Теодор Драйзер - Американская трагедия

• Название: Американская трагедия
• Автор: Теодор Драйзер
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1969

"Американская трагедия" (1925) — вершина творчества американского писателя Теодора Драйзера. В ней наиболее полно воплотился талант художника, гуманиста, правдоискателя, пролагавшего новые пути и в литературе и в жизни.

Перевод с английского З. Вершининой и Н. Галь.

Вступительная статья и комментарии Я. Засурского.

Иллюстрации В. Горяева.

---

Наверно, мальчик много работает на этой гадкой фабрике? А Сонда хочет, чтобы он был здесь… Мы бы ездили и верхом, и на автомобиле, и плавали бы, и танцевали… Не забудьте захватить свою теннисную ракетку и палки для гольфа. При «Казино» шикарные площадки.

Сегодня утром, когда я каталась на Дикки, какая-то птичка вылетела у него из-под копыт. Он испугался и понес, и Сонду всю исхлестало ветками. Клайду жалко свою бедную Сонду?

Сонда пишет сегодня массу всяких писулек. После завтрака она поедет и отправит их, а потам пойдет в «Казино» с Бертиной и с Ниной. А Клайд не хотел бы пойти с нами? Мы бы потанцевали «Тодди». Сонда очень любит эту песенку. А теперь ей надо одеваться. Завтра напишу еще, гадкий мальчик! А когда вам напишет Бертина, отвечайте сейчас же. Видите, сколько я тут наставила точек? Это поцелуи. Большие и маленькие. Все для гадкого мальчика. Пишите Сонде каждый день, и она тоже будет писать.

Целую много раз».

На это письмо Клайд ответил пылко, в таком же духе и в тот же час, как получил его. Но чуть ли не с той же почтой, по крайней мере в тот же день, пришло письмо от Роберты:

«Бильц, 10 июня.

Дорогой Клайд!

Я уже приготовилась лечь спать, но сперва хочу написать тебе несколько строк. Поездка была такая утомительная, что я теперь почти больна. Прежде всего, как ты знаешь, мне не очень хотелось ехать одной. Я страшно расстроена и беспокоюсь обо всем, хотя и говорю себе, что теперь у нас все решено и ты приедешь за мной, как обещал».

(Дочитав до этого места, Клайд с отвращением вспомнил жалкую деревенскую глушь под Бильцем; к несчастью, именно в этом мире живет Роберта, и потому он вдруг, как бывало, ощутил жалость и угрызения совести. В конце концов, это не ее вина. Что могло ее ждать в жизни? Только работа или самое прозаическое замужество. Впервые за много дней, вдали от обеих девушек, он был способен по-настоящему ясно думать — и глубоко, хоть и угрюмо, сочувствовал Роберте. Потом стал читать дальше.)

«Но здесь сейчас очень хорошо. Деревья такие зеленые, и кругом все цветет. Когда подходишь к окнам, слышно, как в саду жужжат пчелы. По пути сюда, вместо того чтобы поехать прямо домой, я решила остановиться в Гомере и повидаться с сестрой и зятем. Ведь неизвестно, когда мы увидимся опять и увидимся ли вообще, потому что я хочу встретиться с ними только как порядочная женщина — или пускай они больше никогда меня не увидят. Не думай, что я хочу этим сказать что-нибудь плохое или неприятное. Просто мне грустно. У них такой уютный домик, красивая мебель, и граммофон, и все, и Агнесса так счастлива с Фредом! Надеюсь, что она всегда будет счастлива. Я невольно подумала, как бы мы могли славно устроиться, если бы мои мечты сбылись. И почти все время, пока я была у них, Фред дразнил меня, спрашивал, почему я не выхожу замуж. В конце концов я сказала:

— Откуда ты знаешь, может быть, я на днях выйду замуж. Счастье приходит к тому, кто умеет ждать.

— Да, конечно, только смотри, не просиди всю жизнь в зале ожидания, — ответил он.

Я очень рада снова видеть маму, Клайд. Она такая любящая, терпеливая, готова всем помочь. Самая милая, самая чудная мама на свете. Я ни за что и ничем не хотела бы ее огорчать. И Том и Эмилия тоже милые. Каждый вечер, с тех пор как я здесь, к ним приходят друзья, и они зовут и меня в компанию, но я слишком плохо себя чувствую, чтобы развлекаться вместе с ними, играть в карты и в разные игры и танцевать».

(Читая эти строки, Клайд невольно с преувеличенной яркостью представил себе жалкую жизнь этой семьи — ее семьи, и все, что он недавно видел: этот полуразвалившийся дом! Эти покосившиеся трубы! А ее нескладный отец… И как не похоже это письмо на письмо Сондры!)

«Отец, мать, Том и Эмилия не отходят от меня и стараются все для меня сделать. И меня мучает совесть, когда я думаю, что бы они переживали, если б узнали о моей беде. Конечно, мне приходится делать вид, будто я такая усталая и скучная оттого, что переутомилась на фабрике. Мама все время говорит, что я должна пожить у них подольше или совсем бросить работу, чтобы отдохнуть и поправиться, но она ничего не подозревает, бедная. Если б она знала! Не могу передать тебе, Клайд, как это меня иногда мучает. Господи!

