Павел Коган - Сквозь время

• Название: Сквозь время
• Автор: Павел Коган
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Эта книга посвящена четырем молодым поэтам, героически погибшим в боях за Родину.

Вместе с произведениями Павла Когана, Михаила Кульчицкого, Николая Майорова и Николая Отрады в книге — воспоминания о них, написанные их друзьями и сверстниками, их учителями. Поэтическое дарование Когана, Кульчицкого, Майорова и Отрады проявилось рано и ярко. Стихи каждого из них глубоко индивидуальны, но есть нечто объединяющее их — это высокий романтический пафос, устремленность в будущее, неистребимая вера в коммунизм.

Именно поэтому эти стихи, написанные почти четверть века назад, и сегодня звучат современно и сильно.

Произведения Павла Когана, Михаила Кульчицкого, Николая Майорова и Николая Отрады были собраны и представлены к изданию Д. Б. Коганом, О. В. Кульчицкой, В. Н. Болховитиновым, В. С. Жуковым и К. Ф. Турочкиным.

Составитель книги — В. А. Швейцер.

---

В книге Майорова, которая вышла год назад, и в этом сборнике собраны почти все известные мне стихи Коли — последних трех-четырех лет его жизни. Почти все, но не все.

Я хорошо помню стихи о деревенской гулянке, со строкой:

Я сам любил ходить в такие игры.

Может быть, когда-нибудь вспомнятся, приснятся другие стихи, другие строки, а может быть, и не вспомнятся. Мы, наверное, слушали в те годы друг друга не очень внимательно. Все написанное и читанное казалось присказкой. «А сказка будет впереди». Главное еще напишется. У иных так и случилось. А у иных вместо сказки впереди была смерть.

* * *

Я перечитываю стихи Майорова тридцать девятого, сорокового, сорок первого годов. Многое вспоминаю, со многим встречаюсь впервые и думаю, что нет, это уже не присказка.

Мы никогда не прочтем того, что Коля написал бы о войне, о нашей победе. Но он сказал свое честное и точное слово о том, что думали и чувствовали люди его поколения за день, за год до войны. О буре истории, ревевшей за окнами наших студенческих общежитий. И о том, как

…были высоки, русоволосы

те, кто шагнул навстречу буре. Победа начинается с решимости ее добиться, с уверенности в правоте нашего дела. Об этой решимости, об этой правоте — всё, что написал Майоров.

Михаил Луконин Коле Отраде

Я жалею девушку Полю.
   Жалею
За любовь осторожную:
   «Чтоб не в плену б!..»
За: «мы мало знакомы»,
   «не знаю»,
     «не смею»…
За ладонь, отделившую губы от губ.
Вам казался он:
   летом — слишком двадцатилетним,
Осенью —
   рыжим, как листва на опушке,
Зимою —
   ходит слишком в летнем.
А весною — были веснушки.
А когда он поднял автомат —
   вы слышите?.. —
Когда он вышел,
   дерзкий
     такой, как в школе,
Вы на фронт
   прислали ему платок вышитый,
Вышив: «Моему Коле!»
У нас у всех
   были платки поименные,
Но ведь мы не могли узнать
   двадцатью зимами,
Что когда
   на войну уходят
     безнадежно влюбленные —
Назад приходят
любимыми.
Это все пустяки, Николай,
   если б не плакали.
Но живые
   никак представить не могут:
Как это, когда пулеметы такали,
Не встать,
   не услышать тревогу?
Белым пятном
   на снегу
     выделиться,
Не видеть,
   как чернильные пятна
     повыступали на пальцах,
Не обрадоваться,
   что веснушки сошли с лица?!
Я бы всем запретил охать.
Губы сжав — живи!
   Плакать нельзя!
Не позволю в своем присутствии плохо
Отзываться о жизни,
   за которую гибли друзья.
Николай!
С каждым годом
   он будет моложе меня,
     заметней.
Постараются годы
   мою беспечность стереть.
Он останется
   слишком двадцатилетним,
Слишком юным
   для того, чтобы дальше стареть.
И хотя я сам видел,
   как вьюжный ветер, воя,
Волосы рыжие
   на кулаки наматывал,
Невозможно отвыкнуть
   от товарища и провожатого,
Как нельзя отказаться
   от движения вместе с Землею.
Мы суровеем,
Друзьям улыбаемся сжатыми ртами,
Мы не пишем записок девочкам,
   не поджидаем ответа…
А если бы в марте
А если бы в марте
   тогда
     мы поменялись местами,
Он
   сейчас
     обо мне написал бы
       вот это.

