью-Йорк Таймс», то он настолько преклонялся перед этой газетой, что начиная с самого приезда и до сего времени не пропустил ни одного номера, а потому в его просторной квартире выросла настоящая гора из газет, закрывшая стены аж до потолка и временами грозившая обрушением. Раболепные восторги Рамона Гарсия подействовали на Джона Скотта, который в глубине души почувствовал себя польщенным: выходило, что в конечном итоге (думал он) обитатель тропиков, провинциал и жалкий подражатель стремился походить на него, Скотта, — воплощение (так по крайней мере казалось ему) молодого американского гея, и он горячо одобрил идею сменить имя. Рамон Гарсия (подобное имя в самом деле его ужасало) так настойчиво стремился стать «типичным американским геем», что превзошел сам образец для подражания и зарегистрировался под новым именем не как Оскар Таймс № 2, а Оскар Таймс II. Однако оба персонажа по своему внешнему виду были весьма далеки от того идеального образа, какой сами себе выдумали. Вместо привлекательных и ловких парней — пара лысых и толстых женоподобных существ, которые каждое утро, поглощая тосты и кофе без кофеина, читали «Нью-Йорк Таймс»… Затем, одинаково двигаясь и одинаково одевшись по последней моде, навязанной каким-нибудь голливудским идолом, они отправлялись на улицу на поиски мужчины своей мечты, которые, конечно же, ничем не заканчивались. Во время своих поисков или походов они прочесывали туалеты и крыши, лестницы, поезда и общественные пляжи, тюрьмы, театры, военные лагеря, кинотеатры, бани, бары, стадионы, музеи, автобусные остановки. Не считая, естественно, деревьев, аркад, мостов и площадок нью-йоркского Центрального парка и даже зоопарка Бронкса, где Мэри Авилес лелеяла несбыточную надежду на то, что какой-нибудь зверь разорвет ее на части. Одевшись в мужскую одежду (авось изнасилуют мужчины), они прогуливались на рассвете по центру Гарлема и по всему нью-йоркскому аптауну; вырядившись женщинами (вдруг будет приставать какой-нибудь активный трансвестит), они обошли все места, которым практически несть числа начиная с подземелья так называемой «Школки» и кончая многолюдной Сорок второй улицей, где собираются гомосексуалы.

Разумеется, мы не утверждаем, что во время всех своих нескончаемых походов Оскары не занимались сексом. Напротив, они занимались им ежедневно, вернее, денно и нощно, но не с предметом своих вожделений, а с субъектами, похожими на них самих. К ним они испытывали не влечение, а скорее отвращение, и отвращение взаимное, но из-за скуки, неудовлетворенности, в силу привычки или же потому что более ничего не оставалось, в конце концов, совокуплялись, чтобы в кульминационный момент испытать не удовольствие, а разочарование, оттого что поимели (или поимели их) свои же собственные отвратительные изображения.

Тем не менее то были лучшие времена. Потом настали другие, худшие, и во флирте («фрахте», как называли его тамошние кубинцы), на смену обычному риску (шантаж, избиения, грабеж, венерические заболевания), пришел риск, и в самом деле смертельный. Мы, естественно, имеем в виду жуткую напасть, называемую СПИДом, которая уже унесла четыре миллиона двести тысяч тридцать три души — цифры наши и, следовательно, точные. Если до 1984–1985 годов Оскары находили утешение в утомительных поисках, теперь им не осталось даже этого. В течение последних пяти лет, с каждым днем все больше впадая в отчаяние, но не показывая вида, они опробовали «помощь, или сексуальные приспособления» всевозможных видов начиная с пластмассовых фаллосов и кончая алюминиевыми вибраторами, не говоря уже, конечно, об «эротизированном роботе», принесшем миллионные прибыли разработавшей его японской фирме. Однако ничего уже не давало им удовлетворения или по крайней мере временного успокоения. К тому же, хотя они продолжали жадно читать «Нью-Йорк Таймс», но и в ней не находили никакого выхода из положения. Вот тогда-то колдунья по имени Лола Прида, также сбежавшая через порт Мариэль и с успехом обосновавшаяся с травяной аптекой в Квинсе, погадала им по руке, взяв по пятьсот долларов с каждого, и посоветовала (и помогла достать) завести бульдога и кролика.

Назначение предложенных животных, натасканных Придой, состояло в следующем: один из Оскаров Таймсов раздевался, бросался ничком на газетные тюфяки, образованные экземплярами «Нью-Йорк Таймс», держа на поводке кролика, в то время как другой Оскар Таймс занимался бульдогом — науськивал на грызуна, находившегося по другую сторону от лежащего Оскара Таймса. Бульдог кидался на зверька, но натыкался на тело одного из Оскаров Таймсов; тот подтягивал кролика к своей обнаженной плоти затем, чтобы как только собака приготовится его разорвать, слегка отпустить поводок и отвести опасность. Тогда огромный бульдог кусал не преследуемого зверя, а растянувшегося Оскара Таймса, который после нескольких недель тренировки добился того, чтобы клыки каждый раз вонзались бы ему в ягодицы. Порой действо достигало небывалого размаха, и стены квартиры сотрясались от истошного визга кролика, лая все более разъярявшегося бульдога и громких стонов удовольствия и, естественно, боли лежащего Оскара Таймса. Когда наступал черед другого Оскара Таймса, квартира оглашалась прямо-таки ревом джунглей, а бескрайние завалы, образованные экземплярами «Нью-Йорк Таймс», обагрялись кровью.