Олег Бажанов - На изломе

• Название: На изломе
• Автор: Олег Бажанов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-423-2

О чём эта увлекательная книга? О войне? Наверное, и о войне. Но правильнее будет сказать – о жизни, о любви. Остросюжетный роман «На изломе» – первая часть дилогии «Приговорённый жить», он повествует о судьбе Иванова Александра Николаевича – русского воина, офицера. Первая часть рассказывает об армейской жизни героя. В основу сюжета положены события весны-лета 1995 года (первая чеченская компания). Действия разворачиваются не только на территории Чечни. Центральной линией прослеживается внутренний конфликт Иванова с самим собой, выливающийся в конфликт с начальниками. На фоне жестокости и бессмысленности той войны показаны отношения мужчины и женщины. Основной нитью проходит тема любви к Родине и чести офицера.

Роман будет интересен широкому кругу читателей.

Заслуженный артист России, член Союза журналистов России П. П. Зайченко

---

Тогда, анализируя происшедшее, Иванов подумал: «Повезло!». Но в приметы и летные традиции с тех самых пор поверил окончательно.

Как-то пришлось Иванову возить по воинским частям, расквартированным в Чечне, начальство из самой Москвы. Работенка непыльная: привез комиссию в часть – и загорай полдня у вертолета, пока она там что-то проверяет. А если часть порядочная, глядишь, и пожевать чего-нибудь удастся.

Прилетели в один мотострелковый полк, сидят экипажем в тенечке, поджидают проверяющих. Подошли к вертолету два сержанта-контрактника с автоматами, мужики, по армейским понятиям, в возрасте: на вид – лет по тридцать пять. Подошли, попросили разрешения посмотреть вертолет. Осмотрели, ощупали пулемет, блоки с ракетами, посидели в кабине, поудивлялись и спокойно так спрашивают:

– Чего ж, мужики, вы по своим пуляете?

– Так наводят, – отвечает Ващенка.

– Довелось испытать на себе? – поинтересовался Иванов.

– Довелось маленько, – говорят безо всякой злобы. – В прошлую неделю «чехи» нас под Шали атаковали. С машин. У нас в колонне две БМП. Одну сразу подожгли гранатометом. Нас – рота, их примерно столько же. Но от Шали к ним помощь шла. Наш ротный тоже вызывает помощь, просит авиацию, но все без толку. Усилившись, сбили «чехи» нашу роту с дороги, но ротные минометчики – молодцы, работали как снайперы. Дорогу мы отбили. Стали «чичей» давить, а тут – две «вертушки», не такие, как ваша, а узкие, с крыльями, – ракетами по нам. Десятерых из роты сразу списали, двое потом умерли, раненых много. Ротного в руку задело сильно. Он по рации орет матом, ракеты сигнальные в небо пускает, даже из автомата по вертолетам полоснул. Не попал. А «чичи» в атаку пошли – очень они боятся вертолетов, – решили максимально сблизиться с нами. Если бы не минометчики, мы бы все там и остались. Второй раз «вертушки» ударили ракетами уже по наступающим чеченцам. Видимо, сориентировались. Потом из пушек все машины чеченские пожгли. Хорошо работали. Оставшихся «чичей» мы уже потом сами добивали.

Иванов слушал сержантов-контрактников и удивлялся их спокойствию, будто говорили они о рядовом случае на производстве, когда у кого-то станок заело. Все-таки русский мужик особенный: то ли в душевной широте и простоте его сила, то ли знает и верит он во что-то такое, чего не могут дать ни власть, ни деньги. Дайте такому мужику веру в Бога да умного царя, давно бы Россия на ноги поднялась и выше других стояла. А у нынешней власти ума хватает только на то, чтобы этого мужика в землю загонять, продавать, обворовывать да грабить. И несет он этот свой крест безропотно.

– Давно воюете, мужики? – хмуро спросил Иванов.

– Два месяца, как призвались.

– А зачем в Чечню пошли?

– Семьи кормить надо. Завод наш простаивает, жены – тоже без работы. А здесь платят неплохо. Нас в военкомат вызвали, предложили – мы согласились.

– И кем вы здесь?

– Гранатометчики. Еще на «срочной» обучались, так и служим. Можем еще шоферить и по слесарной части.

– У чеченцев по вашей специальности вы бы за день получали столько, сколько здесь – за месяц, – вспомнил Ващенка услышанную однажды информацию и, произнеся ее, стал с интересом наблюдать за реакцией солдат. Один из контрактников нехорошим взглядом посмотрел на него.

– Нам уже говорили, – спокойно ответил контрактник.

Ващенка не стал уточнять, кто им это говорил и когда, видимо, их ответ его удовлетворил.

– Ну, мы пойдем. Может, еще и встретимся, – после некоторой паузы сказал другой – самый разговорчивый из них – и добавил, уходя:

– Вы только по своим не стреляйте.

– Вы тоже, – в тон им ответил Ващенка.

