Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

• Название: Мисс Равенел уходит к северянам
• Автор: Джон Дефорест
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972

---

— Вы знаете, я не могу дать богатства мисс Равенел, — сказал откровенно полковник. — Ей придется жить скромно.

— Не вижу в этом большого несчастья, — ответил доктор. — Я не верю, что тяга к богатству — корень всех зол, но влечение к роскоши не полезно для женщины. Никогда не сочувствовал женщинам, страдающим оттого, что они не могут бросать деньги на ветер. Я ведь тоже не в силах дать Лили никакого приданого.

— Прошу вас, ни слова об этом. Вы ей уже дали приданое. Унаследованные от вас душевные качества, сэр…

Доктор склонил голову поспешно и с искренним чувством, и полковнику не пришлось досказать свою похвалу. Мужчины не очень любят углубляться в такие вопросы, и беседа закончилась через десять минут.

Надеюсь, никто не осудит Лили за то, что она была истинно счастлива, узнав, что ее возлюбленный с честью прошел проверку. Радость ее объяснялась не только тем, что к помолвке и браку не стало больше препятствий. Она была счастлива и потому, что теперь исчезла нависшая было над ней опасность разлада с ее горячо любимым, обожаемым папой. Я оплошал, рисуя характер Лили, если не смог показать, что ее дочерние чувства были великой страстью. С самого раннего детства Лили была известна своим поклонением отцу, достигавшим масштабов религиозного культа. Семилетней девочкой она спросила как-то у матери: «Почему нашего папу не выберут президентом?» — на что эта рано ушедшая из нашего бренного мира мать и жена отвечала: «Папа наш, деточка, не любит политики». Значил ли этот ответ, что госпожа Равенел обожествляла доктора не менее, чем Лили, или она ответила так, щадя иллюзии девочки, — о том не знают, наверное, даже те, кто близко дружил с покойницей.

Теперь наконец Лили могла говорить с отцом о полковнике Картере сколько хотелось, и придется признать, что она говорила немало, в особенности потому, что привыкла во всем спрашивать мнение отца. Не следует думать, конечно, что она толковала с отцом о своей любви к Картеру и воспевала его красоту; ничего подобного не было. Но когда отец возвращался теперь с прогулки, она непременно спрашивала: «А не встретил ли ты по пути мистера Картера? А что он сказал?» Или еще она спрашивала: «Папа, скажи, мистер Картер никогда тебе не рассказывал о своей первой стычке с индейцами?» После чего непременно следовал и самый рассказ, полный потешных подробностей, о юном вестпойнтском кадете и его наивном геройстве. А бывало, она обсуждала с отцом вопрос, почему до сих пор не дают полковнику Картеру генеральской звезды, и ее волновала при том совсем не прибавка к жалованью, а несправедливость начальства к храброму офицеру.

— Папа, это же просто глупо, что правительство не умеет ценить подобных людей! — говорила она. — Миссис Ларю мне сказала, что аболиционисты настроены против мистера Картера, потому что он не придерживается их крайних взглядов. А любому, кто им подпевает, они помогают, даже если он трижды трус и не освободил за всю жизнь ни единого негра. В армии у южан мистер Картер давно бы уже был генералом. Есть от чего стать мятежником.

— Дорогая моя, — возражал наставительно доктор, — лучше служить рядовым солдатом под флагом своей отчизны чем генерал-майором в банде гнусных злодеев, ополчившихся против родной страны, свободы и человечности. Полковник Картер тверд в своих патриотических чувствах, невзирая на несправедливость начальства, и я ценю за это его много более, чем если бы он исполнял свой долг в ожидании высоких чинов.

Лили, конечно, была очень довольна такой высокой оценкой моральных качеств полковника. Поразмыслив немного о разных аспектах его душевной красы, она вернулась к беседе.

— И все же мне кажется, папа, что, когда вашингтонские тяжелодумы узнают о его подвигах под Джорджия-Лэндинг, они присудят ему звезду. Как ты думаешь, папа? Присудят?

— Не могу сказать, моя милая. Что случится вперед, я предсказывать не берусь. Дай бог запомнить хоть то, что уже случилось.

— Тогда не старайся казаться таким стариком, папа. Если ты будешь и дальше морщить свой лоб, словно ты Агасфер, все непременно будут тебя обо всем расспрашивать. Ну, разгладь же морщины, папа. Ты так моложав, а стараешься быть возмутительно старым.

В эти дни наконец с жалостью, если не с грустью в душе, доктор сообщил Колберну, что Лили помолвлена с Картером. Хотя Колберн, должно быть, и ждал чего-то подобного, он был совершенно убит. Никакие предчувствия, никакие доводы разума не примиряют нас с постигающим несчастьем. Даже когда мы заранее видим, как недуг грозит нашим близким или нашим друзьям, все равно их уход из жизни сражает нас словно громом. И Колберн, столь долгое время просидевший с тоской в душе у одра уходящей надежды, теперь, когда она умерла, был еще несчастнее прежнего.

