Анатолий Карчмит - Рокоссовский. Терновый венец славы

• Название: Рокоссовский. Терновый венец славы
• Автор: Анатолий Карчмит
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-271-01691-9

Легендарному военачальнику, герою Великой Отечественной войны, Маршалу Советского Союза Константину Константиновичу Рокоссовскому (1896–1968) посвящен новый роман Анатолия Карчмита «Терновый венец славы».

---

Рокоссовский вызвал Боголюбова, начальника оперативного управления и вместе с ними наметил меры, чтобы подобные ошибки больше не повторялись…

21 апреля продолжались ожесточенные бои на всем фронте, но к 25 апреля был завершен прорыв вражеской обороны на ширину до 20 километров. Все армии, в том числе и Гришина, медленно, с боями приближались к намеченной цели.

26 апреля войска Батова штурмом овладели Щецином и устремились на северо-запад. Начиная с 27 апреля у противника силы иссякли и он не мог закрепиться ни на одном рубеже. Все части танковой армии гитлеровцев были расчленены и уничтожены.

3 мая гвардейский танковый корпус генерала Панфилова вышел к Эльбе юго-западнее Витенберга и установил связь с передовыми частями 2-й британской армии.

Войска 2-го Белорусского фронта очистили многие острова от гитлеровцев, в том числе датский остров Борнхольм, и 4 мая вышли на разграничительную линию с союзниками. Они выполнили задачу и наступательную операцию закончили.

Но приходилось еще прочесывать отдельные районы, обезвреживать небольшие группы гитлеровцев, оставшихся в тылу наших войск. На датских островах были взяты в плен свыше 12 тысяч немецких солдат и офицеров и большие военные трофеи.

Морской десант, высаженный на острова в составе двух дивизий, ликвидировал последний перевалочный пункт и военно-морскую базу фашистов.

К вечеру 5 мая на КП фронта улеглась суматоха. Боголюбов подошел к столу, за которым сидел Рокоссовский, и протянул ему кипу телеграмм.

— Вот донесения. Все соединения фронта задачу выполнили.

Командующий фронтом был близок к тому, чтобы громко рассмеяться. Он вышел из-за стола, улыбнулся и протянул руку генералу.

— Александр Николаевич, поздравляю с окончанием войны. Со свирепым и заносчивым противником покончено.

— Мне повезло, что я закончил эту войну под вашим командованием.

Часть третья В круговороте дней

«О время! Все несется мимо,

Все мчится на крылах твоих:

Мелькают весны, медлят зимы,

Гоня к могиле всех живых».

Д. Байрон (Из записной книжки К. Рокоссовского.)

«Все это было, было, было…»

А. Блок

Глава первая

1

Ни скрежет танков, ни грохот орудий, ни вой самолетов, ни горе и слезы не могли повлиять на законы природы, остановить ее неумолимую поступь. В начале мая 1945 года ласково светило солнце, цвели сады, зеленели луга, пели птицы. Если закрыть глаза на трагические итоги войны, то можно подумать, что огненная завеса не разделяла людей, что это был только дурной сон.

Несколько дней подряд Рокоссовский объезжал свои войска, которые были размещены теперь на огромном пространстве — от побережья Балтийского моря до предместий Берлина. Он не мог не пожать руку, не заключить в объятья своих командармов, генералов, не вручить высокие награды отличившимся на заключительном этапе войны. Если бы этого не произошло, он бы не был Рокоссовским, а его солдаты гордо не называли бы себя «рокоссовцами» или же не говорили: «Я солдат Кости Рокоссовского».

Командующий фронтом возвращался на свой последний фронтовой командный пункт, который размещался в сельском добротном доме на самой окраине города Штеттина.

Уже давно наступил рассвет, когда машина командующего вышла из леса. Колонна солдат в темно-зеленых мундирах остановилась, чтобы пропустить маршала. Сотни глаз пленных смотрели на Рокоссовского: некоторые с любопытством, а большинство с тупым безразличием.

Он смотрел на растерянных, подавленных людей и думал о том, как могло случиться, что талантливый и трудолюбивый народ, имеющий глубокие культурные корни, за несколько лет был оболванен неврастеником Гитлером и превращен в послушное стадо.

Рокоссовскому пришлось обгонять не только унылые колонны пленных. На дорогах бурлила и била через край подлинная человеческая радость. Толпы голодных и оборванных людей с криками и ликованием встречали маршала, приветствовали на всех языках мира.

У Рокоссовского замирало сердце при виде этого разноплеменного людского моря. Многие были донельзя измождены, еле передвигали ноги, поддерживали друг друга, чтобы не упасть, но все равно — глаза светились радостью.

