Владислав Бахревский - Столп. Артамон Матвеев

• Название: Столп. Артамон Матвеев
• Автор: Владислав Бахревский
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031676-3, 5-271-11994-7, 5-9578-2399-6

О жизни и судьбе крупнейшего государственного и военного деятеля XVII века, дипломата. Артамона Сергеевича Матвеева (1623—1682) рассказывает роман известного писателя-историка В. Бахревского.

---

   — Великого! — согласился Никон.

6

За Москвой-рекой для забав царевича Фёдора возвели три снежных горы. На этих горах он и тешился со своими стольниками и с сотней солдат иноземного строя.

Армию Фёдор разбивал на две части: в первой солдаты, во второй — комнатные дворяне, челядь и он сам.

По сигналу пушки начинался гон. На гору каждая из команд втаскивала десять саней. Луки на изготовку, в сани — и мчались по склону, поражая стрелами чучела. Внизу сани грузили тяжёлыми брёвнами и опять в гору, а на горе — чучела, и всех их надо поразить стрелами. С горы — вниз, надевали лыжи, снегоступы, взбирались на третью кручу. И стреляли, стреляли...

Алексей Михайлович попросил Матвеева:

   — Погляди, не опасные ли игры затеял Фёдор?

При наследнике неотступно были князь Голицын и сынок Богдашки Хитрово князь Иван. Артамон Сергеевич не решился явиться к горам. Смотрел из-за реки, в зрительную трубу.

Труба выхватила лицо Фёдора. Щёки красные от бега, глаза сияют. Взмахнул рукой, закричал, и всё воинство упало в снег, поползло. Царевич тоже кинулся в сугроб, оказавшийся перед ним.

Соглядатаи, посланные в толпу зевак, донесли: стреляют люди царевича отменно! Всего с десяток стрел пролетело мимо чучел. Из происшествий: столкнулись санки, стольнику руку помяло. Царевич тоже катит с гор, лезет на кручи, стрелы пускает. Да ещё как ловко! Все старше его, а он никому ни в чём не уступает.

Артамон Сергеевич доложил царю всё как есть. О хорошем и о ползанье в снегу, об опасностях.

   — Воинское искусство — царственное, — сказал Алексей Михайлович, и было видно — радуется за сына.

   — Ах, здоровье бы нашему свету! — вздохнул Матвеев.

И попал в точку. После снежной купели Фёдор слег. Артамон Сергеевич посылал к нему Лаврентия Блюментроста, Стефана Фангуданова, а чтобы не было каких подозрений, и Симона Зомера, и двух Я ганов, Розенбурга и Костериуса.

У царевича опухали ноги, кровь шла из дёсен. Блюментрост и Стефан Фангуданов доложили Артамону Сергеевичу:

   — У царевича — цинга.

Лечение затянулось, но как дело пошло на поправку, Фёдор и возле постели своей устроил военную игру.

Приносили чан в сажень, в чан наливали тёплой воды, и царевич пускал корабли. Корабли английские, голландские, турецкие. Какие в пол-аршина, какие в треть, но все с парусами, с мачтами, с пушками: каравеллы, фрегаты, галеры. Пушки с мизинец, а палили. Как всем бортом ахнут: огонь, дым! Были и ядра к пушкам. Одну каравеллу так побило: мачта пополам, в бортах дыры. Тонуть начала. И утонула. Мастерам Оружейной палаты — работа, а царевичу восторг: настоящее морское сражение!

Потребовал Фёдор, чтоб учителя к нему приходили. Симеон Полоцкий, радуясь выздоровлению своего ученика, самого даровитого в его жизни, принёс новые стихи. Как всегда, наставительные. Эти были о добром пастыре.

...Тако начальник должен есть творити,
Бремя подданных крепостно носити,
Не презирати, ни за псы имети,
Паче любити яко своя дети...

Поговорив о начальствующих, чья добродетель в любви к малым людям, позанимались с полчаса латынью.

Пора было принимать лекарство, пришли Артамон Сергеевич и Лаврентий Блюментрост. Фёдор принял назначенную дозу, а остальное допил Матвеев, как это и положено начальнику Аптекарского приказа.

Доктор попросил Симеона не утомлять его высочество науками, но Фёдор воспротивился:

   — Учитель, останься. Мы побеседуем! — подождал, пока Матвеев и врач удалятся, и спросил: — Отче Симеон, почему все учёные древности, даже те, что были в иноческом чине, знались с колдовством, с магией?

Симеон Полоцкий изобразил на лице глубочайшую задумчивость, он давно уже открыл для себя: поражают слушателей не знания, не мудрость, но облик мудрости.

