Джон Дефорест - Мисс Равенел уходит к северянам

• Название: Мисс Равенел уходит к северянам
• Автор: Джон Дефорест
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972

---

— Иду. Сию же минуту. А это действительно он? Ты не ошиблась?

— Да нет же, — сказала Лили, краснея и думая про себя: «Как папа будет смеяться, если я обозналась!»

Когда Равенел постучал в восемнадцатый номер, звучный, хотя хрипловатый голос ответил: «Войдите».

— Мои дорогой друг! — вбегая, вскричал Равенел. Но тут же осекся, взволнованный и пораженный при виде Колберна. — Нет, нет, не вставайте, — сказал он, — лежите спокойно. Вот так история! Вы давно так хвораете?

— Месяц, а может быть, два. Пустяки! — ответствовал Колберн с обычной своей веселой улыбкой. — Скоро пойду на поправку. Прошу вас, присядьте.

Он лежал на кровати пластом, как видно, совсем ослабевший. Нос у него заострился, лицо было желтое, синяки под глазами. Взгляд был тяжелый и тусклый, вернее всего, из-за опия, который он принимал, чтобы легче снести переезд, каштановые усы не подстрижены, на подбородке щетинилась трехдневная борода. Руки и даже лицо Колберна были в пыли и в саже — за двое суток в железнодорожном вагоне он не сумел помыться, а дотащившись сюда, лег и разом заснул. На нем была форменная летняя темно-синяя куртка, а под ней солдатское шерстяное белье; штаны — из грубой голубой ткани, на ногах рваные коричневые носки — пальцы и голые пятки торчали наружу. На полу стояли его башмаки — грубая сыромятина, тоже армейского образца. Вся одежда была заляпана знаменитой вирджинской глиной, куртка в том месте, где шла портупея, проносилась насквозь, а на воротнике виднелось отверстие, пробитое пулей. Да, этого парня здорово потрепала война.

— И вы так приехали в эти лютые холода? — спросил, а вернее, вскричал Равенел. — Решили убить себя холодом?

Колберн рассмеялся в ответ, но смех был совсем слабым.

— Убить меня — трудное дело, — сказал он. — Да я и ничуть не замерз. Напротив, мне жарко в этих натопленных помещениях. Сам удивляюсь, я ведь так ослабел. В поезде мне приходилось препираться с соседями, чтобы они пореже закрывали окно. Я задыхался. После трех лет жизни на воздухе любая комната для меня — Черная яма в Калькутте.[165]

— Вы совсем без жилета! — твердил свое доктор. — Воспаление легких вам обеспечено.

— Я уже, должно быть, с полгода не видал ни жилета, ни других своих теплых вещей, — возразил, улыбаясь, Колберн. — Вам здесь трудно представить, как закален солдат, даже больной. Вплоть до первого ноября я укрывался одним лишь прорезиненным одеялом. Сейчас я вам все объясню. В июле, когда мы покинули Луизиану, считалось, что нас направят на осаду Мобила.[166] Вот я и поехал, как был, в летней форме. Для кампании на юге ничего больше не требуется. Генри и так волочил всю амуницию, мой паек и сковороду и взирал на свой узел с превеликим неудовольствием. Решил даже, кажется, что разумнее будет научиться читать и стать образованным человеком, чем тащить на себе такой груз. Одно его утешало — надежда угнать где-нибудь по дороге лошадь. А куда подевался мой чемодан с вещами, я просто не знаю, должно быть, с новоорлеанского склада его переправили с прочим дивизионным имуществом в Вашингтон. Должен сказать вам, эта кампания в Шенандоа в целом была превосходной, только чуточку утомительной из-за ночных переходов, лишений, сторожевой службы и тяжелых боев. И там я, признаться, впервые поддался трудностям. Знаете, день весь шагаешь полуголодный, а ночью дремлешь полузамерзший. Но и это не страшно, если бы только не миазмы луизианских болот. Меня мучает малярия.

— Вам нужно очень беречься, — сказал ему доктор.

Лихорадочный жар в глазах исхудалого молодого героя и его пылкая речь обеспокоили Равенела.

— Пустяки, — улыбнулся Колберн, — неделя-другая — и я буду здоров. Просто нуждаюсь в отдыхе. Неделю на отдых, и все. Видите, я ведь добрался досюда. Вам трудно представить себе, как солдат побеждает болезнь. Наши ребята держатся на ногах и при всей амуниции вплоть до самой кончины. Я, например, проявил очевидную слабость, скинув сейчас башмаки. Да и сделал ведь это, только пожалев покрывало. Оно меня просто корило своей белизной. Я, конечно, стыжусь, что приехал таким грязным, но почувствовал это лишь здесь, приобщившись к цивилизации. Заверяю вас, даже в нынешнем виде я сошел бы в полку за чистюлю. Во всяком случае — не ниже среднего уровня.

— Мы все здесь готовы почитать ваши лохмотья.

