Эльвира Ватала - Любовные утехи русских цариц

• Название: Любовные утехи русских цариц
• Автор: Эльвира Ватала
• Издательство: ЭКСМО-Пресс, ЭКСМО-МАРКЕТ
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-004137-3

В «собранье пестрых глав», героями которых стали царствующие особы России и Европы, автор книги сумела детально описать быт и нравы повседневной жизни великих людей: Иоанна Грозного, Анны Иоанновны, Екатерины II, Людовика XIV, Марии Медичи, королевы Англии. Люди далеких эпох предстают перед нами в опочивальне, в бальной зале, за карточным столом, на царском троне, во всем многообразии человеческих пороков и достоинств.

Издано в авторской редакции

---

Павел I верил в сны и предзнаменования, и в них же верили все без исключения наши царицы.

Разгадка снов — исключительно сложное занятие, вроде запутанного кроссворда со всеми многообразными нюансами, вариантами и бытовыми подробностями. Вы когда-нибудь, дорогой читатель, сонник читали? Ни черта в нем не разберешься, напрасное занятие. Например, если снятся овощи, то вроде это хорошо, но не дай бог финики. Финики — плохо, к болезни.

Для разгадывания снов Анны Иоанновны приглашались специальные люди. Прямо академики! Столько этим неграмотным и не умеющим писать «ученым» надо было знать и запомнить! Уму непостижимо! Вот, скажем, снится Анне Иоанновне колодец, река, птица, посуда. «Это хорошо, — скажет разгадывательница и тут же спросит: — А посуда без мяса?» Ибо если с мясом — то это плохо. Белый конь снится или гнедой какой — это хорошо, но разгадывательница не унимается и осведомляется, не мчался ли он галопом, ибо если не спокойно стоял, а куда-то мчался, не дай бог, — это плохо, жди несчастья. Зверюшки разные снятся — это хорошо, но не дай вам бог увидеть обезьяну, ежа или дикого слона. День будет неудачный и настроение царицы тоже не ахти. Словом, не для нашего разума эта сложная наука.

Верила ли Анна Иоанновна в колдунов? Риторический вопрос! А почему, собственно, ей не верить, если она впитала в себя русский фольклор и ничто из его атрибутов не было ей чуждо? Так вот, Анна Иоанновна хорошо знала, что колдуны водятся в огромном количестве по городам и весям и там растворяются в общей массе, подстраиваясь под нормального человека, так что распознать колдуна трудно. Но все же есть некоторые отличительные признаки. «У колдуна всегда мутный взгляд, свинцово-серое лицо, сросшиеся брови, злая улыбка, медленный с расстановкой голос и взгляд исподлобья. Говорит он мало, но голос его хрипл и неприятен. Всегда любит выпить, что-то там ворчать и шептать». Но если, дорогой читатель, вам этот образ напоминает знакомого алкаша из соседнего подъезда — мы тут ни при чем. Так видит колдуна русского знахарская книга XVIII века.

Наши, русские колдуны, оказывается, куда более гуманны, чем, например, французские. Те фигурки из воска делали, шпильками кололи, и человек в муках умирал. У нас до смерти людей колдуны не доводят. Не изуверствуют. Так, попугают маленько: ну, сыпь у человека появляется, судороги там, опухоли и грыжа. Как видите, сущие пустяки, да и употребляет наш колдун, в отличие от западных, самое примитивное сырье. У тех — кожа жаб, змей, ядра быков, кровь менструальная или от грудных младенцев, а у наших всего-то: глина, уголь, соль, пшеница и конопляный веник.

Что-то, конечно, есть от правды в этих наговорах колдунов. Иначе как нам объяснить непонятный феномен — почему и наши русские цари, и заморские короли влюблялись, мягко говоря, во внешне непривлекательных дам. Вы подумайте только, дорогой читатель: растет у Анны Болейн шестой палец, уже и мизинец перерос, и на шее какая-то несимпатичная бородавка, а Генрих VIII, английский король, от любви к ней с ума сходит! У Людовика XIV мадам де Лавальер и прихрамывает, как утка, не слишком грациозно по парку прогуливается, и бледна, и суха, и почти без груди, а король по ночам в подушку от любви плачет. У маркизы Помпадур и прыщи-то на лице, которые надо было мушками маскировать, и кожа высохшая, и сама суха, как вобла, а Людовик XV не только постель, но и трон с ней делит. А у нас в России?

Красавица царица Елизавета Петровна предложила любезно разделить с ней ложе придворному Курту фон Шёнбергу, а он нос воротит в сторону госпожи Десток, которая «бессовестная, уродлива, слегка горбата, грязная и пьяница».

А Петр III? Чем уродливее дама — тем больше у нее шансов стать его любовницей. И даже сама Екатерина Великая поражалась с недоумением такому вкусу своего мужа и в дневнике записала: «Великий князь влюбился в княжну Курляндскую, а она низкая, некрасивая и горбатая». Нет, дорогой читатель, мы тут одно видим: охмурили их всех колдуны проклятые! Но возвратимся к нашей основной теме, к Анне Иоанновне!

