Виктор Сергеев - Унтовое войско

• Название: Унтовое войско
• Автор: Виктор Сергеев
• Издательство: бурятское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Роман Виктора Сергеева «Унтовое войско» посвящен исторической теме. Автор показывает, как в середине XIX века происходит дальнейшее усиление влияния России на Дальнем Востоке. В результате русско-китайских переговоров к Русскому государству были присоединены на добровольной основе Приамурье и Уссурийский край.

В романе много действующих лиц. Тут и русские цари с министрами, и генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев, и китайские амбани, и купцы, и каторжники, и солдаты…

Главным же действующим лицом в романе выступает вольнолюбивый, сильный духом сибирский народ, объединенный в Забайкальское казачье войско. Казаки осуществляют сплавы по Амуру, участвуют в обороне Камчатки от нападений англо-французов, обживают новые земли по Амуру и Уссури.

---

Казаки и солдаты! Англия и Франция сделали нам объявление о войне. Встанем же все дружно на защиту отечества, веры православной!

Где ждать нам неприятеля? То ли окажется он в Черном море, то ли погоня за военной славой завлечет его в Финский залив, то ли встречать его в Архангельске… А только думается мне, братцы, что пожалует он и к нам в гости — на берега Восточного океана. Встретим его, как всегда встречали русские своих врагов — щитом да мечом, пулей да картечью, штыком молодецким! Помните, что всех нас благословил в поход помазанник божий, незабвенный наш государь и император. Слава ему! Слава!

— Слава! — громыхают шеренги. — Сла-а-ва!

После молебствия в полной тишине от берега отчаливают по течению семьдесят пять барж и плотов с пароходом «Аргунь».

В свинцовых водах Шилки проплывают, покачиваясь, то погружаясь, то всплывая, последние льдины.

Впереди на лодке проводник отряда зауряд-сотник из Усть-Стрелочной станицы, с ним зауряд-хорунжий Ранжуров, подвесельные из казаков. Позади двадцать лодок сводного батальона, за ними баркас генерала.

«Аргунь» отвалила без войска, никто не пожелал плыть на ней — паровая машина не внушала доверия не только генералу, но и казакам. «Накалится докрасна, натрубит в уши и разорвет ее», — высказывались казаки.

Испятнанные залысинами белесых солончаков, теснились по берегам Шилки невысокие лобастые сопочки.

— Если бы не лодки с батальоном, не баржи с пушками, — проговорил задумчиво Ранжуров, — то не поверил бы, что идем в устье Амура.

— Что, сердце-то заиграло? — улыбнулся зауряд-сотник.

— Заиграло… Вспомнилось все. Мы ведь с вами, сотник, в Усть-Стрелке свиделись.

Казаки привычно правили лодками, без особого интереса поглядывали на берега. Та же тайга, те же сопки, что и дома. На полянках попадались кустики белой кашки, белесые листочки полевицы. На мелководье заросли тальника, плакучей ивы. Совсем как где-нибудь на Шилке, Чикое, Хилке…

— Ноне че в походы не ходить, — рассказывал молодым казакам бородатый урядник. — Харчей вон сколько! Генеральский повар хвалился, что на каждой барже; полторы тыщи пудов разного провианту. В ранешное время ходили без поваров.

— А как, ваше благородие?

— А так… Перед походом атаман оповещает: харчи сготовь. Ну, у нас неотлучно имелся на станичном довольствии хорошего кормления бык. Забиваем быка. Засаливаем. Солонину высушим, искрошим. От быка выходило фунтов двадцать мясного порошка. Ложки на два котелка супа хватало. Добавишь сушеной картохи, капусты. Сытный бульон наваривался. Без поваров… В походе случалось хлебцы пекли в ямах.

— Манджурцы как наскочат… Не подвернись под пулю. Идем-то без их пропуска…

— Генералу виднее.

— Ты че? Ветром подбитый, че ли?

— Верно али нет — земли-то по этому берегу наши? Даве генерал провозглашал.

— А ты откудова свалился, мил-голова?

— Оренбургский я, — оправдывался казак.

— Оно и видать, что ни бум-бум!

— Беспокоится за удачу, как медведь за свой зад.

О войне с англичанами и французами почти что не вспоминали. Какие тут, на Амуре, англичане… Не верилось что-то. Проплыть бы без войны по Амуру, а что потом, так об этом-то не очень думалось.

На третий день сплава по Амуру флотилия тихо и торжественно подошла к холму, где когда-то грозно стоял русский город-крепость Албазин. Трубачи вытянулись, побагровели от натуги, заиграли «Коль славен наш господь в Сионе». На лодках и плотах, баркасах и баржах все встали, волнуясь, обнажили головы. У Ванюшки Кудеярова на глазах блестели слёзы. Последовала команда: казакам и солдатам при ружьях и в боевой форме высадиться на албазинскукэ землю. Под звуки гимна «Боже, царя храни» началась высадка. Первым вступил на берег Муравьев. Отряд отслужил молебен. Звуки молебна всех радовали и тревожили.