— Вот и славно. Но лучше после того, как я их сниму с себя. Мне нужно скорее достать гражданское платье.

— А что, если вытребовать по телеграфу ваш чемодан?

— Я уже дал телеграмму. Пока никакого ответа. Впрочем, с мундиром покончено. Я увольняюсь из армии. Срок моей службы закончился. Я числюсь в полку с первых дней, не получал повышения и, значит, демобилизуюсь вместе со всем полком. Если, бы нас было на восемнадцать бойцов поболее, мы составили бы полк ветеранов, и тогда я имел бы право оставаться на службе. А сейчас я вернулся, как видите, первым. Я как раз был в служебной поездке как штабной офицер, и мне полагается отпуск. Вот я и приехал подготовить все нужное для увольнения из армии наших людей. У меня на этой неделе будет уйма работы.

— Работы! — вскричал Равенел. — Вы сейчас не в силах работать! И я прослежу, чтобы вы не работали.

— Нет, я должен работать. Я в ответе за все. Если я не поспею, меня не демобилизуют, а просто прогонят из армии. Что же мне, оставаться на всю жизнь опозоренным? Предпочитаю умереть в упряжке.

— Уважаемый друг, но вы просто не в силах выполнить вашу задачу. У вас жар, и это заметно. Вы на грани горячки.

— Да нет же! Смешно даже слушать. Больной солдат, если надо, способен на многое. Шагает в строю и воюет. И я воевал, хоть и был тогда куда сильнее болен. Удача, конечно, что бумаги у меня в сундучке. Это весь мой багаж и, собственно, все, что мне требуется. Завтра придется составить ротный список на увольнение и нанять человека сделать четыре копии. Это нужно не только ребятам, нужно и мне лично. Черт подери, у нас ужасные строгости. За эти полгода я чуть не спятил из-за проклятых бумаг: сундучок затерялся, а нужен был мне до зарезу. Военное министерство требовало отчета, лазареты — полного списка раненых. Министерство грозило, что приостановит мне выплату жалованья, лазареты грозили жалобой в Главное санитарное управление. И я пропадал ни за что без этого сундука. Если бы мне хоть знать, что нас отправят в Вирджинию, я составил бы копию списка и носил бы с собой в кармане — но откуда было мне знать?

Он объяснял это так горячо и так торопливо, словно держал уже речь в министерстве, доказывал, что его не за что гнать с позором из армии. Потом нахмурился, помолчал и с новой силой вернулся к волнующей его теме:

— Нужно немедля составить полный отчет за шесть месяцев, или я — конченый человек. Управление по демобилизации настрочит на меня рапорт, и меня погонят из армии. И вполне справедливо.

— Хорошо, но ведь вы штабной офицер, и притом в служебной поездке.

— Не имеет значения. С того дня, когда рота кончает армейскую службу, я командир роты, и больше никто, и отвечаю за всю отчетность. Собственно говоря, приступать к работе надо сегодня же, только нет сил. Устал. Попробую вечером.

— Нет, дорогой друг, — обеспокоился доктор. — Оставьте об этом. Не то вы совсем расхвораетесь. Вы и так совершенно больны. Поймите, весь ваш разговор походит на бред.

— Вы так полагаете? Тогда сменим тему. Потолкуем о вас. Клянусь, это просто стыд, что я занимаю вас только своими делами. Расскажите мне, как миссис Картер, как здоровье малютки?

— Оба как нельзя лучше. Лили будет так рада увидеть вас. Но сегодня вы полежите. Отложим на завтра.

— Понятное дело. К тому же мне нужен костюм. Я не могу никуда показаться в этих грязных лохмотьях. Я вконец перепачкан священной южной землей. Прошу вас, нажмите звонок, и я пошлю за портным. Пусть немедленно снимет мерку и сошьет мне гражданское платье.

— Пока что, прошу вас, разденьтесь и ложитесь в постель. Иначе придется вам сшить смирительную рубаху.

— Вы просто не знаете, доктор, какой я здоровый малый, — самоуверенно возразил Колберн со своей лихорадочной диковатой улыбкой.

— Теперь уже знаю, — объявил ему доктор, теряя терпение. — Скажите лучше, что вам заказать на обед? В ресторан вы сегодня спускаться не будете.

— Еще бы в этих лохмотьях! Так что же мне на обед? Пожалуй, порцию устриц и сладкий пирог.

Доктор расхохотался и замахал руками.

— Так и есть. Он сошел с ума! Я сам закажу вам обед, Блюдечко манной каши.

— Каша так каша. Мне все равно. Я и есть-то совсем не хочу. Просто давно не пробовал сладкого пирога. Все же полезнее, чем свиные консервы и недозрелые яблоки.

— Возможно, — ответил доктор. — А сейчас обещайте мне, что, когда я уйду, вы немедленно примете ванну и ляжете как полагается.

— Хорошо, обещаю. Вы хоть кого замучаете. И все-таки я утверждаю, что вовсе не болен, просто немножко устал.