Владислав Бахревский - Столп. Артамон Матвеев

• Название: Столп. Артамон Матвеев
• Автор: Владислав Бахревский
• Издательство: АСТ, Астрель, Транзиткнига
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031676-3, 5-271-11994-7, 5-9578-2399-6

О жизни и судьбе крупнейшего государственного и военного деятеля XVII века, дипломата. Артамона Сергеевича Матвеева (1623—1682) рассказывает роман известного писателя-историка В. Бахревского.

---

«Увы мне, грешному! Ей, слезам достойно есть: у меня здесь диявол от десных ссору положил, — в догматах считалися, да и разбилися. Молодой щенок, Фёдор дьякон, сын духовный мне, учал блудить над старыми книгами и о Святой Троице предкнулся, и о Христове во ад сошествии, и о иных, догматствуя по-никониянски, нелепотно. В книге моей написано и послано к вам о Господе. Аз же, не утерпев безумию его, и слышати не мог хулы на Господа Бога моего, отрезал его от себя и положил под клятвою, не ради внешних досад к ним, — никако же! — но ради бесстудства его на Бога и хулы на старых книг. Буди он проклят, враг Божий!»

Отложил перо, пошёл снял с огня кипящий горшок. О Фёдоре и думать не хотелось. Его и поминать бы не следовало, но страшно — не случился бы грех мудрования и между страдалицами пресветлыми.

Быстро приписал:

«А у вас, светы мои, какое догматство между собою? Женский быт одно говори: «как в старопечатных книгах напечатано, так и держу и верую, с тем и умираю». Да молитву Исусову грызи, да и всё тут. А о пищи и питии, и о чести века сего что роптать? Бросили вы сие, плюньте уже на всё!»

Покаялся в грехе Прокопия. Не так было страшно, что девка выблядка в подоле принесла, беда, что Прокопий покаяться не хочет... С мукою в сердце исповедовался Аввакум страстотерпицам: «В ыную пору совесть рассвирепеет, хощу анафеме предать и молить владыку, да послет беса и умучит его, яко древле в Коринфах соблудившего с мачехою. И паки посужю, как бы самому в напасть не власть; ещё только не он, так горе мне будет тогда: мученика казни предам».

И возопил: сердце как яма выгребная, доверху нечистоты.

«Увы! Феодора Прокопьевна, мати моя! — плакал неутешно грозный батька. — Утеснися душа моя отвсюду грех ради моих. Молися, молися, крепко молися Господа ради о мне! А я уже и не знаю, как живу в горести ума моего. Не помню иное в печалях, как день, как нощь преходят меня. Ох, ох, ох души, отвсюду утеснившеся моей! Евдокея да Марья оханье прислали ко мне, а у меня и своего много!»

Отругал Феодору за её вопли по сыну, по Глебу Ивановичу, о предсмертном его причащении «по-новому», по обряду, заведённому Никоном.

Перо запнулось было, но Бог дал вспомнить к месту деяние Григория Двоеслова. Сей пастырь вымолил у Христа прощение императору Трояну, губителю христиан.

«А Иван не мучитель был, — наставлял Феодору протопоп, — сам, покойник, мучился и света не видел во дни живота своего. Да собаки опоганили при смерти, так у матушки и брюхо заболело: «охти мне, сына опоганили! Во ад угодил!» Не угодил, не суетися!»

Бранил и просил прощения за брань. Утешал княгиню Евдокию, исстрадавшуюся по детям. При живой матери — сироты. Царь-батюшка приналёг на владык, и те послушно развели княгиню с князем. Петру Семёновичу царёвы прихлебаи уж новую жену подыскали.

Третья соузница Мария Герасимовна прислала Аввакуму плач по мужу, по Акинфу.

«Вели ему пострищися, — советовал протопоп, — да и ты постригися, да прямою дорогой ко Христу тому побредите неоглядкою, а затем — как вас Христос наставит».

Уже закончил было писание, но вспомнил Меланью, наставницу Феодорину. От Меланьи получил Аввакум малое писаньице и фунта три сушёной малины. Сказал о ней слово ласковое, но не без строгости: «Она доброй человек, да пускай не развешивает ушей, стадо то Христово крепко пасёт...»

Благословил, прощаясь, Устинью-старицу, сидящую в Боровске.

Письмо было кончено. Аввакум придвинул чурбан к стене, высунулся в продух:

   — Старче Епифаний!

   — Ау! — откликнулся инок.

   — Приходи ушицу есть. Жду!

Стрельцы тоже небось обедали.

Инок Епифаний выбрался из ямы, пооглядывался и припустил рысцой к Аввакумовой норе.

   — Письмо в Боровск намахал. Благослови страдалиц.

Старец начертал своё обычное: «Многогрешный инок Епифаний, пустынник честныя обители соловецкия, в темницы, яко во гробе, сидя, Бога моля, благословение приписал. О, светы мои, новые исповедницы Христовы! Потерпим мало, да великая восприимем».

   — Ну вот, готово! — сказал Аввакум, подсушивая дыханием чернила. — Ложку принёс?

   — Принёс.

   — Хлебай! Рыбку-то сразу бери. Густая нынче ушица.

   — Сёмушка вкусна, но я хлёбово люблю.

   — Ну и хлебай. Хлебца нет. Савва где-то запропастился.

   — Ничаво! — сказал Епифаний, подставляя ладонь под ложку. — Солёненькая.