Иванов смотрел вслед уходящим солдатам с полной уверенностью, что эти люди не станут стрелять по своим ни за какие деньги. А как он мог объяснить им, этим трудягам войны, почему и за что погибли их товарищи от снарядов своих же вертолетов? Конечно, проще все списать на войну, тем более что этот случай – не единственный. Нельзя же винить только летчиков, когда жирный палец краснопогонного генерала при постановке задачи экипажам на нанесение огневого удара по объекту или цели закрывает целых пять километров в масштабе карты. Нельзя винить одних летчиков за то, что связь ведется по открытым каналам, и чеченцы все слышат и знают время и место нанесения ударов. Летчики не виноваты в том, что не отлажена оперативная информация штабов по изменению обстановки, когда наши войска находятся там, где, по устаревшим данным штабов, должны находиться чеченцы. И не летчики виновны в том, что некоторые штабные генералы, чаще привыкшие пить водку и красиво рапортовать начальству, чем воевать, больше заботятся о своих холеных задах, а не о жизнях солдат. Да и продажность некоторых офицеров не являлась в Чечне ни для кого секретом. А летчики – они такие же рабочие войны, такие же простые солдаты, как и эти контрактники. Они тоже выполняют приказ.

Вечером в комнате соседей звено Иванова в полном составе присутствовало на поминальном ужине: у «двадцатьчетверок» разбился экипаж.

– Спишут на боевые потери, – говорил уже хорошо «набравшийся» заместитель командира эскадрильи «двадцатьчетверок» и совал Иванову под нос сложенный кукиш, будто это Иванов собирался списывать разбившийся вертолет, – а вот хрен! Я зна-аю, что случилось!

Пьяный замкомэск наливал себе еще, залпом выпивал и, не обращая внимания ни на кого, говорил сам себе в полный голос:

– Техника старая – говно! А мы летаем. Где новые вертолеты? Все продали, суки, всю Россию продали! Сталина на вас нет! – он кому-то невидимому вверху грозил кулаком.

Кто-то за столом произнес:

– Совести там наверху ни у кого не бывает! Раз попал туда, значит, бессовестный…

Один из пилотов «двадцатьчетверок» спросил:

– А была она, совесть-то, в России когда-нибудь?

Иванова задела последняя реплика. Повышая голос, чтобы слышали все, он сказал:

– Неправда ваша, мужики! Не надо всех чесать под одну гребенку. Мерзавцев во все времена хватало. И не только в России. А Россия совестливой была и будет! Иначе все погибнем и страну не сбережем.

Пьяный сосед поинтересовался:

– И когда это Россия совестливой была? Я что-то не припомню…

– Когда народ в Бога верил. В России совесть и Бог – понятия неразделимые. Разве не так? – ответил Иванов, обводя взглядом присутствующих. – А то, что творится сейчас, – результат отсутствия веры, а значит, и совести!

В середине вечера Иванов рассказал сидящим за столом летчикам историю, услышанную днем от сержантов-контрактников. Сразу же с дальнего конца стола отозвался Серега Дрямов – командир звена «двадцатьчетверок»:

– Под Шали на прошлой неделе – это мы с Лехой сработали. – он показал глазами на одного из сидящих. – Хорошо помню этот вылет. Нашу пару перенацелили с дежурства, дали квадрат, сообщили, что наших «чехи» теснят от дороги на восток. Выходим в район на высоте шестисот метров, наблюдаем у дороги бой. Времени терять не стали и с дальности двух тысяч метров дали залп ракетами по западному краю дороги и сразу же – в разворот. Ракеты накрыли дорогу и тот участок, где должны были находиться чеченцы. Выходим из разворота, видим сигнальные ракеты оттуда, где упали наши ракеты. В первый же момент я подумал, что это «чехи» нас дезинформируют – связи с войсками, ведущими бой, нет, – но заметил: в полукилометре западнее дороги – машины, и возле них выстраивается цепь атакующих. Попробуй разобраться, где свои, где чужие, когда у всех одинаковый камуфляж, машины и оружие. Второй залп ракетами мы дали прямо по цепи наступающих, сделали еще один заход, а потом – пушками по машинам. Ни одна не ушла. А боевиков, наверное, было около батальона. Покружились мы еще над этим районом, видим – все нормально: наши добивают «духов», – и по запасу топлива ушли на аэродром. Жаль наших ребят, но попробуй, разберись с высоты да без связи, где кто. Но вины с себя не снимаю.

Все молчали. Никто не осуждал этих командиров экипажей: любой мог оказаться в подобной ситуации. На высоте ниже шестисот метров эффективность стрелкового оружия против вертолета резко возрастает, поэтому, чтобы не рисковать зря, многие летчики проводили атаки с больших высот. Пилоты «Ми-24» неплохо освоили стрельбы неуправляемыми ракетами с дальности двух километров, это спасало экипажи от поражения зенитными пулеметами и ракетами. Но для эффективных действий штурмовой авиации необходимы авианаводчики, а их в наземных частях не хватало. Авианаводчик на переднем крае – глаза авиации на земле. Удары по своим – результат отсутствия авианаводки. Но для пехоты виноватыми всегда остаются летчики.

– Давайте выпьем за погибших ребят, – предложил Иванов, вставая. Подождав, пока стихнут разговоры, продолжил: – О них никто не знает, и помнить о них будут только матери. И мы. Пусть земля этим ребятам будет пухом.

Все сидящие за столом встали и молча, не чокаясь, выпили по полной рюмке.