Александр Сегень - Державный

• Название: Державный
• Автор: Александр Сегень
• Издательство: Вече
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9533-1676-3

Александр Юрьевич Сегень родился в 1959 году в Москве, автор книг «Похоронный марш», «Страшный пассажир», «Тридцать три удовольствия», «Евпраксия», «Древо Жизора», «Тамерлан», «Абуль-Аббас — любимый слон Карла Великого», «Державный», «Поющий король», «Ожидание Ч», «Русский ураган», «Солнце земли Русской», «Поп». Лауреат многих литературных премий. Доцент Литературного института.

Роман Александра Сегеня «Державный» посвящён четырём периодам жизни государя Московского, создателя нового Русского государства, Ивана Васильевича III. При жизни его величали Державным, потомки назвали Великим. Так, наравне с Петром I и Екатериной II мы до сих пор и чтим его как Ивана Великого. Четыре части романа это детство, юность, зрелость и старость Ивана. Детство, связанное с борьбой против Шемяки. Юность война Москвы и Новгорода. Зрелость — великое и победоносное Стояние на Угре, после которого Русь освободилась от ордынского гнёта. Старость — разгром ереси жидовствующих, завершение всех дел.

Роман получил высокую оценку читателей и был удостоен премии Московского правительства и Большой премии Союза писателей.

---

— Куда отправляетесь, дядя Андрей? — спросил Горяя княжич Иван.

— Ахмата бить идём, — отвечал старший из младших братьев великого князя.

— Так он же улепётывает, — удивился Иван Иванович.

— Вот мы его в хвост и в гриву добивать будем, чтоб не вознамерился, собака, назад повернуть, — мужественно прорычал Андрей Васильевич.

— Да чтоб не очень-то грабил окских жителей, — добавил Борис Васильевич.

— Бог в помощь вам, дядюшки, — поклонился дядьям Иван Младой и громко чихнул. — А что ж дяди Андрея Меньшого знамя вижу, а самого его нету?

— Он по-прежнему хворает, — ответил Андрей Васильевич, — но ратников своих отрядил с нами, потому и знамя его тут.

Простившись с Андреем и Борисом, отправились в великокняжеский дворец. Там вовсю шли приуготовления к завтрашнему великому пиру, объявленному государем во ознаменование избавления от татар. Первым повстречался красавец князь Даниил Васильевич Патрикеев-Щеня. Лицо его сияло.

— Каково запугали Ахмата! Бежал!

Тотчас подошёл под благословение Геннадия князь Рязанский, Василий Иванович, великокняжеский шурин. И откуда взялся-то? Доселе никакой подмоги от рязанцев не было, а как победное пиршество, так унюхал — притёк праздновать!

— Слыхали? — молвил он, благословясь. — Говорят, здешний приспешник[158] такое затеял!..

— Какое? — усмехнулся Геннадий, с презрением глядя на Рязанского князя.

Василий Иванович, почуяв сие презрение, вдруг умолк, и вместо него отвечал Щеня:

— Рыбное заливное две на две сажени в виде замерзшей Угры, с берегами из белужьего мяса, как бы заснеженными. Даже, сказывают, нашу и татарскую рати по тем берегам расставляет, а они тоже из чего-то съедобного.

— Ну и ну! — рассмеялся Геннадий, предвкушая завтрашний пир.

Хорошо пировать, когда есть великий повод!

Подошёл и Холмский. Князь Василий Иванович Рязанский постеснялся оставаться в обществе таких прославленных воевод, как двое Даниилов — Холмский и Щеня. Его проводили насмешливыми взглядами.

— Самый заслуженный вояка первым пировать прискакал, — сказал Геннадий. Полководцы воздержались вслух насмехаться.

— Все воеводы завтра будут? — спросил Патрикеев-Булгак.

— Да, наверное, — ответил Холмский. — И Оболенские здесь, и Хрипун, и Верейский, и Акинфов, конечно же, и Русалка, и Ощера, и Руно, и Мамон, и Образец. Эти, последние, при государе сейчас, в Пафнутьевой обители.

— Батюшка там? — спросил Иван Младой.

— Там, — кивнул Холмский. — Иосиф, игумен Волоцкой обители, пришёл к нему вчера, а с ним ещё один монах-паломник, по имени Нил, сказывают, десять лет по Святым Землям хаживал, ко всем, ко всем святыням приложился и много всяких святых частиц и древностей привёз оттуда.

— Ох ты! — подивился Геннадий. — Надобно поспешить туда, послушать, о чём тот Нил рассказывает. Княжич, поедешь?

— Поеду, — охотно согласился Иван Иванович.

Они отправились в монастырь, и все три версты, покуда ехали, Геннадий беспрерывно счастливо вздыхал, а конёк под ним, Звонша, так и подпрыгивал, будто ему передавалось Геннадиево счастье. Приехав в Пафнутьеву обитель, были встречены и проведены тотчас в келью, где сидели — государь, Троицкий игумен Паисий, здешний игумен Иннокентий, Аристотель Фиораванти, Григорий Андреевич Мамон, Михаил Яковлевич Русалка, Иван Дмитриевич Руно, Василий Фёдорович Образец, Иван Васильевич Ощера и трое дьяков — Василий Мамырев и оба Курицыны. Тепло, хорошо было в келье, как бывает тепло и хорошо от многолюдного уюта после свершённого великого дела и накануне столь же великого празднования. Напротив государя сидели двое монахов в самых ветхих одеяниях. Геннадий узнал Иосифа Санина и Нила Майкова, бывшего ученика Паисия.

