Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

• Название: Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма
• Автор: Ян Отченашек
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00300-X

В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.

---

Он вставил половину «партизанки» в изгрызенный вишневый мундштук и окутался сизым дымом. Рябоватый Мареда сделал кислое лицо, кивнул и переменил тему.

Встретил я в коридоре Бриха, юриста, что работает у старого Казды, и подумал: а не ввести ли нам его в комитет действия? Он беспартийный, но, кажется, порядочный человек. В бухгалтерии не могут нахвалиться его работой. Какого ты о нем мнения?

Бартош смотрел перед собой и не отвечал, только пожал плечами. С минуту они молчали, Мареда оглядел полутемную комнатку.

— Ну и клетушка! Как ты выдерживаешь тут целый день? Я бы взбунтовался.

Бартош не успел ответить, зазвонил телефон. Секретарша управляющего всеми бухгалтериями компании прощебетала, что пан управляющий желает немедля переговорить с Бартошем, поэтому пусть пан Бартош будет так любезен… и так далее. Бартош пробурчал, что сейчас придет, и положил трубку; чуть ухмыльнувшись и подняв брови, посмотрел на Мареду.

— Сказывается уже создание комитета действия: Кашалот дает мне аудиенцию. Смотри-ка, ему что-то не по вкусу. Ну, поглядим, что за сюрприз.

За Маредой закрылась дверь, Бартош не спеша прибрал у себя на столе. Он был педантически аккуратен, к этому его приучила профессия. Вытряхнув пепельницу за окно, он поставил портрет матери около пучка зелени, увядавшей на столе от недостатка воздуха и избытка табачного дыма («Как-то поживает моя старушка? Надо бы навестить ее»), и тщательно запер комнатку.

Без особого волнения шел он в другой конец коридора. Бартош слишком хорошо знал управляющего, чтобы не догадаться, о чем намерен говорить с ним «премногоуважаемый брат» и вожак национал-социалистов в компании. «Кашалот»! Меткое прозвище для этого рослого самоуверенного типа. Его стремительная карьера, казалось, подтверждала фальшивую теорию о прирожденных вожаках. Но дело было в том, что стареющий щеголь своевременно женился на крупной акционерке бывшего концерна, обрел положение и апломб и мог теперь легко «съесть» любого специалиста, который посмел бы посягнуть на его место. Он стал грозой всех бухгалтерий.

Коммунистов Кашалот люто ненавидел, особенно Бартоша. Оба это знали и выжидательно наблюдали друг за другом, как боксеры на ринге, когда каждый ждет ошибки противника, чтобы загнать его в угол. У Кашалота был в руках крупный козырь — власть. Он поместил Бартоша в самую скверную комнатку, чтобы изолировать этого твердокаменного от коллектива, навалил на него нудную и кропотливую работу — множество всяких статистических отчетов и сводок — и пришел в ярость, когда Бартош с дерзким хладнокровием обосновал бесцельность многих из этих сводок и назвал его распоряжение вредной бюрократической затеей. Остальные сводки Бартош составил с безупречной точностью, не оставлявшей никаких возможностей для придирок. Кашалот уже предвкушал другие способы расправы с Бартошем, но его мстительным замыслам помешало изменение политической обстановки.

Когда Бартош вошел, Кашалот стоял у окна, повернув к вошедшему широкую спину со сложенными за ней руками. На звук открываемой двери он обернулся.

— А-а, пан Бартош! Заходите.

Он приветливо указал на стул, окинув испытующим взглядом сухую фигуру подчиненного, которая всегда напоминала ему дешевую сигарету с высыпавшимся табаком.

— Я искал вас еще днем, — продолжал он чуть укоризненно, но с миролюбивой улыбкой, усаживаясь в кресло за громадным столом и сплетая пальцы.

— Да, я знаю, — кивнул Бартош. — Но у меня было важное заседание. Оборотную ведомость я еще вчера сдал секретарше.

— Дело не только в ведомости. Во всяком случае, спасибо за нее. Уверен, что она, как всегда, в полном порядке.

Он предложил Бартошу сигару из стоявшей перед ним коробки, но тот отказался. Кашалот пожал плечами и закурил сам, глядя на него сквозь клубы дыма. Они ощупывали друг друга взглядами, и Бартош намеренно затягивал паузу. Внушительно постукивали большие стоячие часы, с улицы слышались звуки радио.

Наконец Кашалот сам начал разговор.

— Я хотел еще раньше поговорить с вами по довольно несложному вопросу, пан бухгалтер. Недавно я обходил наши помещения, заглянул и к вам. Скверная комната, не правда ли? Первоначально я полагал, что она подойдет вам, поскольку характер вашей работы требует полной тишины, но, побывав там, убедился, что она никуда не годится. Поэтому я решил устроить там склад бумаги, а вас мы переведем в другое место. Это необходимо сделать, но я не знаю, где вы предпочтете сидеть, и хотел бы слышать ваше мнение.

Говоря все это, Кашалот шагал по ковру. Бартош провожал его взглядом и слегка улыбался. Тот заметил и тотчас понял эту улыбку: «Глупо, — говорила она, — глупо, пан управляющий. Хочешь меня умаслить в самый последний момент. До чего вы хитры и в то же время неумны!»

