Юлия Вознесенская - Звезда Чернобыль

• Название: Звезда Чернобыль
• Автор: Юлия Вознесенская
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-91173-445-9, 978-5-905889-585, 978-5-4444-3965-4

«И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“…» – говорится в Апокалипсисе. 30 лет назад многие вспомнили, что у неприметной душистой травы наших полей – полыни – есть и другое имя: чернобыль…

Пронзительный роман знаменитой православной писательницы Юлии Вознесенской «Звезда Чернобыль» рассказывает о судьбе трех сестер, чьи жизни перечеркнула Чернобыльская катастрофа, и о любви, которая побеждает страх, смерть и дает надежду на будущее.

Произведение издается в России впервые. Написанный в лучших традициях реалистической русской литературы, роман включает в себя и документальный материал, взятый автором из советских газет, сообщений по радио и телевизионных передач, поэтому ценен не только как художественное произведение, но и как историческое свидетельство.

---

– Это ты для того, чтобы не выбиваться из ритма, заданного Ириной?

Анна никак не могла привыкнуть к тому, что Свен, ученик Ирины Борисовны в прошлом, а теперь коллега и соавтор некоторых ее переводов, называет ее без отчества, просто по имени – Ирина. Вот бы кто-то из ставших взрослыми учеников Анастасии звал ее Настей! Демократично, но невозможно. Легкая грусть при воспоминании о сестре на миг охватила ее всю и тут же отпустила. Анна не позволяла себе расслабляться в воспоминаниях. Семь лет, как они расстались, семь лет – и ни одного письма ни от Анастасии, ни от Аленки. Одной писать не позволяет ее партия, другой – работа мужа на атомной станции. Хватит об этом.

К тому же, сейчас она отогрелась душой у милой Ирины Борисовны. Хорошо, что она согласилась на это турне по Швеции! Вот так, неожиданно, вдруг встретила родного душой человека и успела привязаться к нему, полюбить. Чем-то Ирина Борисовна напоминала Анне ее мать: такая же веселая, готовая радоваться чему угодно, как ребенок, – солнечному дню, красивому острому словцу. Среди неторопливых, спокойных шведов она несется по жизни, как метеор, все и вся заражая энергией, включая в свое движение И цель у нее такая прекрасная: по сути в Стокгольме только вокруг нее и существует этот островок внимания к России, к ее литературе, ее искусству. А ведь Ирина Борисовна уже больше двадцати лет назад выехала из Советского Союза со своим мужем-шведом. Господин Карлссон шутит: «В Швеции нет вулканов, ну так я вывез один из России!»

Пока Анна думала об Ирине Борисовне, та вовсю гремела посудой на кухне, одновременно что-то напевала и разговаривала со Свеном.

Анна оглядела стол, обнюхала, дергая носом:

– А что это тут так вкусно пахнет? Что еще на завтрак, кроме Свена?

– Омлет с грибами и с авокадо.

– Какая экзотика!

– Не большая, чем твой кофе с томатным соком, Анна, – улыбнулся Свен.

– Кофе с томатным соком – это мой личный вклад в западную цивилизацию.

– А не лекции о самиздатской поэзии и не статьи о ней?

– Нет, только кофе с томатным соком. Лекции может читать каждый, а вот кофе с томатным соком – это было озарение, это было, как удар молнии! В ту минуту, когда я поняла, что можно попробовать совместить два любимых напитка, я узнала, что испытывает гений, открывая что-то новое в искусстве. Я чувствовала себя Моцартом.

– А не Менделеевым? Ведь это уже химия.

– Эйнштейном! Это было преображение вещества.

– Дети, поторопитесь! – вмешалась в их болтовню Ирина Борисовна. – Через пять минут явится журналистка из женского журнала. Кстати, Анна, у вас далеко фотографии Ирины Ратушинской?

– Вон там пакет, на холодильнике. Я еще с вечера приготовила.

– Отлично. Свен, а ты что нам сегодня принес?

– Я перевел вот это.

Свен протянул ей листок со стихами.

– Нет, я лучше на слух. Аннушка, прочтите вы по-русски, а потом Свен прочтет по-шведски. На слух я лучше улавливаю, у меня ведь абсолютный слух, вы это знаете, дети! А если я буду читать, то обязательно отвлекусь на какие-то свои ассоциации, какие-то свои мысли вмешаются.

– Еще бы! Ирина думает со скоростью ЭВМ и без перерывов. Читай, Анна.

Анна взяла листок, прочла сначала – в который раз! – про себя, а потом вслух:

Над моей половиной мира
Распускают хвосты кометы.
На моей половине века —
Мне в глаза – половина света.
На моей половине – ветер
И чумные пиры без меры.
Но прожектор по лицам светит
И стирает касанье смерти.
И отходит от нас безумье.
И проходят сквозь нас печали,
И стоим посредине судеб,
Опираясь в чуму плечами.
Мы задержим ее собою,
Мы шагнем поперек кошмара.
Дальше нас не пойдет – не бойтесь
На другой половине шара!