Увидев вошедших, Иван Васильевич вскочил и бросился им навстречу с широко распахнутыми объятиями:

— Генушко! Ванюша! Только вас и ждали обоих! Вот радость, что прибыли! А я уж досадовал, что вас не будет на завтрашнем торжестве. Так досадовал! Но Господь принёс вас, доставил. Проходите, усаживайтесь, нам тут странник Нил, монах белозерский, о своих путешествиях по святым местам повествует, зело премного любопытно.

— Се аз Нилом прозываюсь, благословите, батюшко, — подошёл к Геннадию монах в рубище, примерно одних лет с государем.

— Слыхал о тебе, — ответил Геннадий, благословив монаха. Благоговение, исходившее от Нила, весьма тронуло его. Геннадий до сих пор всё ещё втайне переживал, что не удалось свершить великий подвиг, а тут иод его благословение подходил монах, десять лет скитавшийся в Палестинах. — Ты ведь, иноче Ниле, славился как скорописец в Кирилло-Белозерской обители?

— Истинно так, — улыбнулся Нил ласково.

Теперь Геннадий посмотрел на Иосифа. Тот тоже подошёл под благословение Чудовского архимандрита, но лицо его не улыбалось.

— Здравствуй, игумене Осифе, — сказал Геннадий. — Почто же безрадостен?

— Я радуюсь, — отвечал тот, приложившись к руке Геннадия сухими и твёрдыми губами.

— Всем надо радоваться, а кто не радуется — грех тому, — объявил Геннадий громко. — Прогнали Ахмата. Прогнали! Жаль, Вассиана тут нет. Он бы ликовал, не скрываясь.

— Да и мы ликуем, — улыбался государь.

— Батюшка, — сказал княжич, — игумен Геннадий-то с образом Архистратига Михаила всю Угру и всю Оку под Калугой обошёл. Может, оттого и ушёл царь ордынский. Ведь в самый Михайлов день бежал Ахмат из Воротынска.

Лёгкая нахмуринка пробежала по лицу государя, и Геннадий тотчас её заметил.

— Конечно, — поспешил он перебить восторженные речи Ивана Младого, — без вмешательства Небесных Сил бесплотных никак не могло обойтись, и Господь послал Архистратига своего Михаила Архангела и воинство его, дабы прогнать бесермена. Но, славя Бога нашего, следует нам восславить и славного государя Ивана Васильевича, мудростью своею победившего татар, малою кровью одолевшего супостатов.

Нахмуринка тотчас улетучилась с лица Ивана Васильевича, лицо разгладилось, расплылось в благодушной улыбке.

— Благодарю тебя, отче Геннадию, за добрые словеса, — ответил государь Чудовскому игумену. — Все мы премного постарались для нашей победы. А братья мои, Андрей с Борисом, даже поспешили вдогонку за Ахматом, бить его по загривку, вот до чего лихие вояки!

Все дружно рассмеялись на эти слова великого князя.

— Не будем же сейчас лить славословия, — продолжил свою речь государь, — оставим их на завтра, ибо, ежели теперь всё расточим, что же на весёлом пиру говорить станем, поднимая преисполненные чаши? Верно?

— Ве-е-ерно, — согласились собравшиеся.

— Завтрашний день, — продолжал Иван Васильевич, — я объявляю первым днём нашего самодержавия, ибо сами отныне будем в державе нашей хозяева, кончилась власть ордынская!

— Каково подгадал-то! — рассмеялся Геннадий.

— Что подгадал? — как бы не понимая, о чём речь, вскинул брови государь.

— Так ведь завтра же Иванов день очередной, — пояснил Геннадий, и все зашевелились, хмыкая и крякая. — Завтра — Ивана Милостивого, патриарха Александрийского.

— А также и Нила постника, — тихо добавил странник Нил.

— А послезавтра что? — ещё громче воскликнул Геннадий. — Послезавтра-то и вовсе Иоанна Златоустого, в честь коего государь наш при крещении наименован был. А? Каков наш великий князь!

Тут государь не выдержал и от души весело расхохотался. Потом промолвил:

— Хотел, хотел я и до послезавтра дотянуть, до дня Златоуста зимнего, да уж гонец прискакал с сообщением, что последние отряды татар ушли сегодня утром с Угры и весь берег с сегодняшнего утра чист. Так что… К тому же завтра воскресный день, двенадцатое ноября, а Златоуст выпадает на понедельник и тринадцатое.

— Так ты что ж думаешь, государь, мы только завтра за победу пить будем, а послезавтра бросим? — рассмеялся Иван Ощера.

— Всю неделю гулять! — заревел Григорий Мамон. — Отменяйте, святые отцы, и среду, и пятницу!

— Только бы вам грешить да не поститься! — хмуро, но с глазами, полными любви, проворчал Троицкий игумен Паисий.

— Насчёт среды и пятницы пусть за вас государь на себя грех берёт, — сказал Геннадий. — Он ведь у нас теперь державный.

— Беру грехи! — с хохотом махнул рукой государь.

Книга четвёртая ДЕРЖАВНЫЙ

Глава первая СОЧЕЛЬНИК

Снежный сугроб, а не пена, — вот до чего ж пиво тут пенистое делают боровские пивовары. А само золотистое; когда в чашу наливают — так и горит золотом. И не грузное, пьёшь и лишь веселее, живее становишься. Пир на весь мир! Прогнали Ахмата, прогнали! Сегодня государь объявил первый день самодержавия нашего, и вот мы пируем на славу, каких только напитков нету, какими только яствами не уставлены столы. Вкуснее всех напитков — пиво местное, а самое диковинное блюдо — огромное заливное в виде застывшей Угры.