Рафаэль Ферлосио - Харама

• Название: Харама
• Автор: Рафаэль Ферлосио
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1983

Остросоциальный роман известного современного испанского писателя, положивший начало новому этапу становления оппозиционной антифранкистской прозы в стране.

---

— …и-и-и под пальмами то-о-скую и мечтаю о тебе…

— С ума сошла!

Она взглянула на Фернандо:

— Чудак, ноги сами танцуют.

— Сумасшедшая, — повторил он.

Мели смеялась. Они посмотрели в ту сторону, откуда доносилась музыка. Там в центре эспланады, в каких-нибудь ста метрах от реки, стояла еще одна закусочная. На вывеске огромными буквами было выведено: «Большая закусочная Нью-Йорк». Черные буквы немного подтекли. Сама закусочная скорее походила на домик рыбака или садовода. За столиками на открытом воздухе народу было немного. Мели снова принялась танцевать:

— Си-и-и-боней, тебя люблю я, умираю от любви…

На сияющей белизне стены резко выделялись над небольшим окошком с ветхими наличниками следы копоти. Длинные тени черных тополей нацелились на восток, но солнце еще бешено крутилось в вышине, выплескивая жгучий огонь на белесо-грязные пустоши, на покатые склоны холмов. Кто-то на мгновение подставил под солнечные лучи новое оцинкованное ведро и струю воды, разлившуюся по пыльной земле. Оранжевым блеснул поднятый и тут же опорожненный стакан. Солнце еще горело на чьих-то спинах, вспыхивало на серьгах — словно всей этой игрой управлял какой-то волшебник. Волны солнечного света глухо били в землю, лучи роились, устало трепетали, сливаясь в прозрачное марево, обволакивавшее и делавшее неразличимым и чистое, и грязное, и новое, и старое. За желтоватой глинобитной стеной они увидели семь кипарисов.

— Должно быть, кладбище.

Кладбище находилось сразу за крестьянским домом у старой дороги, спускавшейся от деревни к броду перпендикулярно Хараме.

— Интересно, — сказала Мели, — везде кладбище стараются устроить повыше, а здесь наоборот: повыше стоит деревня, а кладбище — у реки.

— Да они просто чудаки, вот что. Если не примут меры, то как-нибудь, когда паводок будет большой, все их покойники поплывут вниз по реке.

— Вот и правильно: пусть лучше река унесет мертвых, а не живых.

— Это тоже верно. Так они, должно быть, и рассчитали. Жизнь есть жизнь. А еще говорят, что деревенские не очень-то сообразительные.

Сквозь решетчатую калитку видны были железные кресты, почти все они покривились. Вокруг буйно рос бурьян, скрадывая дорожки между рядами могил. В глубине кладбища — соты ниш и тусклое сияние белого мрамора, казавшегося неуместным здесь, среди ржавого железа и кирпичей, колючек и запустенья. На белых плитах, в аккуратных квадратиках ниш надписи, выцветшие ленты, фотографии, высокие стеклянные вазы с засохшими цветами. Музыка доносилась и сюда, а с реки — крики мальчишек. Звуки внезапно останавливались и замертво, глухо падали, как снег, на кресты и на землю царства мертвых. По дороге прошел крестьянин с осликом, нагруженным зелеными стеблями кукурузы, листья терлись друг о друга и шуршали в такт мелким шажкам ослика. Погонщик, одетый в темное, шел быстро, он покосился на плечи Мели, отвернулся и зачмокал, погоняя ослика.

— «Как одиноко мертвым!..» — продекламировал Фернандо шутливо-патетическим тоном.

— Мы впадаем в лирику, — засмеялась Мели, отрываясь от железной решетки. — Веселей места не нашли.

Оросительный канал пересекал дорогу под старым кирпичным мостом, и по другую сторону от него отходило несколько канавок. Двое мальчишек и девчонка разбивали что-то на перилах моста. Они уставились на Мели, потом убежали вприпрыжку к дому и оттуда, дразня, прокричали что-то непонятное.

— Им в диковину, что девушка носит брюки.

— Скоро привыкнут, когда в Торрехон приедут работать янки, — сказал Фернандо.

Они медленно пошли обратно.

— Какие янки?

— Которых привезут строить аэродром. Вон там будет аэродром. — И он указал место. — Ты не знала?

— Конечно, нет. Мне до политики… Читаю только афиши кинотеатров.

— Ну, надо все же быть в курсе событий.

— В курсе событий? Вот еще! Для чего?

Музыка смолкла. Высокий чистый голос разнесся по полю, объявляя следующую песню и три-четыре имени тех, кому эта пластинка посвящалась, будто эти люди притаились где-то здесь, у реки, спрятавшись в кустах или затерявшись на равнине.

— Интересно, сможешь ли ты когда-нибудь заказать для меня на радио песню, — сказала Мели.

— Как только у меня окажутся лишних шесть дуро, обещаю тебе.

Снова зазвучала музыка, затем вступил голос, певший протяжную песню.

— Значит, не раньше, чем на будущий год…

Их кто-то окликнул. Они обернулись.

