Александра Давыдова - Не/много магии

• Название: Не/много магии
• Автор: Александра Давыдова
• Жанр: Ужасы и Мистика
• ISBN: 978-5-4474-3541-7

Можно ли отравиться насмерть, влюбившись в мухомор? К чему приводят беседы с незнакомцами? Что делать, если в зеркале отражаешься не ты? И почему самолеты на самом деле не падают? Фокус в том, что слишком тонкая грань отделяет реальность от снов. Проще говоря, в каждом персонаже, авторе или тебе самом, всегда прячется немного магии.

---

— Он всего лишь хотел вывести новый сорт роз, — жена Поля рыдала и то и дело прикладывала фартук к лицу. — Господин барон… Хозяин… Всего лишь новый сорт роз!

— Я вижу. Я все отлично вижу, — барон ходил туда-сюда по крошечной теплице на задворках сада, давя каблуками тонкие анютины глазки и маргаритки, и выдергивал из земли таблички с подписями под розовыми кустами. «Красавица Джулия», «Милая Джулия», «Джулия — фея»… — А вы знаете, что мы осмотрели тело и нашли у вашего мужа вшитые стальные элементы в запястье? Вы знаете, что это преступление?

— Не знаю, и ничего не знала, — женщина в ужасе распахнула глаза и стала часто судорожно дышать, глотая слезы. — Клянусь, ничегошеньки не знала!

— Вас еще будут допрашивать. И разберутся, уж будьте уверены, — барон развернулся, вышел из теплицы и швырнул под ноги испуганно согнувшемуся Рону таблички. — Прибереги до приезда полиции. И если я узнаю, что ты приложил руку…

* * *

— Доченька, ты уверена, что хочешь поехать с ним? — баронесса обнимала Джулию так крепко, будто хотела никогда ее не отпускать. — Ведь это Алекс тебя спас. Я давно замечаю, как он смотрит…

— Мама, прости, — Джулия высвободила прижатую к боку руку и заправила за ухо прядь, выбившуюся из прически. — Мне больше по сердцу Эдгар.

«В конце концов, — добавила она мысленно, — он так похож на сказочного принца. Принц на белом коне подъезжает к башенке, кричит — эгегей! — и принцесса прыгает к нему прямо в объятия».

Эдгар ждал перед домом, немного чумазый — пришлось повозиться со смазкой цепей, нервно дергал за поводья, то и дело вглядываясь в свое отражение в гладкой шее коня. Наконец его невеста вышла — с серьезным лицом, растрепанными волосами и в развевающейся амазонке из полосатого муслина. Подошла. Протянула ладошку к ноздрям Джои. Тот шумно фыркнул и покосился на нее лиловым глазом.

— Вам уже приходилось кататься на механических лошадях? — «принц» подал ей руку.

— Я не очень хорошо езжу верхом, — Джулия смущенно улыбнулась. — Но, думаю, вы, как один из лучших наездников королевства, сможете меня потренировать?

— Безусловно, — Эдгар расплылся в улыбке, весело подмигнул Алексу, который сжимая кулаки и пыхтя от бессильной злобы, плохо прятался за портьерой в окне второго этажа, и подсадил Джулию в седло позади себя.

«И они поскакали в закат, — она закрыла глаза и прижалась щекой к спине принца. — Вот и сказке конец. А убийца — садовник. Хотя… — эта мысль на секунду пронзила Джулию отвратительной холодной иглой — почему все-таки пытались убить соловья, а не павлина? Где логика?»

* * *

Когда звон копыт затих за поворотом, старая кормилица, трубно сморкаясь в клетчатый платок, сказала старику Рону:

— И все-таки не лежит, ох, не лежит у меня сердце к этим махинам, прости господи. Вот этот, к примеру, так и смотрит, так и смотрит, будто живой. Глядишь, он и сглазил-то беднягу Поля — вот не вру, зверь ему сунул что-то в карман макинтоша как раз в то утро, в воскресенье, когда они к башне-то поехали. Боязно отпускать с ним нашу девочку, а?..

* * *

Джои скакал в закат и скалился своим мыслям. Будь он человеком, улыбался бы, но кони — даже механические — улыбаться не обучены. Он всхрапывал, пуская из ноздрей пар, и весело размышлял о том, прибыли ли уже в имение Монтгомери павлины, заказанные на свадьбу сэра Эдгара и леди Джулии.

Будь он человеком, улыбался бы…

Туманная дорога

На восточном побережье, среди заболоченных равнин, спрятался городок Лоустофт. Находится он почти посередине дороги, ведущей вдоль берега из Ипсвича в Норидж, и усталые путники довольно часто останавливаются в здешней гостинице. Если им нужен лишь отдых да кружка пива и ужин — нельзя сказать, что изысканный, но вполне сытный — что же, они найдут здесь всё, чего пожелают.

