Галина Гончарова - Азъ есмь Софья. Царевна

• Название: Азъ есмь Софья. Царевна
• Автор: Галина Гончарова
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Над Русью вновь собирается гроза: совершают набеги крымчаки, готовится к войне турецкий султан, плетут интриги бояре…

Как тут остаться безучастной? Софья, любимая сестра царевича Алексея, просто обязана вмешаться. Предстоит новая кровавая сеча, в которой русичи и поляки должны плечом к плечу встать против общего врага. И выжить. И победить.

А чтобы помочь и брату, и родной стороне, нужно взять на себя тяжкий груз ответственности — строить корабли, организовывать производство оружия, налаживать отношения Руси с соседями… Разве смогла бы это все поднять обыкновенная царевна? Но по плечу ли эта ноша женщине из будущего?

---

* Хенниг Бранд первый получил фосфор и даже показывал фокусы с ним — благо, светящееся вещество. А потом уж секрет разошелся по миру. Прим. авт.

— В кои‑то веки они не просто о философии рассуждают, но и дело делают. А мальчишка хорош…

— Я ж там постоянно. Ты мне поверь, Григорий, лет через десять таких ребят много будет…

— Нам, старикам, останется только в гроб укладываться?

Воин фыркнул.

— Я бы погодил. Вот ежели Ени — Кале возьмем, тогда и помирать не жалко.

— А коли удержим ее — так вдвойне. А ведь можем…

— Нас там никто не ждет…

— Да я и сам не ждал бы. Мы должны были в Азов упереться, осаждать его, и кабы только года через два…

Ответом была насмешливая улыбка. Ну да. Какие два года, когда вот они — сидят и до Азовского моря — пешком дойти. Можно ноги в нем помыть, коли такая фантазия промелькнет.

— А какие у нас потери?

— Человек пятьдесят, не больше.

Воин кивнул.

— Многовато, конечно, ну да ладно. Выслушаешь, о чем царевич попросил?

Григорий кивнул. Теперь‑то конечно, выслушает. Как не прислушаться к человеку, который такое может придумать? Хорошего наследника государь вырастил, замечательного просто.

— Он просил разбить наших людей на отряды — по сто — двести человек и пустить прочесывать степь. Находят татарское селение — и зачищают.

— Это как?

— Мужчин, кто за оружие схватится — убить. Кто не схватится — в плен. Женщин и детей также в плен.

— И что с ними делать?

— Так с нами и калмыки идут, и башкиры — вот коли им понадобятся эти твари, пусть к себе и забирают. А коли нет — гнать их с полуострова поганой метлой… кто останется.

— Останется?

Воин чуть покривил губы.

— Государь царевич — добрый, да мальчик он еще. Как представил, что селения вырезать придется…

— Не видел он селений, в которые эти твари приходили. Как там воронье пирует, не видел.

— Молод он. И что?

Григорий опустил глаза. Да, молод. И милосердие пока царевичу не в укор.

— Молодость — это такой недостаток, который со временем проходит, — усмехнулся Ордин — Нащокин. — А пока… ты ж знаешь, что в каждом селении этих тварей есть по нескольку десятков рабов.

— И?

— Вот им и поручить решать судьбу своих бывших хозяев.

Ромодановский хмыкнул.

А почему нет? Именно рабы и разберут, кто плохой, кто хороший, кто жить достоин, а кого придавить бы…

— Я сегодня приказ отдам. А нам надобно здесь укрепиться — оставлю тысяч пять, пусть работают…

— А остальные?

Ромодановский хитро прищурился.

— Сколько мы кораблей захватили?

— Да немало. И что?

— Сейчас по степи идти — глупее не придумаешь. Нет уж, пускай, башкиры по ней скачут, татарские стойбища разоряют, ежели отряд небольшой — им и вернуться есть куда, опять же, из‑под пала уйти легко. Сам знаешь, коли эта татарча степь запалит…

— Да уж знаю.

— Вот и смотри. Галеры, фрегат… сможем мы пройти к Ени — Кале, а там высадиться?

— По морю?!

— А чего ж нет? Казаки, вон по Дону ходят, а мы по Азовскому пройдем, осторожненько, вдоль берега…

— Заметят.

— А мы турецкие флаги поднимем. Сам понимаешь, до Перекопа еще дойти надобно. А вот ежели мы Ени — Кале возьмем, да потом туркам в спину и ударим…

— А возьмем ли?

— Тут вопрос иначе стоит. Сможет ли царевичево зелье и стены Ени — Кале вот так снести?

— Надо с мальчишками поговорить. Но думаю, что сможет.

— Позвать кого из них, поговорить…

Призванный пред светлые боярские очи Сенька особо не мялся. А что — бояре? Он с государем наследником за одним столом сиживал!

Корабли?

Эммм… вопрос сложный. Но ежели отвести под хранение каюту, а не трюм, ну и конечно, им бдить беспрестанно, укутать бочонки в просмоленную парусину, завернуть в ткань, чтобы вода уж точно не попала…

Тогда шансы довезти зелье неиспорченным — есть.

Снесет ли стены?

