Ян Отченашек - Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма

• Название: Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма
• Автор: Ян Отченашек
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-280-00300-X

В том избранных произведений чешского писателя Яна Отченашека (1924–1978) включен роман о революционных событиях в Чехословакии в феврале 1948 года «Гражданин Брих» и повесть «Ромео, Джульетта и тьма», где повествуется о трагической любви, родившейся и возмужавшей в мрачную пору фашистской оккупации.

---

— Что ты скажешь об этом? — спросила она, прервав его размышления.

— Самая естественная вещь в мире, Ирена. Все в порядке! Что бы ни происходило вокруг, это прекрасно! Сейчас пишут о протекторате так, словно тогда все люди только страдали, сидели в тюрьмах, вообще не жили. А ведь было не так. И в то мрачное время люди любили, рожали детей. В этом нет ничего противоестественного, ничего плохого. Жить, жить во что бы то ни стало! Лишь бы не ценой предательства. Жить хотя бы на пороге смерти. Я слышал, что даже в концлагерях рождались дети и, представь себе, некоторые выжили! Это похоже на чудо, но если можно чему-нибудь изумляться в человеке, то именно…

Брих увлекся, даже растрогался и оживленно излагал свои мысли молчаливой Ирене. Найдя в темноте ее руку, он сжал ее в своей, словно чувствуя, что ей нужны ободрение и поддержка. Ее рука была холодна и дрожала.

— Я не могла сидеть одна дома, — тихо сказала она, когда Брих умолк. — Мне было так страшно. Совсем одна! К кому мне было пойти, как не к тебе?

— Что-нибудь случилось?

— Да. У нас был обыск. Пришли четверо, я впустила их, они были вежливы, один даже извинялся за беспокойство, они, мол, по долгу службы, обнаружены какие-то непорядки. Я чувствовала себя ужасно… как воровка, мне казалось, что я с ума сойду от стыда и страха!

— Это на них похоже! — воскликнул Брих, отпуская ее руку. — Уже и в квартиру лезут! Нынче совесть ни для кого не помеха. Они называют это ликвидацией капиталистического класса. Классовая борьба! Ты знаешь, что у нас с Ондрой на все различные взгляды… но этот обыск меня возмущает. Ты не волнуйся. Я не верю, что Ондра виноват в чем-нибудь, кроме того, что он фабрикант.

— Но они оказались правы. Я знаю, я сама убедилась…

— Откуда ты знаешь, что они правы?

— Знаю! Я жила как слепая, а теперь мне кажется, что я вижу страшный сон, падаю куда-то в пропасть. Я не хочу… мне хочется жить иначе… да, иначе! Ведь у меня будет от него ребенок, Франта!

Эти слова прозвучали, как вопль. Брих начал понимать, в чем дело, и умолк. Он остановился и взглянул на Ирену — тонкая, маленькая тень в полутьме. Слышно было ее дыхание. Странное волнение охватило Бриха. Он противился ему, стараясь овладеть собой, и вдруг обнял Ирену за плечи, прижал к себе. Он ощутил аромат ее волос, почувствовал, как она затрепетала в его объятии. Мимо торопливо прошел поздний прохожий и оглянулся. «Принял нас за влюбленных, которые ждут не дождутся весны», — подумал Брих, смущенно отстраняясь от Ирены.

— Мы теряем голову, Ирена! Надо взять себя в руки и хладнокровно взглянуть на вещи.

Ирена закрыла лицо руками и медленно покачала головой. Резкий порыв ветра просвистел у них над головами.

— Нет! Я тысячу раз думала, и я не согласна с тем, что он замышляет. Ты ведь знаешь об этом. А я… я хочу жить здесь, среди своих, дома, хочу родить ребенка и играть для наших людей… Куда убегать? Я здесь родилась, и я не хочу эмигрировать. Что делать, посоветуй, что делать?

Брих растерянно стоял перед ней. Минута растроганности прошла, им овладели стыд и разочарование. Он взял Ирену под руку и повел дальше.

— Ты говорила это Ондре?

— Он и слышать не хочет.

— Ладно. Я скажу ему сам.

— Не надо. Это лишнее. Ондра не примирится с новыми порядками, я это знаю, но я…

Ондра — твой муж, — глухо сказал Брих. — Он, как они выражаются, капиталистический предприниматель…

— Уже нет. У него больше нет фабрики, — воскликнула Ирена. — И я рада этому. Уже нет! И он страшно изменился. Что с ним сделалось, Франтишек! Люди возненавидели друг друга. Я его не знала таким… что-то таилось в нем и теперь вырвалось наружу. Он злой. После того злосчастного февраля он ходит как хищник. И пьет. Он перепуган, но скрывает это от меня. И следит за мной, я это чувствую. Ты скажешь: у него неприятности. Да! Но мне уже не жалко его. Все его дела были обманом, хищениями, я знаю теперь. Деньги, на которые я жила… Он считает меня истеричкой, а я уже не могу больше! И никакого выхода. Я не могу ему верить, и у меня так тяжко на душе. С утра он твердит: «У меня неприятности, Ирена, эти скоты хотят меня погубить…» Подчас я боюсь его. Это страшно!

— Успокойся ты, ради бога! — Брих сжал ей руку, заметив, что прохожие оборачиваются на них. — Не надо так волноваться. Что ты хочешь, чтобы я тебе посоветовал? Разойтись с ним? Отвернуться от него? От своего мужа? Я не вправе сказать это. Он еще одумается и найдет разумный выход. Образумься же!

