Константин Лапин - Подснежник на бруствере

• Название: Подснежник на бруствере
• Автор: Константин Лапин
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

В повести рассказывается о выпускницах Центральной женской снайперской школы, прибывших на Калининский фронт.

---

Коротки мамины послания, написанные к тому же чужою рукой, но стоит прочесть: «Наш цех, слава богу, перевыполнил план», как воочию представляешь себе черные дымы бесчисленных заводских труб Мотовилихи, бессонной уральской кузницы. Катят по дороге новенькие пушки — это мой Урал шлет привет фронту! Гремят во вражеском тылу разрывы наших снарядов — мой Урал голос пробует! А уж как обрадуешься, разволнуешься, встретив в пополнении уральца! Откуда родом, далеко ли это от Перми, от красавицы Камы? И где бы ни жил до войны солдат — в степях перед Уральской грядой или в горном Зауралье, — все равно свой, почти родня.

Снайпер Ганночка сообщил землячкам, что их «хозяйство» скоро переберется в район… В какой, было замазано черной тушью: письма проходили военную цензуру. Но мы и так знали, какое слово там стояло: Невель.

Тихая Лида Ветрова забивалась с письмом куда-нибудь в укромный уголок, глаза ее блестели. Чужую тайну все уважали, тем более что никакой тайны и не было. Мы же видели, на кого чаще других поглядывала она, с кем дольше всех прощался артиллерийский командир Шор, покидая нашу землянку.

А Зоя Бычкова призналась мне, что однажды, не выдержав, написала замполиту. Наверное, письмо было глупое, сетовала Зоя, если Булавин не ответил. Я успокаивала подругу: не до писем ему, хватает и других забот в канун наступления. Зоя поддакивала, а ночью вздыхала, ворочаясь на нарах.

Трудно, тоскливо в чужом батальоне без писем! А еще я сильно тосковала по… цветам. Да, да, все лето в нашей землянке на столе стояли цветы; я ухитрялась нарвать их по пути с передовой. А в здешней голой ложбине даже желтая сурепка не растет. Снайперский дом чем-то померк для меня…

В полку жил немец-перебежчик, антифашист, «антифа», как звали его офицеры. Он ходил в шинели мышиного цвета и в красноармейской пилотке без звездочки. Девчата, столкнувшись с ним в траншее впервые, вскинули было винтовки. Бойцы успокоили: «Это не ихний фриц, это наш Вальтер!»

Вальтер часто появлялся на переднем крае и через рупор рассказывал своим соотечественникам, почему перешел к русским и как ему здесь живется. Читал по-немецки свежие сводки Совинформбюро, в которых говорилось, как советские части теснят гитлеровские армии на юге. Рано или поздно, убеждал он, Гитлеру все равно капут. Пусть камрады поскорее опомнятся, бросают оружие, сдаются в плен. Отсюда короче путь до фатерланда.

Немецкие солдаты слушали внимательно, никто не стрелял. Зато, если в окопе показывался офицер, раздавалась яростная команда: «Файер!» — и поднималась трескотня. Как только бесстрашный Вальтер оставался столько времени живым? Железный рупор, с которым он выползал на «нейтралку», был весь в пробоинах.

Однажды командир роты Кусков, большой шутник, взял у Вальтера рупор, чтобы разыграть приехавшего в батальон капитана интендантской службы полка. Кусков забрался на высотку между ротой и штабом батальона и давай «агитировать» капитана на немецком и русском языках. Называет его по фамилии и должности, предлагает переходить на сторону фашистов, сулит неземные блага в гитлеровском «рейхе».

Растерянный, перепуганный до смешного капитан бегом бросился в штаб батальона доложить о неслыханном ЧП. Больше всего изумило снабженца то, что немцы знают не только его фамилию, но и служебные обязанности. Кусков, потайной тропкой добравшийся до штаба раньше его, невозмутимо объяснял:

— Чего удивляешься, капитан? Немецкая «рама» с утра над нами висит, небось еще и сфотографировала тебя с воздуха. Все же новый человек на передке, редко среди солдат появляешься! А что фамилию твою знают — совсем просто. Почаще ходил бы по окопам, послушал бы, как честят тебя бойцы. Зима на носу, а ватников нет — это раз! К осени сапоги не починены — это два! — Он загибал пальцы один за другим. — Не только тебя — даже, прости, мамашу твою бойцы поминают недобрым словом.

Капитан понял намек, молча проглотил обиду. Уехав в полк, он долго не показывал носа на передовой. Однако мастера-сапожника сразу прислал. А вскоре солдаты получили ватники и теплые брюки.

Мы уже стали привыкать к жизни в батальоне, сдружились с людьми, как пришло время прощаться. И хотя нас ждал кратковременный отдых в запасном полку, не одна Прядко проронила слезу, прощаясь с гостеприимными хозяевами. Медсестра Таня горько плакала, провожая снайперов: опять ей оставаться одной среди мужчин. Бойцы просили нас поскорее вернуться обратно.

