Владислав Бахревский - Столп. Артамон Матвеев

• Название: Столп. Артамон Матвеев
• Автор: Владислав Бахревский
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031676-3, 5-271-11994-7, 5-9578-2399-6

О жизни и судьбе крупнейшего государственного и военного деятеля XVII века, дипломата. Артамона Сергеевича Матвеева (1623—1682) рассказывает роман известного писателя-историка В. Бахревского.

---

Стрельцам спешили угодить и ещё как угодили! Пётр Алексеевич велел бить кнутом полковников Карандеева и Грибоедова, бить батогами Колобова, Титова, Борисова, Нелидова, Перхулова, Дохтурова, Воробина, Вешнякова, Глебова, Крома, Танеева, Щепина. Всех битых лишили чинов, на их место поставили людей, стрельцам угодных. Из старых начальников осталось только трое: Матвей Кравков, Иван Полтев, Родион Астафьев.

Стрельцы вроде бы угомонились.

5

За месяц пребывания в Духе Артамон Сергеевич открыл для себя удивительное: можно жить, радуясь каждому дню. Пробудившись, прочитав «Отче наш», шёл он в лес. Лес будто ждал его, и не было дня, чтобы не одарил пусть едва приметным, но открытием. С детства не видел лягушачьей икры, а теперь глядел на живой студень, как на чудо, и чудо было явлено: икринки на его глазах в разогретой солнцем воде росли и наконец обернулись головастиками.

Андрей по молодости спал долго, а Артамон Сергеевич давал сыну насладиться свободою.

Снег ещё и не сошёл как следует, а уже цвела мать-и-мачеха. Пахло тополями, пахло травой, водой и, должно быть, щуками. Щук Артамон Сергеевич видел в ямах. Половодье схлынуло, и рыбы попадали в западню.

Помня, из какой сам западни выскочил, Артамон Сергеевич приказал дворне переловить этих несчастных красавиц и отнести в реку.

Светлая неделя удалась воистину светлой: дни были солнечные, птицы в лесу из песен гнезда вили — уж такое неумолчное щебетание, свисты, оклики.

Сам себе удивляясь, Артамон Сергеевич боялся, что о нём вспомнят, призовут к царёвым делам. За месяц ни гонцов, ни писем — и слава Богу!

В тот день набрёл он в лесу на поляну со строчками. Грибы стояли как кудрявые деревца. От них веяло тайной. И должно быть, тайна сия была близко. Между грибами лежали, греясь, ужи — золотые короны.

— Вот оно, моё царство! — засмеялся Артамон Сергеевич и сел на сухой бугорок — побыть с лесом, с этими кудрявыми грибами, с ужами, коих бабы в молоко кладут, чтоб не скисло.

Вдруг почудилось — зовут. Прикрыл глаза, чтоб лучше было слышно: нет, ветер шалит в вершинах — Артамона Сергеевича кличут. Отозвался.

От царицы Натальи Кирилловны прискакал стольник Карп Сытин: царь Фёдор Алексеевич помер.

Слёзы так и покатились из глаз, а про что сей дождь, и сам себе не объяснил бы.

Закрывшись в спаленке — комнаты для дел у Матвеева в Лухе не было, — не молился, сидел на лавке возле окна, глядел на изумрудную букашку на раме. Нужно было думать, и скорёхонько, но в голове взгудывала пустота, будто ветер в опрастанной бочке.

Наитайнейшее дело — поставление в цари, когда нет прямого наследника, для государства — Божие испытание.

Царевич Иван — козырь Милославских, царевич Пётр — Нарышкиных. Патриарх встанет за Петра, Иван старший, но простота блаженная.

Считать, кто и почему ухватится за Петра, и сколько их, кому дурак на престоле надобен, у Артамона Сергеевича мочи не было. Ясно одно: возьмут верх Милославские Пустозерску обрадуешься. Мстительное племя. Андрея надо за рубеж отправить. В Польшу — нельзя, Матвеев — друг малороссов. В Вену бы...

Артамон Сергеевич угощал Карпа Сытина обедом, когда прискакал стольник Семён Алмазов, гонец великого государя царя и великого князя всея России Петра Алексеевича. Просияло солнце семейству Матвеевых.

Ах, не помчались Артамон Сергеевич с Андреем Артамоновичем в Москву вскачь! По-боярски шествовали. Только 11 мая, на равноапостольских Кирилла и Мефодия, на ночь глядя доехали до Бартошина. Заночевали, чтоб в Москве быть утром, чтоб все увидели и поняли: юный царь не былинка на ветру, но молодой побег, защищённый мудростью и славой царствия Тишайшего Алексея Михайловича.

Артамону Сергеевичу шёл пятьдесят седьмой год, но сердце билось у него молодо. Сошла лухская блажь — быть в стороне от великого царского делания.

В Москве приезд Матвеева стерегли. Самые проворные прискакали в Бартошино отдать поклон первыми. От этих быстрых узнал: в Кремле видят его «великим опекуном» юного Петра.

Совсем уже поздно предстал пред Артамоном Сергеевичем бывший управляющий его имениями, известие привёз горькое: умерла, не дождавшись своего великого мужа, боярыня Авдотья Григорьевна.