Ближе к вечеру машина командующего фронтом по асфальтированной дороге подъехала к белому двухэтажному зданию. С левой стороны дом примыкал к лесу, а справа раскинулось живописное озеро, на берегу которого находилось одноэтажное строение из красного кирпича, где жил хозяин, владелец этого поместья и окрестных земель.

Когда Рокоссовский поднялся на второй этаж, там его уже ждали члены Военного Совета. Были накоротке обсуждены текущие дела, намечены меры по оказанию помощи десяткам тысяч людей, освобожденных из фашистских лагерей.

После заседания Военного Совета к маршалу зашел генерал Субботин.

— Константин Константинович, вчера мне звонил начальник Главного управления контрразведки, попросту говоря «СМЕРШа», генерал Абакумов Виктор Семенович.

— Что ему от нас надо? — насупил брови Рокоссовский. Он хорошо помнил Абакумова по «душевной» беседе в 1939 году.

— Он уточнил, когда вы приедете, и просил передать, что он завтра в 10 утра заедет к вам по очень срочному делу.

— Спасибо, — криво усмехнулся Рокоссовский.

— Вы с ним знакомы?

— Знаком, Никита Егорович, знаком, — сказал маршал и взял под руку генерала. — Пойдем, хотя бы один раз спокойно поужинаем.

Чувствуя некоторую расслабленность после напряженных боев, Рокоссовский сел за стол, достал из чемодана томик Генриха Гейне, который ему подарил Батов на день рождения, и начал читать:

Надев сюртуки побогаче,
Мещане гуляют в лесу.
Резвятся в восторге телячьем
И славят природы красу.
И тают в блаженстве их души,
Цветет романтический дол!
И внемлют, развесивши уши,
Как в чаще щебечет щегол.

Рокоссовский усмехнулся, отложил книгу. Вечерний свет потоком вливался в просторные окна, будто пытался его выманить из дома, в этот уже почти мирный чарующий весенний вечер. Это был первый весенний вечер за четыре года войны, когда не надо было думать о предстоящих операциях и боях, а можно было спокойно отдохнуть душой и хотя бы непродолжительное время побыть наедине с природой.

Рокоссовский переоделся в спортивный костюм, который не надевал уже несколько недель, и вышел во двор.

Солнце уже спряталось за лесом, но день отстаивал свои позиции и не хотел их уступать ночи. В этом равновесии хозяйкой была тишина, которая, казалось, поглотила все вокруг: и озеро, где, подергивая головками, плавали утки, и голубые ели, обступившие со всех сторон усадьбу, и сказочные постройки с красными черепичными крышами.

Рокоссовский подошел к ухоженному кусту роз, присел. От запаха нежно-сиреневых бутонов приятно кружилась голова. Он сел на скамейку и устремил взгляд на озеро, в которое плюхнулась еще пара уток.

Нет, не перестал любить красоту Рокоссовский, грубая и жестокая сила войны не смогла одолеть в нем романтическую душу. Он любил красоту так же, как и раньше. В юности он познавал ее в нежном лепестке розы, в белом цветении садов, в необъятном и загадочном величии неба. В более зрелые годы он умел видеть красоту в вековечной забайкальской тайге, в бескрайних степях Даурии.

Вдруг со стороны леса Рокоссовский услышал юный девичий голос:

Ту pjdziesz gorę,
Ту pjdziesz gorę,
A ja dolina,
Ту zakwitniesz rozą,
Ту zakwitniesz rozą,
A ja kaliną[59].

Из леса по тропинке выходила девочка и, не замечая Рокоссовского, тихонько пела. Размахивая веткой по верхушкам папоротника, девочка приближалась к Рокоссовскому. Видимо, она не знала до конца слова песни — пропев две первые строчки, она начинала сначала. В детском приятном голосе слышались тоска и затаенная надежда на встречу с кем-то душевно близким…

Светловолосая, аккуратная головка повернулась к незнакомцу, и девочка в испуге остановилась. Маленькая грудь под пестрым поношенным платьицем выдавала юный возраст прелестной певуньи.

Эта встреча для Рокоссовского тоже была внезапной, и он никак не мог начать разговор. И только тогда, когда девочка повернулась, чтобы уйти, у него сорвалось с языка.

— Девочка, — сказал он тихо по-польски. И раньше, чем она успела исчезнуть, произнес громче: — Девочка, ты меня не бойся, я свой!

Она повернулась, пристально посмотрела на незнакомца, и на ее губах появилась пугливая улыбка. Затем лицо ее посветлело и она сказала:

— Добрый вечер!

Рокоссовский протянул руку. И маленькая ладонь, на которой он почувствовал грубые мозоли, спряталась в его большой руке.