Бой за Невель

Еще на отдыхе из писем стало известно: родная 21-я гвардейская дивизия отличилась в боях за освобождение Невеля.

За два года оккупации гитлеровцы превратили небольшой городок в сильный узел обороны, один из углов стратегического треугольника: Великие Луки — Новосокольники — Невель. Через город проходил железнодорожный путь на Ригу, здесь было скрещение шоссейных дорог. По ним немцы могли перебрасывать войска и технику из группы армий «Север» в «Центр». Разведка доносила: летом в Невель приезжал Гитлер (если, конечно, это не был один из его двойников) инспектировать войска.

Утром шестого октября сотни орудийных стволов, нацеленных на вражеские укрепления, одновременно открыли огонь. Ударили штурмовые роты, и на стыке между армиями, где оборона у гитлеровцев была слабее, наметился прорыв. Расширяя его, вперед устремилась механизированная группа, настоящий стальной таран из танков, самоходных орудий и артиллерии — противотанковой и зенитной. Воины 21-й гвардейской дивизии, посаженные на броню танков и в автомашины, закрепили успех операции: к середине дня Невель был освобожден.

Забрызганные грязью танки настолько неожиданно ворвались в город, что немецкий регулировщик на перекрестке, не разглядев звезды на башнях, дал отмашку флажком: путь свободен! На здании комендатуры развевался флаг со свастикой, головной танк, развернув пушку, в упор ударил по дому. Десантники, попрыгав наземь, расстреливали гитлеровцев, которые выскакивали из окон, пытаясь огородами уйти к реке. Пировавших в ресторане фашистских офицеров автоматные очереди косили прямо за столиками.

Во время уличных боев батальон потерь не понес. Лишь комбат Рыбин, первым спрыгнувший с головного танка, был ранен в шею немецким регулировщиком. Это был последний выстрел фашиста.

А танки мчались дальше, на железнодорожную станцию, где стояли под парами два эшелона. Полторы тысячи жителей, загнанных в теплушки для отправки в неметчину, были освобождены.

Враг опомнился километрах в 10–12 от города. Гитлеровцы начали методический обстрел Невеля из дальнобойных орудий. Уцелевшие после нашего наступления дома были разбиты и сожжены.

Много лет спустя, в двадцатую годовщину со дня освобождения Невеля, я прочитала в газетной статье слова из старой сводки гитлеровского верховного командования: «Все бои на Восточном фронте отступают на задний план по сравнению с тяжелым сражением в районе Невеля». Враг считал Невель «воротами в Прибалтику», шел в непрерывные контратаки, пытаясь вернуть «ключи» от этих ворот. Важную битву выиграли тогда наши боевые товарищи!

Дивизия заняла оборону северо-западнее Невеля. Впереди гряда холмов, то совершенно лысых, то поросших чахлым кустарником. Штабные землянки отрыты на обратных скатах высот. Полковые батареи стоят в лесочке, по обе стороны шоссе, ведущего на Полоцк.

Гвардейцы узнавали нас, окликали по именам.

— Зоя, никак ты?.. Глянь-ка, и Люба здесь и Клава!

— Щось ты, землячка, раздобрела на казенных харчах?

— Вы теперь тоже невельские, девушки, поздравляем!

Повидав своими глазами в освобожденных от врага городах «немецких овчарок», как народная молва окрестила женщин, путавшихся с оккупантами, бойцы с еще большей нежностью относились к нам, своим боевым подругам. Вместе мы тянули нелегкую солдатскую лямку, рядом сражались и гибли!

Капитан Булавин, принявший командование батальоном, казалось, постарел от свалившихся на него забот и усталости, еще больше сутулился. Только глаза его лучились от радости при виде нас.

— Вернулись наши красавицы, будто солнышко на небе взошло.

Зоя Бычкова оказалась рядом, Булавин погладил девушку по голове. Зоя задержала его руку, незаметно прижалась к ней щекой. Весь день она ходила счастливая от скупой ласки замполита.

Все мы волновались о здоровье комбата, но Булавин успокоил: Рыбин ранен легко, пишет, что уже ворочает шеей. Не такой он человек, чтобы долго залеживаться в госпитале, скоро вернется в строй.

Первый день «охоты» оказался удачным. Гитлеровцы, не успев окопаться после неожиданного, поспешного отступления, вначале появлялись открыто. Из своего окопчика на опушке я подкараулила двух фашистских солдат, вышедших из дальнего леска с бревном на плечах. Взяла на мушку переднего — гитлеровец свалился, бревно придавило его. Второй присел от неожиданности, видно, не понял сразу, что случилось с его напарником. Пришлось и ему познакомиться с тем, как жалят снайперские «осы». Эти двое уже никогда не будут строить оборонительные объекты на чужой территории!