Н. Отрада и М. Луконин

Юрий Окунев «В актовом зале…»

В актовом зале нового педагогического института в Волгограде Михаил Луконин читает притихшим студентам свое стихотворение «Коле Отраде»…

Он читает, а перед моими глазами всплывают далекие годы и старое здание довоенного учительского института на Академической. В коридоре после лекций по-молодому шумно, весело, бестолково. Из аудитории литфака выходит восемнадцатилетний веснушчатый парень. Он держит в руке книгу. Это стихи Багрицкого.

Он подмигивает мне и делает шутливый, приглашающий жест: «А вам не хотится под ручку пройтиться?»…

Николай Отрада.

Самый близкий его друг — Михаил Луконин. Я знаю: они вместе учились в школе, поступили в учительский, одновременно начали печататься в газетах, зачитывались стихами любимых поэтов и увлеченно занимались своеобразной «стратегией» и «географией»: раскладывали перед собой географическую карту и жадно распределяли «сферы» и «зоны», огромные пространства и территории нашей планеты, на которые должно было распространиться их тематическое освоение и поэтическое завоевание. Владения музы одного поэта торжественно объявлялись неприкосновенными для другого.

В то время мое воображение полностью захватила республиканская Испания, ее борьба, ее героические люди. Прочитав в областной комсомольской газете мои стихи «Лина Одена» и «Я кулаки сжимаю и клянусь», Коля Отрада по «высшим стратегическим соображениям» предупредил меня:

— Давай жми, набирай темпы. А то отберу у тебя Испанию. Учти!

Это было в 1936 году, но как возмужал и вырос Отрада за два последующих года…

У меня сохранился старый выцветший номер областной газеты от 3 декабря 1938 года. В нем целая страница отведена митингу интеллигенции города. О своем возмущении зверствами фашистов в Германии говорили на митинге профессора Лебедев, Прикладовицкий, артист Скалов, инженер Шилкин. И вдруг читаю: «Речь Николая Отрады». И тут я вспомнил, как он волновался перед выступлением, вышел на трибуну, огляделся и, отложив в сторону листок с речью, заговорил сначала глуховато, а потом все более громко и внятно:

— От имени писателей нашего города я выражаю глубокое возмущение и гнев в связи с кровавыми событиями в Германии. — Глаза у Николая блестели. Он перевел дыхание и продолжал: — Многие говорят, что это похоже на средневековье. Нет! Средневековье бледнеет перед творящимися сейчас в Германии чудовищными зверствами!..

Николая Отраду хорошо знали рабочие, студенты, школьники. На страницах областных газет, в сборниках и альманахах местного издательства часто появлялись его стихи.

…Первым «перебежал» в Москву, в Литературный институт, Михаил Луконин. Потом он приехал на несколько дней и увез с собой Отраду. Я совершил это «дезертирство» несколько позднее.

В коридоре старинного дома на Тверском бульваре я увидел трех студентов. Их лица были мрачными. Позерски сложив руки, они снисходительно посматривали на меня — на новичка, приехавшего из провинции. В стороне от них стоял Николай Отрада. По сравнению со мной он уже был здесь «бывалым» человеком. Увидев меня, он быстро подошел и сказал:

— Ты этих непризнанных гениев не бойся, держись меня — и все будет в порядке!..

Некоторые студенты института уже на первом курсе выделялись своей большой начитанностью и эрудицией. Отрада к этому времени успел прочитать меньше, чем они, но он лучше знал рабочую среду, глубже чувствовал и понимал природу.

За городом, в Переделкино, в студенческом общежитии жили С. Смирнов, А. Яшин, М. Луконин, Б. Ямпольский, И. Бауков, тепло встретившие Колю Отраду.

Счастливая пора! Молодые поэты и прозаики спорили, делились и хлебом и замыслами, а так называемую «курицу славы» делить пока не приходилось, до нее еще тогда было далеко. Однажды группу студентов, в которую вошли и Отрада, и я, пригласили на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку читать стихи перед колхозниками.

Слушатели нам аплодировали, а когда все поэты прочитали стихи, во втором ряду поднялся старик, чем-то очень напоминавший крестьянина в исполнении Бориса Чиркова в кинофильме «Чапаев». Старый колхозник с хитроватой улыбкой спросил:

— Что же, граждане, чтение окончено или еще какое представление будет?..

И тут Николая Отраду «осенило». Он вскрикнул:

— Будет!.. Будет!..

Мы растерянно переглянулись. Николай вышел на авансцену и с солидной важностью циркового конферансье, объявляющего новый рискованный аттракцион, оповестил:

— А сейчас, товарищи колхозники, главный номер нашей программы: мастер народного танца студент Литературного института Юрий Окунев станцует перед вами сербиянку!

Раздались голоса:

— Просим! Просим!..

Я онемел от неожиданности и в ужасе обратился в бегство. Но Отрада настиг меня, вывел на эстраду и, пристукивая в такт ладонями, уговаривал:

— Давай, давай, лиха беда начало, а потом пойдет!..