Да ежели побольше положить — так их к Перекопу унесет, в Константинополе у турецкого народу шапки с голов посбивает! Только вот в другом беда. А хватит ли сил?

На этом мужчины выставили мальчишку из покоев и принялись считать.

Выходило, что все войско не перевезешь, в лучшем случае, набив до отказа корабли и посадив воинов на весла — третью часть. Хватит ли этого?

Обычно в Ени — Кале больше трех — четырех тысяч человек и не было. Но там крепкие стены. Там береговые батареи. Там все, чтобы затруднить проход судам. А им‑то проходить и не надобно. Им надо сквозануть вдоль берега, высадиться где поближе — и брать ее с суши. Оттуда‑то Ени — Кале и не укрепляли сильно. С имеющимся огненное зелье справится, а овладев этими двумя точками можно будет и иначе с турками поговорить. Да и Крым зачищать от татарвы, и Перекоп взять…

Проблема в другом. Можно посадить русских на весла, но среди них нет умелых моряков. Капитан, штурман, боцман — мимо этих на корабле не пройдешь. Хотя, возможно, такие найдутся на галерах, среди рабов и пожелают поквитаться с турками? Особенно про условии вознаграждения за труды?

Мужчины переглянулись. Безумный план на глазах становился все более серьезным.

* * *

Турецкое войско целиком еще не подошло, но отдельные соединения уже пытались пройти по польской земле. Уже разбиты были несколько отрядов польских татар, уже разнесли в клочья несколько чамбулов — и уже пару раз перехватили казачьи разъезды подлеца Дорошенко, коего Собесский обещал лично на кол посадить, ежели будет судьба благосклонна. Тысяча человек — большая сила, особенно когда они хорошо вооружены и им помогает каждый человек в окрестностях. Соединения то расходились, то сходились опять, рыскали по дорогам, разбивали отдельные отряды, теряя своих и захватывая в плен чужих, а то и поливая кровью правоверных мусульман родную землю…

Пощады не просили и не давали, отчетливо понимая, что речь сейчас идет не о простой стычке — каждый убитый противник сейчас — это пусть крохотное, но ослабление вражеского войска.

И поляки дрались не за страх, а за совесть.

Впрочем, страх тоже присутствовал. Командирами сотен были поставлены доверенные люди Собесского, а Ян отчетливо пообещал повесить каждого пятого из сотни, коли глупость да гордыня им разум затуманят.

Слов на ветер он не бросал, а потому люди слушались.

И летели, летели донесения в Каменец, а оттуда — королю, в Краков.

Ну а то, что по дороге читал их и Алексей Алексеевич — и говорить не стоит. Впервые чуть ли не за сто лет две страны решили стоять плечом к плечу перед лицом более грозной опасности — и мешать королевской воле никто не осмеливался.

Русское войско спешило к Каменцу на помощь тем, кого колошматили в хвост и в гриву в недавней войне.

Да, бывает и так — распри волков забываются перед лицом медведя. И отступать волки не собирались. Логово с детенышами и самками за спиной… сдохнуть самим, но сомкнув зубы на горле врага.

Такие настроения ходили тогда в польском воинстве.

* * *

Паша Селим смотрел мрачно и зло. А чего ему было радоваться?

Сидит он связанный, в крепости, которая еще вчера его была, перед ним сидят русичи, сидит боярин — и сидит рядом с боярином отрок в простой одеже. И смотрят на него так, что рука сама к плети тянется — отходить наглого раба.

Только вот не рабы то. И плети нет.

И лицо горит с одной стороны.

Когда штурм начался, он дома был. Там его и настигли русские, а когда вязать стали — на лестницу Лейла выбежала. Как узнала, что взят Азов — на шею первому же солдату кинулась, дрянь такая! В ладоши захлопала!

Он ли ее не холил, не лелеял!? Любимая наложница, с собой взятая… И что? Кинулась на него эта мерзавка, когда уводили, когтями по лицу так проехалась, что кровь потоком хлынула, едва оттащить успели.

Гадюка!

Нельзя русичей в плен брать, надо их уничтожать сразу. Даже самые покорные из них — все равно кинуться могут. Дикого барса не приручишь. Ничего, впредь он умнее будет!

А как пела. Мерзавка! Что угодно моему господину, в моей жизни и смерти волен только мой господин…

Почему‑то именно предательство и ненависть покорной еще вчера женщины ранили обиднее всего. Не захват крепости, хотя Селим и понимал, что может не сносить головы, военная удача — хрупкая. Не плен — все равно есть у него деньги на выкуп. А вот это дикое ликование в голубых глазах — свободна! И такая же дикая ненависть, на него обращенная. Ведь ни в чем отказа не было, в жемчуга одевалась, а на родине, небось, сопли подолом вытирала, зимой и летом в лаптях бегала… дрянь!

Боярин произнес несколько слов, кивнул мальчишке — мол, переводи — и тот вдруг заговорил по — турецки, да как! Чисто, отчетливо, не знай паша, что перед ним русский сидит — решил бы, что в Стамбуле оказался. Даже говор похож…