Геннадий Бандиленко - История Индонезии Часть 1

• Название: История Индонезии Часть 1
• Автор: Геннадий Бандиленко
• Издательство: Издательство Московского университета
• Жанр: История
• Год: 1992
• ISBN: 5-211-02202-5(4.1); 5-211-02172-X

В учебнике освещается история самой крупной страны Юго-Восточной Азии с древних времен по начало XX в.

В разделе древней и средневековой истории внимание сосредоточено на проблемах складывания феодальных отношений; прослежены этапы развития государств на территории современной Индонезии, их политическая история, внешние связи, идеология и культура. В разделах нового периода рассматриваются социально-экономическое и политическое развитие страны в условиях колонизации; национально-освободительное движение, государственное устройство, законодательство, партийная система, идеология и т. д.

Для студентов востоковедных факультетов университетов.

Учебное издание

---

ПОИСКИ НОВЫХ МЕТОДОВ ЭКСПЛУАТАЦИИ ИНДОНЕЗИИ. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАЧИНАНИЯ ГЕНЕРАЛЬНЫХ КОМИССАРОВ И ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА ФАН ДЕР КАПЕЛЛЕНА (1816—1826)

Генеральные комиссары застали Индонезию в состоянии кризиса. Производство экспортных культур пришло в упадок. Колония приносила одни убытки. Пугала и бурно нарастающая англо-американская конкуренция. Так, в 1819 г. на Яву заходило 50 торговых судов: 53 английских, 62 американских и только 43 голландских. Король предписал комиссарам обеспечить доходность колонии, резко поднять производство экспортных культур и построить «экономику всеобщего процветания», то есть благосостояния не только европейцев, «но и туземных народов».

Комиссары положили в основу своих реформ базовые либеральные концепции Т. С. Раффлза. Они видели задачу в том, чтобы создать необходимый законодательно-правовой климат для саморазвивающегося товарного (прежде всего — экспортного) крестьянского производства, в основу которого был положен земельный рента-налог (деньгами или продуктом) при отмене барщины и оброка и свободе выбора земледельцами культур. С этой целью комиссары предлагали обеспечить прямые отношения непосредственный производитель — государство и, следовательно, устранить все посредствующие «паразитические» звенья в системе организации производства (бупати и других представителей феодальной бюрократии, кормящихся за счет крестьян), сведя их функции к непроизводственным, чисто административным, и превратив их самих в заурядных чиновников на жалованье. Попутно предполагалось оградить крестьян от эксплуатации ростовщическим капиталом. Во избежание их закабаления китайскими и арабскими торговцами тем и другим запрещалось продолжать торговлю в кредит.

Соответствующие правительственные регулирования были разработаны и приняты тремя генеральными комиссарами. Кроме того, ими было подписано (1818) постановление, предписывающее «предоставлять пустующие земли (выше уже говорилось, что пустоши были частью земельного фонда общины. — В. Ц.) в аренду европейским предпринимателям на предмет освоения и возделывания этих земель». Затем Элоут и Бёйскерс отбыли в метрополию, оставив фан дер Капеллена, как и предполагалось, генерал-губернатором. Барон приступил к претворению разработанных планов — всех, кроме последнего. Он был убежден, что европейцы не должны вовлекаться в процесс производства в Индонезии, как, впрочем, и китайцы, и арабы. Капеллен едко именовал немногие имевшиеся частные европейские плантации «растениями-паразитами» и доказывал, что передача им земель есть «вопиющее попрание прав населения»: от этого богатеют и жиреют только сами плантаторы, а государству и земледельцу наносится непоправимый ущерб[70].

Система начатых преобразований была явно трудноосуществимой без достаточного развития товарно-денежных отношений на Яве. Действительно, этот процесс шел. Нередко земледелец предпочитал выплату денежного оброка натуральному: ведь продукт еще приходилось по бездорожью доставлять на склады, часто отдаленные. Китайские торговцы и ростовщики стимулировали продажу крестьянам риса, который сбывали, например, горожанам, горнякам и т. п. Они выдавали крестьянам денежные ссуды, кредитовали претендентов на чиновничьи должности и места деревенских старост денежными средствами для подношения неизбежных «подарков» бупати и другим сановникам. И все же степень развития товарно-денежных отношений все еще оставалась далеко не достаточной для введения фермерского хозяйства капиталистического типа, запрограммированного комиссарами.

Итак, Капеллен продолжал курс на превращение многочисленных яванских прияи в чиновников на жалованье[71]. Жалованье было заметно повышено. В 1820 г. специальным указом была резко ограничена численность свиты аристократов. Теперь она не превышала 10% от тощ что бытовала в последние годы ОИК (от 700 до 100 человек в зависимости от ранга). При этом (в отличие от Раффлза) комиссары лишили эту феодальную бюрократическую прослойку шедшего в ее карманы ренты-налога с так называемых «должностных участков» (лунггухов); запретили ей всякую торговлю, вообще предпринимательскую и фискальную деятельность. Отрыв прияи от земли рассматривался ими как утрата социального статуса и неслыханное унижение; он всемерно саботировался. В результате «должностные участки» и доходы с них сохранились в скрытом виде в дополнение к повышенному жалованью.

