Алина Лис - Изнанка свободы

• Название: Изнанка свободы
• Автор: Алина Лис
• Жанр: Фэнтези
• Год: 0101

Когда-то она была первой леди герцогства, но потеряла все: родину, титул, близких, и превратилась в бесправную рабыню. Зачем бессмертному Стражу простая человеческая девушка, если в охоте за жрецами Хаоса она лишь обуза? Даже самому себе могущественный лорд Изнанки не сможет ответить на этот вопрос. Она ненавидит своего хозяина и мечтает о свободе, но свобода ли ей нужна? Чтобы услышать и понять друг друга им придется пройти долгий путь. Обложку нарисовала замечательный художник Наталья Гудожникова Красные флаги: В тексте присутствуют достаточно жесткие сцены. Есть эротика, насилие. С женщинами очень часто обращаются неполиткорректно. Нет юмора, мэрисью и попаданцев. Несмотря на все перечисленное, присутствует сильная романтическая линия между главными героями. Половина повествования ведется от лица мужчины.

---

— Конечно! Можно даже сделать кучу разных насадок. В виде кинжала, например. Буду человек-дага. Или арбалет приладить.

— Мне кажется, от крюка больше неудобств в обычной жизни. А что — пираты их правда использовали?

— Понятия не имею. Но если использовали, я обязан заиметь себе такой. Ты не знаешь, а среди моих предков были настоящие пираты! Представляешь меня на палубе в рогатом шлеме, со шпагой в одной руке и крюком в другой? Вместо другой, то есть.

Я все-таки не удерживаюсь. Элвин с его камзолами, крахмальными сорочками, лайковыми перчатками и запахом парфюма в рогатом шлеме — это действительно смешно.

— Не представляю, — признаюсь я сквозь смех.

— Почему?

— Ты слишком… аристократичный что ли. Для рогатого шлема. И вообще все придумал.

— За «аристократичного» спасибо. И ничего я не придумал. Ну, может немного приукрасил. Откуда, как ты думаешь, на гербе Скъельдингасов кнорр под полосатым парусом? Я тоже хочу быть викингом!

— При чем здесь короли Ундланда?

Он отводит взгляд:

— Неловко признаваться, но они вроде как мои родственники.

Кому-то другому я бы не поверила. Я бы и ему не поверила, не расскажи он об этом так. С кривой улыбкой, словно действительно стесняется сознаться в блистательном родстве.

Элвин никогда не рассказывал мне о своем прошлом. Ничего. Ни о том, откуда родом, ни о том, как стал Стражем. Душа его — неприступная крепость за каменной стеной. Врата всегда заперты на десятки замков, щеколд и цепей. Ни калитки, ни щелочки.

И вот: дверца скрипнула, приоткрылась.

— Не знала, что ты королевского рода, — я говорю это очень мягко, чтобы не спугнуть его.

Пожалуйста, я хочу знать о тебе больше, ты — упрямый, надменный, невыносимый и замечательный человек, которого я люблю!

— Был. Уже нет.

Он пробует провести выпад левой рукой и морщится. Мне стоит усилий не отвести взгляд.

Знаю, пока разница незаметна. Еще несколько месяцев и мышцы совсем одрябнут, усохнут. Это будет видно даже в одежде. Изменится походка, движения. Изменятся привычки, уже меняются.

Мне приходилось встречать одноруких. Один в Кастелло ди Нава, работал помощником конюха. Его звали Тинто, а мальчишки дразнили его Тинто-Обрубок…

Я не сомневаюсь: если кто-то попробует назвать так Элвина, он порежет нахала на ровные ломтики. И отсутствие руки ему совсем не помешает.

— Расскажешь?

Он вздыхает:

— Это давняя и грязная история. Ну ее! Тебе еще станет меня жалко.

— Я никогда не унижу тебя жалостью.

— Все равно не хочу вспоминать.

Не открылась дверца… показалось.

Я смотрю, как он медленно, контролируя каждое движение, натягивает рубашку. И думаю, что можно, конечно, обидеться, только не поможет. С Джеффри помогло бы — муж не мог вынести моей обиды и, особенно, слез. А Элвин даже не заметит. Или заметит, но пожмет плечами и займется своими делами.

Но можно попробовать по-другому.

Я подхожу сзади, чтобы обнять его. Утыкаюсь в плечо, вдыхаю его запах. Просовываю руки под ткань, чтобы погладить горячую кожу.

— Ммм… сеньорита. Мы же только что из постели.

— Расскажи, — прошу я тихо-тихо. — Пожалуйста!

Он оборачивается:

— Что, без исповеди никак? Какая разница, кем я был раньше?

— Я так мало о тебе знаю.

На самом деле я знаю о тебе очень много. Твои привычки — на завтрак ты любишь яичницу, непременно болтунью, и поджаренные тосты. А шейный платок повязываешь особым, хитрым узлом, теперь его завязываю я, а ты хмуришься и злишься, как всегда, когда что-то напоминает о твоем увечье, и никак не хочешь понять, что я бы завязывала его все равно — неважно, сколько у тебя рук, просто мне нравится это делать. Когда тебе интересно, ты сводишь брови, отчего складка меж ними становится чуть глубже. Ты говоришь очень много о пустяках, мало о важном и никогда — о своих чувствах, твоя любовь и забота всегда выражаются в делах.