Анна умолкла и положила свой листок на стол. Тогда Свен прочел стихи по-шведски. Ирина Борисовна слушала, покачивая в такт головой, будто слушала музыку. Анна пыталась по интонациям уловить, правильно ли Свен угадал, почувствовал стихи? Не повторил ли он ошибки французского переводчика, которому в стихотворении почудилась уверенность бо́льшая, чем это слышалось Анне? Он в своем переводе особенно подчеркнул это «мы задержим», «дальше нас не пойдет», «не бойтесь». Анна же хотела, чтобы Запад слышал другое: как хрупкие плечи пытаются задержать чуму, как маленькая женщина с кудрявой головой храбро пытается встать поперек смертоносного ветра. И в этом «Не бойтесь на другой половине шара» ей слышалось горькое: если вы нас не хотите слышать, хотите жить спокойно, то хотя бы помните, что нам-то все равно некуда уйти, потому что страшные звезды уже горят над нашей головой, потому что кошмар охватил нас со всех сторон, – и мы будем вас заслонять, у нас просто нет выбора. «На моей половине ветер и чума». Только вот иную чуму как раз ветром-то и разносит… Ирине Борисовне перевод понравился. Решили, что на лекции в Гетеборге она сегодня прочтет его в числе других переводов Свена.

– Мне это стихотворение понравилось еще тем, – сказал Свен, – что оно посвящено западному человеку: «Моему незнакомому другу Дэвиду Мак-Голдену». Значит, и всем нам тоже. Эти стихи заставляют думать.

– Вот и думайте! Мне кажется, что у Запада с этим как-то не очень… – не удержалась Анна.

Свен немножко обиделся. Его задевало, когда в голосе Анны начинали звучать эти нотки превосходства взрослого человека над детьми. И, конечно, его задевало то, что Анна, ровесница по годам, считает его, Свена, мальчишкой, едва ли не ребенком А ведь он влюблен в нее. Уже очень-очень давно, три недели, с самого приезда Анны в Стокгольм И ему хотелось ее опекать, защищать, заслонять от невзгод. А они, эти маленькие русские женщины, такие отважные, страдающие так гордо, не склоняющие головы перед судьбой, – они готовы сами весь мир заслонить собой от чумы! И Свен в своем переводе постарался выразить то, что он видел в Анне: отчаянную решимость хрупкого существа принять на себя весь ужас смерти, чтобы заслонить остальной мир, неразумный, счастливый и глупый. Вот пусть западный мир услышит эту отчаянную решимость, эту горькую любовь к нему маленькой мудрой русской женщины. И, может быть, тогда этому миру захочется, как Свену, почувствовать себя, черт возьми, мужчиной и встать, если не впереди, то хотя бы рядом с теми, кто принимает на себя ветер чумы.

– Что же это журналистка не идет? – прервала молчание Ирина Борисовна. – Этак мы опоздаем на поезд. А нам нужно выехать через сорок минут, чтобы успеть на вокзал к девяти тридцати. В этот поезд с нами сядет журналист из религиозного журнала. По дороге он возьмет у Анны интервью.

– Он что, из Гетеборга, этот журналист?

– Нет, из Стокгольма. Из Гетеборга он первым же поездом вернется обратно. У меня в расписании не оказалось для него другого времени.

– Ловко придумано! – засмеялась Анна. – Интервью за завтраком, интервью в поезде. Где еще сегодня?

– Больше нигде. Две лекции в Гетеборге, потом на поезд и ночью мы вернемся в Стокгольм. Свен будет нас встречать на вокзале и отвезет домой. И покажет новый перевод. Ведь тебе сегодня без нас нечего будет делать, Свен, так ты постарайся перевести еще одно стихотворение Ирины Ратушинской.

Анна улыбнулась: Ирина Борисовна всех умеет заставить работать. За эти три недели он переводил не только Ратушинскую, но и трех прекрасных ленинградских Елен – Игнатову, Шварц и Пудовкину, и стихи поэтесс, живущих теперь в эмиграции, которые прежде ходили в самиздате, – Горбаневскую, Владимирову.

– Что ты сейчас переводишь, Свенчик?

– «Соль-минорную симфонию» Лии Владимировой.

– А, это… «Я вам Моцарта привез, я приеду через час…»

Свен продолжил:

Не пришел он через час,
Не пришел он через день,
Не пришел он через год,
Не пришел он никогда…

Тут прозвенел звонок. Ирина Борисовна пошла открывать дверь и вернулась в кухню с молоденькой журналисткой в сопровождении солидного фотографа, увешанного камерами и еще с чемоданом в руке. Анна поморщилась: зачем снимать ее, когда у нее столько портретов Ирины Ратушинской?

Ирина Борисовна слегка пожурила журналистку за опоздание.

– О, простите! Но по дороге зашла в редакцию за фотографом, а там все обсуждают свежую новость. Вы уже слышали?

– Нет, мы не включали радио. А что за новость?

– В Швеции зарегистрирован повышенный уровень радиации. Есть предположение, что ее несет ветер из Советского Союза.

– О, Господи! – воскликнула Анна. – Столько болтовни о ядерном разоружении, а сами опять что-то потихоньку взорвали…

– В Норвегии и Финляндии тоже зарегистрировано повышение радиации.

– А делали запрос советским властям? – спросил Свен.

– Так они вам и признаются! – фыркнула Ирина Борисовна. – Эти бандиты…

– Нет, Советский Союз отрицает наличие на его территории повышенной радиации. Но метеорологи определили направление ветров за последние семьдесят два часа – ветер идет из СССР. Подозревают какую-то атомную катастрофу.