— Образумиться? — нервно возразила она. — Как можно образумиться? Выхода нет. Я хотела бы убежать домой, к отцу, здесь мне душно, но от кого убегать? Ведь Ондра мой муж! Я так радовалась ребенку, но я хочу, чтобы он родился здесь, на родине. Мне кажется, что я полюбила какого-то иностранца! Что с ним происходит? Он бредит местью…

— Болтает спьяна, Ирена!

— Нет, нет, это у него из глубины души. Я с ума схожу. Как жить дальше?

При свете фонаря Брих заметил, что она тихо плачет, похожая на заблудившегося и перепуганного ребенка. Ошеломленный и подавленный, он глядел в ее подурневшее от слез лицо и твердил какой-то утешительный вздор. Брих прислушивался к собственным словам, и ему казалось, что говорит кто-то другой… «Нет, — подумал он, не видя выхода, — она будет несчастна и в конце концов… в конце концов уйдет от него!»

Мимо прошли несколько прохожих — двое-трое рабочих, трамвайщик с чемоданчиком, которым он помахивал, шагая усталой походкой, две бойкие смеющиеся медсестры в накрахмаленных чепцах… Все были спокойны.

На Вацлавской площади Брих остановил такси и протянул руку Ирене.

— Так ты и не услышала от меня того, что хотела?

— Я знаю тебя и не виню. Ты хороший, но что-то всегда заставляет тебя промолчать. Никогда ты меня не понимал, и теперь тоже.

— Может быть. — Брих постарался улыбнуться. — Будь разумной, девочка, это все, что я могу тебе сказать. Опять все будет хорошо…

— Не будет, Франтишек, и ты это знаешь! Не обманывай себя! И приходи к нам…

Она захлопнула дверцу машины.

Брих поднял воротник пальто. С грохотом подкатил трамвай. Брих попытался попасть в вагон, но был оттиснут толпой людей, осаждавших переполненный трамвай. Видя, что придется висеть на подножке, он решил не ехать.

Бодрый кондуктор перевел стрелку и щелкнул щипчиками[21] перед носом у Бриха.

— Прошу, гражданин, прошу. В вагоне тепло и уютно. Едете или нет?

— Не еду! — сказал Брих и зашагал домой.

Раж до позднего вечера ждал Ирену в гостиной. Перед ним стояла откупоренная бутылка коньяку, он невозмутимо пил, беспрерывно куря. Сквозь стеклянные двери Ирена увидела из холла, что муж до сих пор не спит, и ждала, что он обрушится на нее с язвительными упреками, скрывая под легкомысленным смехом с трудом сдерживаемый гнев. Она знала, что он беспричинно ревнив, хотя умеет владеть собой и не быть смешным. Его сдержанное спокойствие удивило Ирену.

Прежде всего она прошла в ванную, чтобы освежиться и скрыть следы волнения. «Это как состязание, — подумала она устало, — и оно началось с февральских дней». В последнее время муж не спускает с нее глаз. Чего он боится? Но он скрывал свои чувства, говорил с ней ласково и мягко, не выходя из себя. Он постепенно нащупывал причины ее душевного смятения и, чуя опасность, удваивал нежность.

— Сожалею, что тебе пришлось пережить этот обыск, девочка, — сказал он, когда она вернулась в гостиную. — Не моя вина, что тебе пришлось терпеть их грубости. Мы живем в таком государстве.

— Они вовсе не были грубы, — перебила она, не меняя выражения лица.

— Тем лучше! Я не мог этому помешать. Но меня интересует одна вещь: мой кабинет был заперт на ключ. Как они туда попали?

— Я открыла им…

— Да?.. — выдохнул он.

Раж не удивился, он подозревал, что так оно и было. Он на секунду прищурил глаза, губы у него слегка дрогнули, но он сейчас же усмехнулся и кивнул:

— Само собой, ты не совершила никакой ошибки. Все равно нельзя было им помешать. Впрочем, я не малый ребенок и предвидел это. Утер им нос, они меня не перехитрили!

Он наклонился в кресле, повеселев, порылся в кармане и протянул Ирене маленькую коробочку. Ирена открыла ее, и оттуда выпала серебряная пудреница с художественной чеканкой на крышке, очевидно, очень дорогая.

— Зачем это? — недовольно спросила Ирена и посмотрела мужу в лицо.

— Если ты забыла, то это еще не значит, что не помню я. Завтра у нас маленький юбилей. Два года! Дата, правда, не круглая, но не бойся, дела мои не так плохи, чтобы экономить за счет того, кого я люблю. Кроме того, эта штучка приглянулась тебе в витрине на Национальном проспекте. Вот и получай ее, девочка!

Ирена всегда с трудом выносила показную расточительность мужа. Он любил прихвастнуть своей щедростью, его забавлял испуг бывшей студентки при виде дорогих безделушек, стоимость которых значительно превышала трехкратный размер стипендии. Она принимала подарки с неясным ощущением стыда, притворяясь обрадованной, полной восторга, чтоб доставить удовольствие Ондржею. Ей казалось, что это одно из проявлений его любви. Но сегодня она положила серебряную вещичку обратно в коробочку и вернула, упрямо покачав головой.