«Кто мог подумать! — твердил он себе. — Выбрать такого мужа, старика, прожигателя жизни. Обереги и спаси ее, господи! Даже любовь его может стать для нее несчастьем. Милость дурных людей оборачивается жестокостью».

Настоящее рисовалось ему теперь мертвой пустыней, без единой живой травинки; а будущее — новой пустыней, без воды, без оазиса, без надежды на счастье. Он забыл о своем недавнем стремлении отличиться в бою, обо всех других своих жизненных планах, и столь неприглядным предстал перед ним окружающий мир, что Колберн, наверно, без чрезмерной печали отнесся бы к вести о том, что ему суждено умереть в предстоящем сражении. Только желание дотянуть до победы и увидеть родную страну под единым знаменем еще как-то связывало Колберна с этой жизнью. Религиозное чувство, внушенное с детства матерью и завладевшее было им в пору ее кончины, снова проснулось в его душе после этой новой потери.

— Да святится воля твоя, — говорил про себя Колберн. И тут же томился сомнением: «А достоин ли я повторять эти слова?»

И он вспоминал вновь и вновь несколько строк из Библии, приносивших ему утешение. «Муж скорбей и познавший горе», — словно шептал ему голос охранявшего его ангела, и эти слова много раз на дню врачевали его истомленную душу, как заупокойный хорал.

ГЛАВА XVII Картер одерживает победу, еще не начав кампанию

К концу зимы 1862/63 года место Батлера занял Бэнкс;[98] Новоанглийская дивизия была тогда же развернута в Девятнадцатый армейский корпус. Каждый, кто жил в Новом Орлеане в те дни, помнит, с каким изумлением все наблюдали, как транспорт за транспортом поднимался вверх по реке. Экспедиционные силы в городе и в окрестностях Нового Орлеана возросли разом на десять тысяч бойцов (а досужие комментаторы называли цифру в двадцать пять тысяч). Откуда их всех привезли, куда пойдут они дальше и что впереди? С начала войны ни одна операция не планировалась столь таинственно; и многие полагали, что командующий, который так скрытно готовит удар, нанесет его столь же нежданно и сильно. Сторонники мятежа помрачнели, замкнулись, утратив, как видно, надежду спасти Луизиану от власти северных вандалов, а Равенел и другие сторонники Севера ликовали, предвидя скорый и триумфальный конец войны.

— Смотрите, три новых транспорта! — восклицал Равенел, возвращаясь с прогулки по набережной. — Сколь радостно видеть военную мощь республики! Дела, достойные великой военной державы! Как тут не вспомнить о Риме, сражавшемся с Ганнибалом в Италии и снарядившем при том две новые гигантские армии в Африку и в Испанию. Я делаю ставку на анаконду генерала Скотта.[99] Она задушит мятеж, сокрушит ему кости, поглотит его с потрохами. Мы можем порадоваться, не так ли, полковник?

— Лично я не могу, — ответил полковник, мрачновато посмеиваясь.

— Почему? Вы меня удивляете.

— Я теряю свой губернаторский пост.

— Да… Конечно… Но война ведь еще не закончилась. Продлится еще — самое малое — год. И вы за это время успеете…

— Я не о том. Речь идет о смене командования. Тепленькие места достанутся новым людям. Нам придется уйти.

— Но они не посмеют сместить вас! — вскричала Лили и покраснела при мысли, что ее вспышка будет неправильно истолкована.

— Увидим, — задумчиво, даже печально ответил полковник. Он так был влюблен в эту девушку, что мирную жизнь в Капуе предпочел бы сейчас любой победе при Каннах.

— А вот и решение моей судьбы, — сказал он, придя на другой день к Равенелам, и показал два официальных приказа. Одним он освобождался от своего губернаторства, вторым назначался командиром бригады.

— Значит, вам снова в бой, — воскликнула Лили, стараясь хранить спокойствие.

— Да, и я сожалею об этом. Ведь мы расстаемся.

Ее стоицизм и гордость рухнули, и она уткнулась лицом в свое рукоделие. Это сразило Картера, до того обновленного своей нынешней страстной любовью, что он стал ранимым, почти что чувствительным, позабыл свою прежнюю выдержку солдата и бонвивана. Сев рядом с невестой, прижав ладони к ее вискам, он покрывал поцелуями ее пушистые, с янтарным отливом локоны. Он ощущал сотрясавшие Лили рыдания, беззвучные, полуподавленные и постепенно стихавшие, как мерный прибой в камышах. Как он хотел бы утешить ее в своих крепких объятиях! Картер готов был поддаться соблазну, который он лишь нынче утром твердо отверг. Жениться с одним лишь полковничьим жалованьем было безумием. И все же сейчас он готов был на этом настаивать. И Лили дала бы, конечно, согласие на брак; такова уж природа женщины. Да и кто откажет возлюбленному, идущему в смертный бой! Оба были близки к безрассудному шагу, но тут раздался звонок. Лили, вскочив, убежала; она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее в слезах и растрепанной. Появилась миссис Ларю, с обычным своим лукавством поздоровалась с Картером, внимательным взглядом изучила его лицо, проглотила какую-то фразу, как видно, ему предназначенную, извинилась и выскользнула из гостиной.