   — Я размышлял об этом. — Старец провёл рукой по струящейся по груди бороде. — Размышления без опыта могут породить ещё одну легенду, и только. Четверть века тому назад во Франции, в городе Лионе, были изданы сочинения Альберта Великого, иначе его называют Альбертом Тевтонским. О сём учёном ходило множество легенд как о великом чародее. Но, прочитав его книги, я понял: единственное, что бросает тень на дивного учителя, — это его вера в камень мудрых, в эликсир, превращающий ртуть в золото. Сам он делал опыты здравые, не имеющие в себе намёка на безбожие. В стеклянный шар Альберт наливал воды и ловил солнечный луч. Лучом этим можно было добыть огонь. Определял учёный и чистоту воды. Для этого опускал в чаны с водой куски полотна, потом их высушивал. Более тяжёлый кусок, по мнению Альберта, означал, что в этом чане, стало быть, в колодце, из которого взята, вода более загрязнена.

   — Ну а что тебе известно о магических чудесах Альберта? — спросил Фёдор.

   — Обычно рассказывают о Фоме Аквинском. Сей муж был учеником Альберта, когда того назначили главным наставником школы доминиканцев в Кельне. Однажды Фома пришёл в тайную мастерскую учителя, и его встретила и приветствовала женщина удивительной красоты. Фома решил, что это дьявольское наваждение, кинулся на женщину с палкой. Бил с ожесточением, и женщина с гулом и звоном рассыпалась на куски. Тут вошёл учитель Альберт и с гневом закричал: «Фома, Фома, что ты наделал? Ты убил тридцать лет моего труда!»

   — Женщина была механической! — воскликнул царевич.

   — Да, ваше высочество! Альберт Великий в своих сочинениях рассказывает о чудесных машинах, какие он изобретал. Его говорящая женщина была машиной.

   — Ещё расскажи!

   — Помню историю с королём Вильгельмом голландским. Учитель Альберт принимал его в Кельне, всё в той же доминиканской школе при монастыре. Была зима, мороз, но Альберт повёл короля для беседы в цветущий сад. Сообщают, правда, что после обеденной молитвы сад исчез. В это последнее я не верю.

   — А в сад среди зимы? — Глаза Фёдора блестели, он ударил в ладоши. — Я догадался! Это был зимний сад, как у моего батюшки в Измайлове!

   — Я тоже так думаю, — согласился Симеон.

   — Учитель, но все эти магики! Все эти искатели камня мудрых, вечного эликсира — почему их не было и нет в России?

Симеон Полоцкий забыл об учёности своей, всплеснул руками:

   — В России веруют — все ответы у Бога! Ищут вечной жизни не телу, но душе!

   — Ах, верно! Верно! — Царевич вскочил на ноги, подошёл к иконам, смотрел так, словно читал ответ. Спросил наконец: — Учитель, ты думаешь, в России учёность невозможна? Несовместима с верой? Что она была и будет гонимой?

   — Не так! Не так! — с жаром возразил Симеон. — В Европе учёных тоже не терпели и гнали. Тот же Альберт Великий, спасая свою науку, а подчас и саму жизнь, множество раз вынужден был оставлять свой дом и бежать. Он покинул университет в Падуе, бежал из Болоньи и скитался по немецким городам. Несколько раз жил в Париже, в Вормсе. Был епископом в Регенсбурге, но, заметь себе, ваше высочество, — сложил с себя столь высокую должность и снова пустился в странствия. Странствия для учёного — поиск истины. Другой великий муж Роджер Бэкон был заключён в тюрьму в Париже. Папа Климент IV его освободил, но после смерти Климента Бэкона снова бросили в тюрьму на долгих десять лет.

   — Отче Симеон, скажи, будут ли учёные люди в нашем царстве? Батюшка, великий государь, ищет по свету мастеров, но мастер — есть исполнитель премудростей науки.

   — Превосходно, ваше высочество! Я могу спокойно умереть хоть сегодня. Мой ученик постиг суть тайномыслия. Наука питается мыслью, ищет и находит, а мастера претворяют воплощённую в плоть слова мечту в произведение рук.

Царевич был счастлив. И выздоровел в три дня. Симеон Полоцкий, явившись на очередной урок, сказал:

   — Вот видите, ваше высочество, как целительна сила мысли! Помолимся.

И они помолились.

7

Двадцать восьмого февраля великий государь Алексей Михайлович вручал свою царскую грамоту богдыхану Китая, наказ послу Милеску Спафарию. Грамоту зачитали, в ней говорилось: московский царь желает с наилюбезнейшим соседом быти в приятной дружбе и любви. А в наказ послу записали, чтобы с ним ехали люди «для изыскивания тамошних лекарств, всякого коренья и для знатия каменья». Предлагалось иметь с собой компасы, астролябии и книги, в которых описано государство Китайское и лексикон китайский.

Для безопасного хождения в далёкую страну Спафарию придано было сто пятьдесят человек.

На следующий день Николай Гаврилович приехал проститься со своим учеником и получить последние напутствия от Артамона Сергеевича.

Отрок Андрей заплакал, заплакал и Спафарий.

   — Ваша семья, — признался он, — была мне в Москве утешением душе и сердцу. Жил я в стране вашей думами высокими, стремился к великому. В былой жизни я имел большие чины, но только в России понял, как дорога жизнь каждого человека. Только в России я ощущал присутствие Бога.