Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]

• Название: Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
• Автор: Андре Бьёрке
• Издательство: Терра
• Жанр: Классический детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00356-5

Произведения трех скандинавских писателей объединяют оригинальность, «неизбитость» сюжета и мастерское использование классических приемов детективного жанра.

Надеемся, что сборник станет открытием даже для самого искушенного читателя.

---

— Об этом можно только гадать.

— Это не ответ. Попробуй погадай!

— Можно, например, предположить, что… что…

— Что Беата продавала Еве наркотики и пригрозила прекратить снабжение, если не получит более высокую плату?

— Ну конечно, не так…

— Боюсь, что в твоей теории относительно Евы Идберг слишком много крупных проколов. Она слаба и не выдерживает никакой критики.

Разгорячившись, я увлекся. Ветка, хлестнувшая по моей щеке, вернула меня к реальности.

8

Так, защищая Еву Идберг, — естественно, по причинам сугубо принципиальным, — я шел, не обращая особого внимания, куда ведет нас тропинка. Но вот тропинка сузилась до дыры в решетчатой изгороди, а за ней приняла вид ухоженной садовой дорожки с ровно подстриженными краями. Оторвав от дорожки взгляд, я посмотрел чуть выше и обнаружил, что мы с Министром приближаемся к дому профессора Хаммарстрема. Прямо перед нами сияло свежей зеленой краской стройное и солидное здание бесспорно впечатляющих размеров. Еще более сильное впечатление производил разбитый вокруг здания сад, или, вернее, парк. Газоны и фасонно подстриженные кусты на них, правильно чередуясь, подчинялись приятному и ненавязчивому ритму. Повсюду на точно выверенных расстояниях друг от друга располагались клумбы и грядки. Мы пришли на виллу в самую пышную пору цветения роз. Везде, куда бы мы ни бросали взгляд, он встречался с радужным сиянием лепестков и пламенеющими красками раскрытых и трескающихся бутонов. Но и это было не все. От здания вниз к заливу сбегал фантастической красоты сад камней, любовно разбитый на бугристом неровном склоне.

На берегу в кресле сидел хозяин этого вертограда. Увидев нас, он с видимым усилием поднялся и двинулся навстречу. Садоводческие деяния такого, как у него, размаха, конечно, не проходят бесследно.

— Пожалуй, я впервые не застаю тебя на четвереньках! — развязно приветствовал хозяина Министр.

Четырехугольное массивное лицо профессора осветила слабая улыбка. Но глаза его были усталыми и серьезными, а кожа — натянутой на лице и бледной под загаром, как у не спавшего всю ночь человека. Несмотря на куртку и защищающую от ветра и от холода беседку, профессор поеживался.

— Да, работа сегодня не идет, — сказал он. Мышца в уголке его глаза подрагивала и ритмично дергалась.

— Не могу сказать, чтобы я ощущал боль потери, но все это очень грустно, — добавил он. — Я ведь привык к ней и видел ее каждое лето в эти последние годы, когда постоянно живу здесь в сезон. Но, будьте добры, присаживайтесь!

Я опустился на стул, сделанный, очевидно, из остатков корней, большая часть которых пошла на изготовление скамейки в саду Евы Идберг. Кристер Хаммарстрем и Министр со скорбными улыбками пустились в воспоминания и легко сошлись на том, что в дни своего здравия Беата Юлленстедт отличалась завидной волей.

— Но вчера она выглядела неважно. На кофе у Сигне, — поторопился добавить Министр, словно опасаясь, что слова его будут поняты превратно.

В сказанном заключался вопрос, и врач понял это.

— А она и была плоха, очень плоха, — он немного поколебался. — Я, естественно, никому об этом не говорил. Она была против. Но сейчас, полагаю, нет больше никаких причин скрывать, что фру Юлленстедт страдала от рака желудка, от запущенного рака желудка в неоперируемой стадии. В любом случае, это было бы ее последнее лето на Линдо — как, впрочем, и на земле. И, конечно, она это понимала и страшилась неминуемых и бессмысленных страданий, которые ее ожидали.

Я заметил, что подрагивание века у него прекратилось. Наверное, ему стало легче, когда он выговорился. Теперь он выглядел менее напряженным, чем в момент нашего появления.

— Она была вашей пациенткой?

— Нет, в общем-то, нет. Но прошлой весной врач, который лечит ее в городе, попросил меня присматривать за ней, пока она на Линдо. Ему, конечно, не нравилось, что она проводит здесь лето. Но старуха отличалась редким упрямством и была верна старым привычкам.

— И вчера вечером вы навестили ее, чтобы посмотреть, как она себя чувствует? — невинным тоном спросил Министр.