Поплакать бы — недосуг. Явились тайно семеро стрельцов, сообщили о заговоре в полках. Постельница царевны Софьи Фёдора Родимцева ездит по стрелецким слободам, дарит сговорчивых деньгами. Князь Иван Андреевич Хованский, таратуй, тоже бывал в полках, говорил: от Нарышкиных стрельцам добра ждать нечего. Стрелецкое войско разгонят, заменят немцами, а за старую веру будут головы рубить.

Артамон Сергеевич, въехав в Москву, направился в Столпы, в свой дом. На улице май, солнце, а в доме зияла стылая пустота. Пахло гнилой сыростью.

   — Без хозяев — дом сирота. Знать, зимами-то не топили!.. Люди, люди! — вырвалось у Матвеева.

Прошёл по комнатам. Всё было увезено. Одни картины остались.

   — Вот кто нас не предал! — обрадовался Артамон Сергеевич и дотронулся до парсуны покойного Ивана, сынишки своего, сказал Андрею: — Нас дождался, а матушку повидать Бог не судил.

Приказал протопить комнаты, переоделся и вместе с Андреем поспешил в Кремль.

Великий государь сидел в Думе. Большеглазый мальчик с испуганными глазами. Оказалось, всех дел — встреча Матвеевых. Отец и сын были допущены к царской руке. Когда Артамон Сергеевич склонился исполнить целование, Пётр тихонько сказал ему:

   — Я тебя помню.

   — Спасибо, самодержче! — шепнул в ответ боярин и улыбнулся, не скрывая смешинок в глазах: у царя рука была мальчишеская, в царапинах.

Впрочем, насчёт царского «помню» Артамон Сергеевич усомнился. Когда пришлось отправиться на воеводство в Верхотурье, Петру только-только исполнилось четыре года.

После целования царской руки думный дьяк Василий Семёнов объявил указ: боярину Артамону Сергеевичу велено вернуть вотчины, какие были розданы, и людей, отпущенных из дому кому куда придётся.

Андрея Артамоновича великий государь пожаловал в спальники, а вместе с ним чин спальников был сказан князю Борису Ивановичу Куракину да Михайле Григорьевичу Нарышкину.

Из Грановитой палаты Артамона Сергеевича повели на половину царицы.

Наталья Кирилловна, глядя на воспитателя своего, на благодетеля, разрыдалась.

   — Господи, спасены! Спасены!

Тяжкие годы Наталье Кирилловне только стати прибавили. Тело расцвело, да, слава Богу, не расплылось: не раздобреешь, коли живёшь не ради жизни, а для того только, чтобы сына не оставить сиротой. У глаз морщинки легли.

Царицын карла, существо круглое, мягонькое — оттого и прозван Хомяком, — приплясывая, принялся поливать себя из кувшина, загораживаясь ситом. Откуда только взял?

   — Уймись! — крикнула ему Наталья Кирилловна. — Весь пол залил.

   — Се — дождь из глаз твоих, а сё — солнышко души твоей.

Карла лил на себя воду и улыбался во всё кругленькое своё личико, смеющееся от озорства.

   — Ну тебя!

Царица всё-таки засмеялась. Утирая слёзы, показала платок Артамону Сергеевичу:

   — Хоть выжимай.

Артамон Сергеевич подал свой.

   — Зиму пережили. Теперь не плакать нужно, а думать. И главное, не плодить дуростей.

   — Артамон Сергеевич, на что сердишься-то? — встревожилась царица.

   — Ивана Кирилловича уйми! Пять дней в боярах, а успел уже нагрубить всему сороку сильнейших людей. Двадцать три года от роду — и боярин. Тише воды, ниже травы нужно бы сидеть...

   — Ох, Господи! — вырвалось у Натальи Кирилловны. — Ваня-то заступником нашим себя почитает. Всюду ему враги чудятся.

   — Они не чудятся, они есть. Оттого и голову надо иметь на плечах! Друзей надобно по крохам собирать. Ножки-то у трона Петра Алексеевича шатучие... Чего ради поспешили отставить от двора Языковых, Лихачёвых? У них столько друзей среди генералов, полковников...

   — Когда Петра Алексеевича избирали, Иван Максимович да Александр Тимофеевич как воды в рот набрали. Наше, мол, дело — сторона.

   — Им и нельзя было выпячиваться. Люди не родовитые. Держали бы нашу сторону, а теперь — враги Нарышкиных.

Наталья Кирилловна всплеснула руками, слёзы снова навернулись на чёрных её ресницах.

   — Артамон Сергеевич, ты уж постарайся! Не убыли мои страхи. Не убыли.

В комнату почти вбежал Афанасий, царицын брат, второй после Ивана.

   — Великая государыня, кто тебя обидел?! — на Матвеева глянул пронзительно, лицо злое.

Наталья Кирилловна показала на лужу:

   — Се не мои слёзки — Хомяк лужу налил!

Афанасий ничего не понял, но шагнул к карле, схватил, раскачал и кинул, как куклу, вверх перед собой. Карлик ловко перекрутился в воздухе через голову, но лужа подвела. Ноги поехали, шмякнулся задом о мокрое место да ещё и трыкнул.