Комиссары сознавали неосуществимость идеи Раффлза об индивидуальном взимании земельного налога. В 1818 г. они декретировали возврат к пообщинному обложению. Эта мера позволяла использовать механизм общинной круговой поруки, не требовала детальной земельной переписи и многочисленного фискального аппарата. Резко возросла экономическая роль лурахов — общинных старост. Однако это нарушало провозглашенный комиссарами принцип «никаких посредствующих звеньев между крестьянином и государством». «Западному влиянию, — пишет голландский историк Д. Бюргер, — в самом деле удалось оттеснить слой бупати и глубже проникнуть в толщу яванского общежития, но в лучшем случае это влияние достигло низшей адатной ячейки, т. е. общины, а не отдельного индивида». Другими словами, к злоупотреблениям, ставшим невозможными для бупати, теперь стали широко прибегать общинные старосты. Хотя последним запрещалось пользоваться керджа панчен (барщинным трудом) и обращаться к найму работников в своих деревнях, они умело обходили запреты. Таким образом, освобождаясь от феодальных пут, крестьянин в еще большей степени оставался скованным традиционными общинными узами, а степень его эксплуатации повысилась. В провинции Пекалонган, например, в 20-е гг. было отмечено повальное бегство крестьян ввиду непомерного обложения.

Непоследовательность социально-экономических реформ комиссаров и Капеллена этим не ограничивается. Они не отменили принудительную систему возделывания кофе в Приангане и Чиребоне, хотя незаинтересованность производителя, обираемого вдобавок скупщиками-китайцами и арабами, была очевидной и привела к падению производства этого ценного экспортного продукта. Бесплатный труд в этой отрасли был чрезвычайно выгоден. То же следует сказать о керджа роди (государственной барщине), которую нечем было заменить на общественных работах[72]. Реформаторы пресекли дальнейшую распродажу «Частных земель», но не выкупили распроданные. Ростовщичество так и не было ликвидировано. Жизнь заставила Капеллена вновь прибегнуть к системе откупов, в том числе откупам земельного налога, что, усиливая докапиталистический гнет, извращало изначальную концепцию реформаторов.

Как уже говорилось, Капеллен запретил экспансию частного европейского капитала на государственных землях. В погоне за прибылями тот хлынул на земли полуавтономных центральнояванских княжеств. Практика сдачи в аренду больших массивов земли с сидящими на них крестьянами сроком до 3 лет распространилась там с начала XVTII в. Как сами султан и сунан, так и их вассалы охотно сдавали европейским предпринимателям и хуацяо целые уезды, неизменно требуя крупные авансы. С 1816—1818 гг. сроки аренды были увеличены до 15—20 лет. Арендованные земли были уже анклавами частного землевладения.

Капеллен выступил ярым противником этой формы хозяйствования и в княжествах. Он указывал на невыгодность ее для государства, обременительность для производителя[73]. Кроме того, он обоснованно опасался, что расточительная знать растранжирит полученные средства задолго до истечения контрактов и опасно взвинтит эксплуатацию ни> зов. Ему не хотелось также, чтобы крупные суммы, полученные от плантаторов, укрепили мощь княжеств. Наконец, он не желал, чтобы насаждения в княжествах сахарного тростника и кофе явились конкурентами государственных посадок. Движимый этими соображениями, барон принял декрет о распространении запрещения с 1 января 1824 г. любых частновладельческих плантаций и на земли княжеств [74]. Действующие контракты подлежали расторжению, авансы — возврату. Декрет вызвал сильнейшее раздражение и гнев как европейских и китайских плантаторов, так и центральнояванских феодалов, многие из которых вскоре встали под знамена мятежного Дипонегоро.

Капеллену пришлось констатировать неспособность дифференциальной пошлины обуздать британскую торговую экспансию. Спасение он видел в сплочении сил соотечественников. Виллем I поддержал его идею, и в 1825 г. была создана Нидерландская торговая компания (НХМ), возглавленная самим королем, который заполучил и крупнейшую долю (4 млн гульденов). Компания гарантировала пайщикам ежегодный дивиденд в 4,5%.

В целом реформы Капеллена потерпели неудачу. Надежды на бурное включение мелкокрестьянского хозяйства в товарное производство рухнули: барон недооценил силу инерции, скованность крестьян феодальными и общинными узами, слабость товарно-денежных отношений. Экспорт поднять не удалось, бюджет по-прежнему сводился с дефицитом. Угнетение крестьянина не уменьшилось, а возросло. Вдобавок Капеллен в опасной степени восстановил против себя все еще могущественных владетельных феодалов и прияи. В Гаагу дождем сыпались жалобы. В 1826 г. Виллем I отозвал барона и назначил бельгийского виконта Дю Бюс де Жизиньи генеральным комиссаром, т. е. правителем с правом проведения реформ.