   — Настасья Марковна расстаралась. Вон кошелька. Фунтов пять, а то и шесть.

   — Пишет-то чего?

   — Чего? Бестолковые! Одни поклоны. О Прокопии молчок.

   — Значит, не виновен.

Аввакум сложил листок, спрятал в щель сруба, подсел к горшку.

   — Письма письмами, а житие, смотри, не откладывай! Пиши, коли пишется, — учительски сказал Епифаний.

   — Пишу! Кирилку, Царство ему Небесное, вчера помянул... Ох, навалились на меня сочиненьица. О Мелхиседеке я раздумался, старче. Книжку «Бесед» тоже надо завершать. Хочу успеть к Саввиному отъезду. Пусть в Боровск отвезёт.

   — Мелхиседек — царь Салима, а Салим по-еврейски — мир. «Ведом во Иудеи Бог во Израили велие имя Его. И бысть в Салиме место Его и жилище Его в Сионе...» Фёдора бы нам, зело начитан.

   — Оставь! — Аввакум выгнул дугою бровь. — Он теперь, вражий сын, кропает свою ложь на Троицу. Сами с усами. Уж как-нибудь обойдёмся без премудростей дьяконовских... Я ведь чего о Мелхиседеке речь-то завёл... Он — царь правды, царь мира. Апостол Павел о самом Христе сказал, кликая евреев на путь истины: «Быв наречён от Бога Первосвященником по чину Мелхисдека». А о самом-то праотце поведано нам хоть и скупо на слова, да краснее красного: «священник Бога Всевышнего».

   — И Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино. И сказал: «Благословен Авраам от Бога Всевышняго, Владыки неба и земли. И благословен Бог Всевышний, который предал врагов твоих в руки твои».

   — Авраам же дал ему десятую часть из всего, что добыл у царя Кедорлаомера и других царей Ховы, Дана, Дамаска. — Аввакум улыбнулся. — А ты говоришь, Фёдор! Читывали книги не хуже умника. Я в притче веду рассказ по «Слову Афанасия, архиепископа Александрьского о Мелхоседеце». Тут ведь что дорого! Мелхиседек назван сыном царя Мелхила, а мати его Салима, брат тоже Мелхил. Сей был любим отцом, и восхоте царь принести жертву великую богам истуканам. Покривил-таки сердцем, не самое дорогое оторвал от себя — Мелхиседека избрал в агнцы. Мелхиседек был дорог матери, уговаривала она царя бросить жребий, и пал жребий на Мелхила. Язычникам кровь проливать — сатанинское наслаждение. Кровь, старче, — жизнь! Оттого-то диавал и лакает её во всяком месте, где по-его живут. Эх, не будем говорить о нашей Россиюшке!.. Ну, царь Мелхил ради жертвы сына собрал пир на весь мир. Язычникам мало одного зарезать. Мелхил решил отправить на тот свет вместе с возлюбленным чадом и других своих сыновей от многих наложниц, и слуг, чтоб им служили за гробом, и воинов — было бы кого на войну водить. Скота без счету. Мелхиседек, светлая душа, с пиршества зверя ушёл никем не замеченный. Забрался на гору, в дебрю. И воззвал к Богу Небесному, и просил: да пожрёт земля отца его, и матерь его, и брата, и всех — жертву творящих истуканам. Господь услышал молитву, разверзлась твердь, и ухнули пирующие, и грады их, и само царство Мелхилово. Остался Мелхиседек един на той горе, не имеющий ни отца, ни матери, ни рода. И сё было уподобление Сыну Божьему. Господь наш Исус миленький воссиял на земле от Девы, не имея отца на земле, а на небеси без матери. Прежде век вечных от отца родился, не имея начала дням ни конца животу, по чину Мелхиседекову царь и священник.

   — Была в Соловецкой пустыне книга! — вспомнил Епифаний. — Енох, взятый Господом на небо без смерти, глаголил о Мелхиседеке. Мати его была преклонная годами, жена Нира, брата Ноя. Зачала она, как Дева Мария, не плотски. Нир же назвал её блудницей, и она от горя умерла. Нир и Ной положили её во гроб, а сами пошли копать могилу. Воротились, а возле гроба младенец с печатями священства на теле и возраста как бы трёх лет. Ной и Нир дали ему имя Мелхиседек — «царь мой — праведность» — и облачили в священнические одежды. Через сорок дней архангел Гавриил унёс дитя в Эдем — переждать Потоп и быть на очищенной от греха земле священником вовеки.

   — Ты держи в голове, что апостолом Павлом сказано: «Получающие священство из сынов Левитиных имеют заповедь — брать по закону десятину с народа, то есть со своих братьев». А праотец Авраам дал десятину иноплеменному Мелхиседеку из лучших добыч своих. Чуешь, старче? Священство от Аарона — священство смертных, священство от Мелхиседека — не знает конца жизни. По закону Моисееву грехи искупляют кровию козлию да телячею — они же все смертны! А нас кровию Своею освятил Христос, Себя принесе в жертву Отцу своему, жертвою сотворив сынов света. Мы, старче, наследники Царства Небесного. Мы даём десятину нашему священству по чину Мелхиседекову. А вот никонияне — детишки дьяволовы, понеже не любят Исуса, божественного Его Креста. — Аввакум спохватился: — Старче, уха совсем простынет!