— Вы — меня? — спросил Фернандо, ткнув себя пальцем в грудь.

Два жандарма гражданской гвардии направлялись к ним, они вышли из-за кладбища. Тот, что повыше, кивнул и развел руками, словно говоря: «А кого же еще!» Фернандо пошел им навстречу. Мели стояла и смотрела ему вслед. Но высокий жандарм поманил ее пальцем:

— И вы, сеньорита, будьте добры.

— Я? — спросила она изумленно, но с места не двинулась.

Жандармы и Фернандо подошли к ней. Фернандо спросил самым вежливым тоном:

— Что случилось?

Но жандарм обратился к Мели:

— Вы разве не знаете, что здесь в таком виде ходить нельзя?

— В каком?

— В таком, в каком вы сейчас. — И он указал на ее грудь, прикрытую только купальником.

— А, извините, я действительно не знала.

— Так-таки не знали? — вмешался жандарм постарше, качая головой и снисходительно улыбаясь, как человек, которому все доподлинно известно. — Но мы же сверху видели, как вы стояли, прильнув к кладбищенской калитке. Вы скажете, что опять-таки не знали, что это неуважение к месту упокоения? Что, вы не знаете о приличиях, которые надо соблюдать в подобных местах? Скажете, что и этого не знали? Такую прописную истину.

Снова заговорил высокий жандарм:

— Кто ж этого не знает! Кладбище надо уважать, равно как и церковь, велика ли разница. Положено соблюдать приличия. А кроме того, даже и здесь, по дороге, в таком виде разгуливать нельзя.

Вмешался Фернандо, все в том же крайне вежливом тоне:

— Простите, я вам объясню, что случилось. Мы просто пошли прогуляться, поискать наших друзей, и не заметили, как зашли сюда. Вот как получилось.

— В следующий раз смотрите, куда идете, — сказал пожилой жандарм. — Надлежит быть внимательным, чтобы не попасть куда не надо. Есть распоряжение, чтобы никто не отходил от реки, не одевшись как следует, как положено. — Он обернулся к Мели. — Так что, пожалуйста, наденьте на себя что-нибудь, если у вас с собой. А если нет — вернитесь, откуда пришли. Вы уже вовсе не девочка.

Мели сухо согласилась:

— Да, да, мы и так шли обратно.

— Простите нас, — сказал Фернандо. — В следующий раз мы будем знать.

— Тогда — марш! Можете идти, — сказал пожилой жандарм, выпячивая челюсть.

— Всего хорошего, всего хорошего, — ответил Фернандо.

Мели повернулась на каблуках, ничего не сказав.

— Идите с богом, — скучным голосом напутствовал их пожилой жандарм.

Мели и Фернандо прошли несколько шагов молча. Потом, уже не рискуя быть услышанным, Фернандо сказал:

— Ну и фараоны! Я думал, штрафанут нас. Надо же, куда могли уйти денежки, на которые я закажу для тебя песню. Еще немного, детка, и ты осталась бы без песни.

— Послушай, — раздраженно сказала она, — для меня в сто раз лучше выбросить деньги и остаться без песни, чем разговаривать с ними таким тоном, каким разговаривал ты.

— Да ты что? Как это я с ними говорил?

— А вот так: трусливенько, подобострастно…

— Ого, а как, по-твоему, мне надо было с ними говорить? Гляди-ка ты! Чего доброго, ты хотела бы, чтоб я на них окрысился?

— Это необязательно, достаточно чувствовать себя на своем месте, не унижаться, не говорить медовым голоском, улещивая их. Кстати, не о чем было беспокоиться, тебе не пришлось бы платить штраф из своего кармана. Я никому не позволяю платить за себя никакие штрафы.

Мели обернулась: жандармы все еще стояли на дороге и смотрели в другую сторону. Она показала им язык. Фернандо кисло усмехнулся:

— Знаешь, Мели, что я тебе скажу? Не хватить бы тебе горячего до слез. Мне кажется, что в жизни ты понимаешь очень мало.

— Побольше твоего, не думай.

Фернандо покачал головой.

— Ты и представления не имеешь, что это за народ. Они обращаются с людьми точно так же, как с ними обращаются их начальники, только и ждут, чтобы кто-нибудь возмутился или нагрубил им, чтобы тут же засадить его в тюрягу, точно так же, как поступят с ними, если они посмеют нагрубить своему начальству. Каждый, кто чином пониже, ищет кого-нибудь, кто находился бы еще ниже. Слыхала, как он скомандовал: «Марш. Можете идти!» Будто мы в казарме!

— Все равно, Фернандо, я ползать ни перед кем не стану. Лучше раскошелюсь и заплачу штраф, если надо будет, но кланяться не собираюсь. Так я живу, и мне это очень нравится.

— Что бы ты запела, будь ты мужчиной! Скажи спасибо, что ты женщина. Если б вдруг превратилась в мужчину, так сразу стала бы рассуждать по-другому. Иначе тебя выколотили бы, как коврик. Знавал я парней, у которых гордости было побольше твоего, только раза два попали в переделку — и мигом вся спесь с них соскочила. Запомни, что я тебе сказал.