Знаю, какой ты сложный, противоречивый, колючий. Каким неприятным можешь стать, если почувствуешь себя задетым. Или если просто захочешь остаться в одиночестве, а ты хочешь этого часто, очень часто.

И знаю твою нежность — она стыдливей послушницы монастыря, проявляет себя украдкой, не терпит пристальных взглядов, словно боится быть замеченной…

Я знаю о тебе главное — какой ты есть.

— Можешь не говорить. Я не обижусь. Но приятно, когда ты мне доверяешь.

Снова вздыхает:

— Ну ладно…

Усаживает меня в кресло к себе на колени, распускает волосы, чтобы зарыться в них лицом, ему нравится, когда я с распущенными волосами, и он все время портит мои прически. Хоть выбрасывай шпильки совсем.

И долго, долго молчит.

Я тоже молчу, прильнув к его груди. Слушаю, как стучит его сердце.

— Вот демоны… не знаю с чего начать. Это вообще история не про меня. А про одного парня по имени Хаймлад. Я с ним, кажется, знаком… был.

— Хаймлад Скъельдингас?

— Ага, — он криво ухмыляется, перебирая мои волосы. — Целый принц, смешно, да? Сын короля Аурвендила… был такой. Правил аж три года. После него осталась одна строчка в летописях…

Я слушаю его голос — насмешливый, подчеркнуто равнодушный. И понимаю… просто все понимаю.

— …тайник в кабинете Хаймлад обнаружил случайно. Что-то вроде сейфа, взрослый не поместится, а для ребенка в самый раз. Иногда получалось подслушать разговоры взрослых. Например, так он узнал, что первый министр — продажная скотина и взяточник. И еще… А, не важно! В тот день Хаймлад прятался от наставника. Он терпеть не мог уроки альбского…

Его голос становится глуше:

— …два ублюдка и Нилс Хререксон — начальник стражи. Им пришлось нанести не меньше, чем дюжину ударов. Весь пол был в крови… а я… я ничего не сделал. Трусливое маленькое дерьмо!

Я поражаюсь ярости, с которой он произносит последнюю фразу.

— Что ты мог?

— У меня был с собой кинжал, и я даже немного умел им пользоваться. Принцев этому учат, знаешь ли.

— Сколько тебе было лет?

— Семь.

— Дурак! — говорю я, уткнувшись ему в шею. — Тебя бы убили.

— Теперь уже не узнаешь.

— Ты ненавидишь себя за это?

— Нет, — он говорит медленно, словно размышляя вслух. — Но я очень долго винил себя в его смерти. В том, что ничего не сделал. Молчал, боялся выдать себя даже вздохом.

— И сейчас винишь?

— Не знаю.

— Это же глупость! — беспомощно говорю я. — Тебе было семь лет!

Он пожимает плечами:

— Глупость или гордыня… Думаешь, я не повторял себе этого? Сотни раз.

— А что было потом?

— Потом Хаймлад вдруг разучился говорить. И молчал почти полгода.

— Притворялся?

— Нет. Что-то в голове сдвинулось. Он молчал все время траура и только на коронации, совмещенной со свадьбой, его прорвало. Новоиспеченный король Фенг не обрадовался… Он и так едва терпел существование племянника…

Прижимаюсь крепче, пряча голову на его груди, слушаю размеренное дыхание и частые удары пульса.

— …Отречение отбирает человеческую тень. А человек без тени… как будто и не совсем человек. Но Хаймлад оказался везунчиком. Как раз тогда боги решили, что оставлять мир без присмотра — нехорошо. Кто остановит Хаос, если Черная победит в битве? Так что для убогого нашлась работенка. Это… своеобразные ощущения, когда тебе подсаживают тень изнаночной твари.

— Больно?

— Пожалуй, — он медленно накручивает мой локон на палец. — Можно сказать, что больно. Но главная проблема в том, что тень надо контролировать. Иначе она с радостью пожрет разум и завладеет телом. А у детей с самоконтролем… не очень.

— Почему обязательно дети? — шепотом спрашиваю я.

— Взрослые не выживали. Умирали от шока. Дети — пластичнее. Хаймлад почувствовал, что может все. Ощутил себя богом. Знаешь, когда между тобой и твоими желаниями не стоит ничего кроме совести и умения держать себя в руках, это… опасно. Он… то есть я начал с убийства, — горькая улыбка. — Да, первый раз я убил в семь лет. Не того, кого надо было. Просто не смог справиться с гневом и сжег деревню. Когда опомнился… там стояла такая сладковатая, мерзкая вонь. Вонь и крики. Тогда Хаймлад испугался. Себя. Так, как только может испугаться трусливый семилетний мальчишка. И со страха вызвал на бой свою тень.

— Убил?

— Не совсем, — он косится на странно-вытянутую тень на полу. В ней нет ничего человеческого. — Скорее, запер…

— И стал магом?

— Маг контролирует, а не подавляет. Он стал психом-параноиком. Боялся спать, боялся хоть на минуту расслабиться. Остальные пытались хоть как-то постичь свою силу, но не Хаймлад. Он долго был слабаком. Самым слабым из всего зверятника. Слишком боялся, что тень сожрет его, стоит лишь отпустить, — он снова молчит. — Правильно боялся. Насмотрелся на других. На острове был такой Гайлс…