И камни, и глина, и песок здешние казались Ванюшке Кудеярову какими-то иными, чем где-либо. Он, осторожно оглядываясь, подолгу смотрел на деревья, на выветрившиеся склоны полуразрушенного вала. Да и не только он… Все осторожно озирались, любопытствовали, все чего-то ждали, придавленные пустынностью, тишиной и непроницаемой завесой, отделяющей их от прошедших двух веков… Где-то тут лежали кости их прадедов, где-то неподалеку блуждали их неприкаянные души… Не эти ли деревья давали тень албазинцам? Не на этой ли луговине паслись их кони?

Генерал медленно поднимался на остатки албазинского вала. Из-под ног, шурша, осыпалась галька с песком. Не наступить бы на скелет… Не потревожить бы сон усопших… Неизведанное ранее тревожно-радостное чувство, смешанное с грустью, захватило его.

Поднявшись, на вал, Муравьев дождался, когда отряд втянется в границы мертвого города, и опустился на колени, отдавая дань праху защитников Албазина. Весь отряд последовал примеру генерала.

Принесли деревянный крест и поставили его на вершине холма. Солдаты и казаки обнажили головы, держа желтые свечи. У офицеров свечи были белые с золотым ободком. Поп, размахивая кадилом, тянул нараспев молебен:

— Упокой, господи, души усопших рабов твоих! И ныне, и присно, и во веки веков, аминь!

Под погребальный мотив все крестились и склоняли головы.

— И сотвори-им ве-е-чную память!

Неизбывная печаль вселялась в души людей.

Зауряд-сотник подтолкнул Ранжурова в бок:

— Видишь как! Люди давно сгибли, а слава о них жива.

Низко над берегом неслись облака, сбросившие свой дождевой груз где-то в хребтах. Посвистывал, крепчая, ветер.

Отплыв от Албазинского холма несколько верст, гребцы на передовой лодке разговорились мало-помалу:

— Земля-то здеся богатая! Не то что наша, — сказал Евграф. — Наша-то выпахалась. Которую весну без назема сеяли…

— Теперя и энта считай наша! — ответил Петы Жарков.

— А много ли ее?

— По всему Амуру. По левому берегу…

Казаки налегли на весла, чтоб подальше от берег отплыть, парус поставить.

— А не слыхал ли кто, братцы, про божескую землю? — спросил урядник.

— Не-ет, не слыхивали.

— Или есть такая? — поинтересовался, пятидесятник Санжи Чагдуров.

— Да вроде бы ее через Амур надо искать.

— Нелюбо тебе врать?

— Нелюбо — не слушай, а врать не мешай!

— А что за земля такая?

Это спрашивал нарин-кундуйский казачишка Пурбо Ухнаев, раненный когда-то в стычке с хунхузами и не пожелавший отправиться в лазарет.

— Да вот… будто бы остров плавучий, на месте не держится, по морям-океанам скрывается. В устье Амура открывается. Это и есть божья земля. Неизреченной красоты. Неизречимого блаженства.

— Га! Дак она, божья земля-то! Токмо для бога?

— Не-ет, энта изготовлена богом для удачливого да счастливого народишка. Не для всякого… Ни полиции, ни судов. Налогов не назначено. Белые калачи, мед, мясо, масло со стола не выводятся. Проживает тамошний житель при полной своей свободе. Солдатской службы не ведают. С кем воевать-то? Не с кем. Ссор или драк там не знают, не слышали, что это такое есть. Куда ни пойди — райские кущи. Ушибся, стукнулся, порезался — ни боли, ни синяка. Боль — что это такое есть — не знают. Да-а. Ружья простого не видывали, нет и в помине. Ни пушек, ни ружей. Мир-согласье во всем.

— Где ее получше искать-то, божескую землю? — спросил, улыбаясь, Петька. — Далеко ли то море-окиян?

— Поп сказывал, что плыть кораблем можно всю жисть. А все от воли господа небесного. Тую божью землю искать не берись, коли не силен верой, — отвечал урядник.

— Можа, через Амур сыщем? — спросил Кудеяров.

— Неоткуда ей тут быть.

— Поспрашивать бы у здешних народов. Кто тут проживает?

— До Албазина попадались орочоны. Здеся бродячие дауры.

Зауряд-сотник усмехнулся: «Додумались, у кого спрашивать про божескую землю. У самых что ни на есть нехристей».

В пятидесяти верстах выше Айгуня флотилия остановилась. Муравьев отправил к айгуньскому амбаню зауряд-сотника и переводчика с несколькими казаками, чтобы известить маньчжурские власти о следовании русского отряда в устье Амура.

Ночь прошла в томительном ожидании. Муравьеву не спалось, часто вставал, выходил на палубу. Воды Амура вниз по течению были пустынны. Где-то всплескивала крупная рыба. По-бычьи взревела выпь. Вдоль берега теплились огоньки костров. Перекликались часовые: «Посма-а-три-вай!»

Утром из протоки выскочила парусная лодка под маньчжурским флагом. Муравьев велел поднять на баркасе русский флаг. Лодка, гонимая попутным ветром, скоро подошла к борту баркаса.

Оттуда спустили дощатый трап с ковровой дорожкой. По трапу поднялись на судно чиновник амбаня — высокий, тощий маньчжур с тонкими подстриженными усиками и переводчик.