Бартош считал мстительность недостойной чертой, но сейчас, лицом к лицу с врагом, не удержался и ответил не без ехидства:

— Спасибо, не беспокойтесь. Теперь уж выдержу и там.

Массивная физиономия управляющего окаменела.

— Как хотите. Не буду вас вынуждать, у меня были самые лучшие намерения. — Он остановился посреди комнаты и атаковал напрямик. — Вы, я вижу, считаете их иными, не так ли?

— Это, мне кажется, не важно.

— Для меня важно! Для меня важно, пан бухгалтер!

Кашалот вернулся в кресло и зажег погасшую сигару.

«Он подтрунивает надо мной», — мелькнуло у него. Кашалот с трудом подавлял ярость. Его охватила сложная смесь чувств — беспокойства, боязни, унижения и мучительной обиды. С самого утра ему мерещилось худое лицо Бартоша, его пронзительный взгляд, и сейчас Кашалот вспыхнул, стараясь избавиться от угнетавших его опасений.

Не будем играть в прятки, пан бухгалтер! У нас разные взгляды, но это не значит, что мы должны вести себя по-мальчишески, не так ли? Мне кажется, — продолжал он, насмешливо поджав губы под седой щеточкой усов, — что отныне вы считаете себя видной фигурой в компании. Еще бы, председатель комитета действия! Остается только поздравить. Но я, ответственный руководитель бухгалтерий, вижу в этом маленький порок…

— Какой же?

— Тот, что этот комитет создан незаконно, — воскликнул Кашалот. — Абсолютно незаконно!

— Сегодня в секретариатах ваших партий было обнаружено оружие. Может быть, это законно?

— Нет, это вымысел! Демагогия ваших газет! Чего вы хотите?

— Того же, чего большинство честных граждан нашей страны.

— Здесь, в компании, за вами нет большинства.

— Во-первых, вы глубоко ошибаетесь, — спокойно возразил Бартош. — А во-вторых, пан управляющий, компания — это не только главная дирекция, а еще и сорок девять предприятий. Если вы хотите знать мнение явного большинства наших трудящихся, могу познакомить вас с перечнем предприятий нашей компании, где сегодня, как и у нас, созданы незаконные, по вашему мнению, комитеты действия.

— Мне наплевать на них! — закричал Кашалот. — Ваша тактика известна: резолюции и факельные шествия по улицам. Захватить власть и задушить последние остатки демократии и свободы! Простой расчет, но он сорвется. Не для этого чехи терпели лишения при Гитлере!

— Насколько мне известно, — холодно возразил Бартош, — вы особых лишений не терпели.

Кашалот не дал ему договорить.

— Вот для чего затеян весь этот цирк на улицах! Играете в революцию, но надорветесь, пан бухгалтер. В том числе и вы! Вы это сами знаете. Руководить государством вы не сможете, вы умеете только сокрушать…

— В отставку, однако, подали ваши министры.

— Правильно! Правильно поступили! Согласен полностью! Вы создали нетерпимую обстановку. И здесь, у нас, тоже!

— Да, создали и сделаем ее еще более нетерпимой для спекулянтов, капиталистических хищников, иностранных агентов, антисоветских элементов… Сделаем, можете быть уверены! — все более волнуясь, воскликнул Бартош. Вновь резкая боль, как когтями, вцепилась в желудок, Бартош стиснул кулаки, на глазах показались слезы. «Скорей бы уйти отсюда, — подумал он устало, чувствуя, что лоб покрылся испариной, в глазах замелькал пестрый узор ковра. — Выдержать, черт возьми!» — приказал себе Бартош. Стук часов глухо отдавался в мозгу. Лицо его исказилось, боль приковала к месту. Но Кашалот ничего не замечал, он пытался вернуть себе хоть долю былого апломба.

— Я вижу, мы не договоримся. Оставим этот разговор, пан бухгалтер.

События сегодняшнего дня полностью вывели Кашалота из равновесия. Это был просто крах. Каковы трусы! С трудом собрался комитет их партийной организации — вчерашний профсоюзный съезд угнетающе подействовал на взвинченные нервы единомышленников Кашалота. Эти господа побаиваются лезть в огонь. Трое не пришли, сославшись на срочную работу. Двое «заболели»! Подальше, мол, от риска! Партийный корабль получил пробоину и с каждым часом все больше наполняется водой. Трое окончательно откололись, а вечный бунтарь инженер Кршиж даже очутился в комитете действия. Ему, видите ли, давно не нравится наша политика. Предательская тварь! «Католики» — пустое место. Пришло их трое, хлопали глазами, как недоросли, — мы, мол, подождем инструкций. Ждите, ждите, дурачки, вашему преподобному лидеру тоже приходится несладко. Поговорили о том, что «Бенеш не подпишет», он-де не имеет права, и после недолгой болтовни разлетелись, как воробьи, спугнутые ударом в ладоши. В секретариатах растерянность. Улица распоясалась! Кашалот вспомнил, как сам радовался, узнав о том, что министры подали в отставку: теперь-то мы зададим перцу коммунистам. Все, казалось, было рассчитано с математической точностью, все хронометрировано, все козыри у нас в руках. Так уверял его районный секретарь национал-социалистов. А теперь? Теперь перед тобой торчит этот тощий черт, председатель комитета действия! Кашалот всегда опасался, что эта красная мумия когда-нибудь возьмет его за глотку.