— Ну нет, конечно же, нет! — пылко возмутился Кристер Хаммарстрем. — Я посещал ее только в тех случаях, когда она сама об этом просила. Она не любила, чтобы с ней нянчились. Последний раз я был у нее две недели назад, на следующий день после ее 83-летия. Вчера вечером к ней меня затащила Ева Идберг. Фру Юлленстедт просила ее прийти, но по какой-то причине Ева не хотела навещать ее одна. Поэтому она попросила меня — я, наверное, первым попался ей на глаза — сопровождать ее. Я не хотел, но под конец, чтобы отвязаться, согласился. Хотя после ужина собирался наплевать на все и никуда не ходить. У меня нет никакого желания носиться по округе в качестве гувернера придурковатых особ. Ровно в половине девятого — я должен был зайти за ней точно в это время — я, конечно, все-таки отправился к ней. Одна бы она не пошла, а я не мог допустить, чтобы фру Юлленстедт, больная и несчастная, сидела до полуночи и понапрасну ждала ее.

— Ты не заметил по дороге ничего подозрительного. Ни крика, ни выстрела, ни зашумевшего мотора? — Министр для наглядности продемонстрировал все эти звуки.

— Нет, не заметил ничего, но, когда мы вошли через калитку, в саду определенно кто-то был. Кто-то побежал от двери вдоль стены и пропал за углом.

— Ты видел, кто это был?

— Нет.

Ответ прозвучал быстро и уверенно.

— Было темно. Деревья там стоят тесно. Тень отделилась от темноты. Если бы он стоял тихо и не шевелился, я бы его не заметил.

— «Он»? Ты все-таки заметил, что это — мужчина?

Профессор неотрывно глядел на Министра. Несколько мгновений он молчал, он как будто был сбит с толку.

— Разве я это сказал?.. Я просто предположил, часто ведь говоришь автоматически, не имея ввиду чего-то определенного… Нет, рассмотреть, кто это был — мужчина или женщина, было невозможно, я видел только фигуру, тень.

— А потом вы вошли в дом? Вместе?

— Да. Я подумал, что лучше нам войти вместе, может, в доме побывал вор? Входная дверь оказалась незапертой… Остальное ты знаешь..

— В котором часу вы ее обнаружили и долго ли она, как вы считаете, была мертва?

Министр с удивлением и одобрением взглянул на меня. Могу сказать в свое оправдание, что задавать вопросы — неотъемлемая часть моих служебных обязанностей.

— Она была мертва к этому времени минут пять-десять. Часы показывали одиннадцать минут десятого. Я хорошо это помню, потому что запись точного времени наступления смерти и обнаружения мертвого тела входит в кодекс действий врача, когда он оказывается в такой ситуации.

Кристер Хаммарстрем едва ли не стыдился точности своего свидетельства.

Мы еще немного поговорили о Беате и постигшей ее судьбе, после чего разговор перешел на людей еще здравствующих. На хрупкость их существования на земле, а потом на переменчивость погоды и направления ветров в эту пору года. Мы поднялись, чтобы откланяться.

Но Кристер Хаммарстрем не отпустил нас.

Он пошел с нами вдоль берега и стал рассказывать о своем саде, уделяя больше внимания своим будущим планам, чем тому, что уже совершил. В момент, когда он говорил нам, что зарезервировал для работ в саду все свободные дни на многие годы вперед, в голосе его зазвучала настоящая одержимость идеей, настоящая страсть.

Хотя порыв длился недолго, через миг перед нами снова был усталый и потерянный человек, убежденный в том, что ему никогда не осуществить свои блестящие планы.

Он хотел проводить нас обратно до дома, но Министр остановил его.

— Посиди здесь, дай спине отдохнуть! Мы найдем дорогу, — заботливо заверил он, и мы пошли одни по ухоженной дорожке между рядами густой обрезанной сирени. Но едва мы миновали дом, как Министр в три огромных прыжка оказался у входной двери.

— Пошли, дверь открыта! — прошептал он.

— Уж не собираешься ли ты?..

— Нужно осмотреться. К чему разговоры и все эти допросы. Пора браться за дело. Если боишься пойти со мной, разбери мусор вон из того бака! — И он показал мне на пузатую железную бочку. Из щели между ее крышкой и корпусом, как из беззубого, не держащего слюну рта, сочилась какая-то жидкость. Вокруг жужжали и носились мухи… Я содрогнулся, ощутил во рту вкус малинового сока и шагнул вслед за Министром, успев подумать, что если бы имел подобных Министру соседей, то никогда бы не оставлял дверей дома незапертыми.

Он крался по комнатам, заглядывал во все углы, беззастенчиво открывал шкафы и ящики и даже порылся кочергой в золе камина. Свои действия он комментировал:

— Результата можно добиться, только действуя — действуя быстро и решительно! Сколько же здесь пивных бутылок! То, что я сейчас делаю, называется криминально-техническим дознанием. Пойдем, я покажу тебе зал трофеев!