Вот, значит, какими важными делами занималась Анна Иоанновна, и, конечно, здесь явная умственная диспропорция видна, если сравнить интеллектуальную переписку Екатерины II с передовыми умами человечества. Но что требовать от царицы, пропитанной мещанским духом, кругозор которой не поднялся выше мещанского восприятия? И в сфере такого понимания нас не удивляет, почему Анна Иоанновна так обожала женить разных людей и потом искренне интересоваться их семейной жизнью.

Кроме сплетниц, шутов, сказительниц, существовал у нее еще штат певиц, функции которых выполняли дворовые девки — вышивальщицы со звонкими голосами. Без русских песен и танцев Анна Иоанновна жизни себе не представляла и даже иногда требовала к себе гвардейских солдат с их женами и приказывала им плясать и водить хороводы.

Фрейлинам тоже вменялось в обязанность развлекать государыню песнями. С ленивыми или нерадивыми, которые петь целый день уставали или фигуры путали, Анна Иоанновна не церемонилась: собственноручно расправлялась, пребольно хлестая их по щекам. Не посмотрела, например, на Салтыковых, двух сестер-фрейлин, из богатого роду происходящих, отхлестала их, когда они осмелились заметить, что так много пели, что смертельно устали и потеряли голоса. А потом в наказание в прачечную их на целую неделю стирать белье отправила. И не думайте, дорогой читатель, что хлестание по щекам совершалось в гневе или аффекте. Ничего подобного! Все спокойно и торжественно, чинно и благопристойно, как при игре на фортепиано. Услышав фальшивую ноту или увидев в танце спутанные фигуры, а это часто от усталости исполнителей бывало, Анна Иоанновна спокойно поднималась со своего места, подходила к виновной и, быстро, быстро и без комментариев, бац, бац, отлупив по щекам так, что кровь иногда брызгала, так же спокойно возвращалась и, не изменяя тембра голоса, приказывала продолжать. Видите, сколько царственного величия и великолепного хладнокровия являет в царицыном исполнении сей образчик наказания. Но мы в этом любовании наказания, в этом смаковании все-таки склонны садистскую подоплеку усмотреть. Уж больно все совершалось хладнокровно, а не под горячую руку.

Не церемонилась с пощечинами и Елизавета Петровна, правда, без олимпийского спокойствия Анны Иоанновны, примешивая к рукоприкладству отборную мужицкую брань, в которой была весьма искусна. А вот Екатерина Великая никогда в жизни ни одной дворцовой девки по щеке или прочему месту не ударила. Это было несовместимо с ее воспитанием и образованием, хотя даже воспитанные и образованные барышни России часто употребляли этот способ наказания. И даже включая в него изощренный садизм. Так, некая экономка одной русской помещицы подрезывала концы розг так, чтобы при каждом ударе концы обламывались и занозами вонзались в тело. Потом она самолично будет из этого опухшего и нагноенного тела с особым сладострастием иголкой выковыривать занозы и за такое благодеяние девушек заставлять в пояс ей кланяться.

Садизм для удовлетворения своего сладострастия, конечно, явление отвратительное, но еще большее наше отвращение вызывает садизм ради обогащения. В начале пятидесятых годов XIX века по одному из южных городов России бродила нищая в сопровождении девочки 10–11 лет. Ребенок все время плакал и стонал, что возбуждало жалость публики, и подаяния нищей сыпались как из рога изобилия. Но раз вмешалась полиция, и обнаружилось: «В нижней части живота девочки, над половыми органами, воспаленное и изъязвленное место. И выяснилось, что перед выходом на денежные сборы нищая при помощи тесемок привязывала к этому месту специально выдолбленную скорлупу ореха, в которой помещался паук, жаливший все время несчастного ребенка. Это был какой-то маленький южный тарантул, укусы которого были хоть и очень болезненны, но не смертельны»[124].

Никакому оправданию не подлежит также садизм по невежеству, то есть совершаемый не во имя зла, а во имя добродетели. И мать больного ребенка на Невольничьем Берегу, делающая для изгнания злого духа глубокие надрезы на его теле и кладущая туда, в зияющую рану, острый зеленый перец, так же вызывает наше порицание, как и та, которая сознательно издевается над своим ребенком. Ибо нет ничего более отвратительного, чем проявление садизма вообще, а по отношению к существам слабым и зависимым — особенно. Мы не будем здесь приводить мировые статистические данные по самоубийству детей, доведенных до крайнего отчаяния плохим к ним отношением родителей. Во многих странах принят закон по охране прав животного. Совсем недавно в Польше происходили показательные судебные процессы: к году тюремного заключения приговорен хозяин кота, выбросивший его с восьмого этажа за то, что тот съел не для него предназначенный мясной фарш. К двум годам — хозяин собаки, избивший ее электрическим кабелем так, что шкура кусками отходила, и переломивший три ее лапы. И это правильно! Подвергаются ли такой охране прав наши дети, часто битые за дверями спокойных и респектабельных квартир и не знающие и не имеющие возможности воспользоваться законом, который оградил бы их от родителей-садистов.