Однако любители живописных видов будут разочарованы. Если выйти на порог гостиницы и прошагать вдоль по улице — всего несколько домов — попадешь на берег моря. Волны здесь круглый год неприветливого, серого цвета, с взлохмаченными гребнями грязно-белой пены. Они накатывают на широкий берег и отползают с тихим шипением, оставляя за собой полоски бурых водорослей. Пляж широкий, но это единственное его достоинство. Даже тропинка, гордо именуемая здесь набережной, не убрана — галька, острые обломки ракушек, сухие листья, птичий помет… Что уж говорить о той полоске суши, за которую ведут непрерывную борьбу море и материк — песок вперемешку с мелкими камнями бугрится, будто шкура гигантского пресмыкающегося. В Лоустофте пляж именно того свойства, чтобы привлекать лишь детей, которые еще не научились ценить живописность пейзажей, и рыбаков, для которых море — это работа.

Если же обратить взор в сторону от побережья, открывшийся вид будет не лучше. Серые и коричневые крыши домов, лепящихся вдоль главной — и единственной — улицы. Большая каменная церковь — массивная, с широкой неуклюжей колокольней, смотрящей на юг. Будь то лето или осень, дождь или ясная погода — здешние колокола звучат одинаково глухо, утробно — так скупой святоша укоризненно бормочет на нерадивых прихожан, будто жалея для них отпущения грехов. Чуть дальше, на самом краю городка, топорщится крыльями ветряная мельница, ее окружают столетние дубы. Узловатые мощные ветви будто тянутся к вечно хмурому небу, соревнуясь с мельничными крыльями, чтобы успеть первыми ухватить облака за нижний край и вызвать ливень. Должно быть, они преуспевают в своем занятии — дождь в Лоустофте частый гость. Местные жители полагают, что слишком частый. Стоит перекинуться парой слов с хозяином гостиницы, и он расскажет вам всё о зловонных испарениях с болота, легочных заболеваниях и лихорадках, от которых каждую весну мучаются жители городка… Закончит он скорбную тираду словами: «Впрочем, здоровье и жизнь наша в руках божьих!», молитвенно сложит руки и устремит масляный, ничуть не смиренный взор в потолок.

Откуда у него такое религиозное чувство? Со временем узнаете.

За городом начинается вересковая пустошь, которая тянется почти до самого горизонта. Изредка на ней виднеются группы елей, разросшийся кустарник и узкие, еле различимые дорожки, ведущие в никуда. Плоские холмы, поросшие сорной травой, довершают унылую картину. Даже самая поэтическая натура не в силах представить себе, что под такими холмами мог бы скрываться Пак со своим озорным войском или марклейкские ведьмы. Кто мог бы найти приют в этом сером месте? Лишь клочки утреннего тумана, зацепившиеся за колючие ветви кустов на рассвете.

К чему же я пишу о таком скучном, ничем не примечательном месте? Ничего не могу с собой поделать. Стоит вспомнить об этом городке, как образы, один за другим, сами толпятся в моем мозгу, отталкивают друг друга, просятся на бумагу. И я наконец склонен уступить их напору — некоторые воспоминания той весны до сих пор не дают спать спокойно — надеюсь, что подробно запечатлев их, я несколько угомоню тревожные мысли. Да и читателю будет интересно узнать о том невероятном событии, что приключилось со мной десять лет назад в этой глуши.

Я ехал в Норидж со своим другом, Уильямом Уейзом. Мы двинулись в путь по скорбному поводу — в мир иной отошел двоюродный дядюшка Уилла, и тетка его пришла в полное отчаяние, не умея распорядиться делами, как следует. Она написала племяннику длинное письмо, в котором сетования о потере дорогого мужа мешались с мелкими придирками — «родственники вечно обходили меня вниманием» — и даже угрозами. Тетушка ни много ни мало сулила оставить Уилла без причитающейся доли наследства, ежели тот не поможет ей с бумажными и хозяйственными хлопотами. Обычно Уейз не отличался расторопностью и горячей любовью к дальним родичам, однако тут, по всей видимости, в дело вступила жадность. Я же решил подсобить другу детства, разделив с ним дорогу, кров и несколько десятков кружек пива, как в старые добрые времена. Итак, хмурым апрельским утром мы отправились в дорогу.

Однако дело было вовсе не того свойства, чтобы спешить в Норидж, как на Рождество к любимой жене, поэтому мы двигались по пути весьма размеренно. Сначала из Саутхемптона добрались до Лондона, где и остановились на пару дней у общего приятеля — любителя истории и букинистики, Стэнли Корина. Он долго хвастал своей коллекцией редких документов, собранных в самых заурядных церквях и поместьях, но представляющих для истории «невероятную ценность». Счета, переписка между родственниками, купчие, судебные протоколы, старые семейные библии… Всё это не представляло для нас с Уиллом абсолютно никакого интереса, но Стэнли был так воодушевлен, что рассказывал о бумагах часами, и ему хватало просто нашего присутствия в гостиной. Впрочем, думается, когда у него не было гостей, он продолжал изливать восторги старинным портретам на стенах.