Но я не должна портить тебе настроение. Я и не хочу этого, я ведь говорила тебе; только ты приезжай и увези меня, как мы уговорились. Я не буду такая, как сейчас, Клайд. Я ведь не всегда такая. Я уже начала готовиться к отъезду и занялась шитьем. Дела хватит на три недели, и за это время я ни о чем другом не буду думать. Но ты приедешь за мной, правда, милый? Ты больше не обманешь меня и не заставишь так мучиться, как до сих пор? Боже, как давно я терзаюсь, — с тех самых пор, как ездила домой на рождество! А ведь ты и вправду хорошо ко мне относился. Я обещаю не быть тебе в тягость: я знаю, ты меня больше не любишь, и мне все равно, что будет дальше, только бы мне сейчас выпутаться из беды… Но я честно обещаю, что не буду тебе в тягость.

Милый, не сердись за это пятно. Видно, я сейчас просто не в силах владеть собой так, как раньше.

Ну, а теперь о моих здешних делах. Родные думают, что платья мне нужны для вечерники в Ликурге и что я, должно быть, там очень веселюсь. Что ж, пускай лучше думают так, чем по-другому. Мне, наверно, придется съездить за некоторыми покупками в Фонду, если я не смогу послать миссис Энс, портниху. Если я поеду и ты захочешь со мной увидеться до того, как приедешь сюда (хотя я в этом сомневаюсь), мы могли бы там встретиться. Если бы ты захотел, я была бы очень рада повидать тебя, поговорить с тобой, прежде чем мы уедем. Все кажется мне таким странным: я шью разные вещи и так хочу тебя видеть, а тебе этого вовсе не хочется, — я ведь знаю. Надеюсь, ты доволен, что уговорил меня поехать домой и теперь можешь в Ликурге приятно проводить время, — ты ведь так это называешь? Неужели ты в самом деле проводишь его намного приятнее, чем прошлым летом, когда мы ездили с тобой на озера и повсюду? Но, во всяком случае, Клайд, ты, конечно, можешь сделать, что обещал. И не очень сердись на меня. Я знаю, по-твоему, это очень тяжело, но не забывай, что если б я была похожа на других, я могла бы требовать большего. Но я уже говорила тебе: я не такая, как другие, и никогда не могла бы стать такой. Если ты сам не захочешь остаться со мной, после того как меня выручишь, — можешь уйти.

Пожалуйста, Клайд, напиши мне длинное, веселое письмо, даже если тебе и не хочется, и расскажи мне, как ты ни разу не вспоминал меня и ни капельки обо мне не скучал, с тех пор как я уехала (а ведь, бывало, тебе недоставало меня), и как не хочешь, чтобы я возвращалась, и как не можешь приехать раньше, чем через две недели, считая с этой субботы, если вообще приедешь.

Милый, я вовсе не думаю всех гадостей, которые пишу. Но я так устала, мне так тоскливо и одиноко, что я иногда не могу сдержаться. Мне нужно поговорить с кем-нибудь, а здесь не с кем; они не понимают, в чем дело, и я никому ничего не могу рассказать.

Вот видишь, я говорила, что не буду тосковать, унывать и раздражаться, и все-таки сейчас у меня это не совсем получается, правда? Но я обещаю вести себя лучше в следующий раз — завтра или послезавтра, потому что мне становится легче, когда я пишу тебе, Клайд. Пожалуйста, не сердись и напиши хоть несколько слов, чтобы подбодрить меня. Я буду ждать, — мне это так нужно. И ты, конечно, приедешь. Я буду так счастлива и благодарна и постараюсь не слишком надоедать тебе.

Твоя одинокая Берта».

Контраст между двумя этими письмами привел Клайда к окончательному решению: он никогда не женится на Роберте. Никогда! И не поедет к ней в Бильц, и, если только сумеет, не допустит, чтобы она вернулась в Ликург. Разве его поездка к ней или ее возвращение сюда не положат конец всем радостям, которые лишь так недавно пришли к нему вместе с Сондрой? Он не сможет быть с Сондрой на Двенадцатом озере этим летом, не сможет бежать с нею и жениться на ней. Господи, неужели же нет выхода? Неужели никак нельзя избавиться от этого ужасного препятствия, на которое он натолкнулся?

И, прочитав оба письма (это было в жаркий июньский вечер, когда он только что вернулся с работы), Клайд в припадке отчаяния бросился на постель и застонал. Какое несчастье! Ужасная, почти неразрешимая задача! Неужели никак нельзя убедить ее уехать куда-нибудь… надолго… или пусть она подольше останется дома, а он будет посылать ей десять долларов в неделю, даже двенадцать — добрую половину всего своего заработка. Или пускай она поселится в каком-нибудь соседнем городке: в Фонде, Гловерсвиле, Скенэктеди; пока она еще может сама заботиться о себе, может снять комнату и спокойно ожидать рокового срока, когда понадобится доктор или сиделка. Он помог бы ей найти кого-нибудь, когда придет время, если только она согласится не упоминать его имени.