Сергей Минцлов - Чернокнижник (сборник)

• Название: Чернокнижник (сборник)
• Автор: Сергей Минцлов
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016

В книгу вошли избранные фантастические и мистические рассказы и путевые очерки выдающегося библиофила и библиографа, занимательного рассказчика и одаренного прозаика, журналиста и путешественника, археолога и коллекционера С. Р. Минцлова (1870–1933). Включены рассказы и очерки из сборников «Неведомое», «Чернокнижник (Таинственное)», «Святые озера», «Свистопуп» и «У камелька», а также из периодических изданий. В приложениях — две рецензии видного критика П. Пильского и биографические материалы. Подавляющее большинство вошедших в книгу произведений переиздается впервые.

---

Подземелья замка высоки и обширны — есть целые залы неизвестного назначения; в одном из них имелся глубокий, теперь засыпанный, колодезь; место его явственно обозначается на земле сырым пятном. При ударах каблуком в пол слышится гул, что свидетельствует о каких-то пустотах, может быть, о втором ярусе подземных ходов.

Ольга Викторовна рассказала нам любопытный случай. Еще перед Великой войной ей мучительно захотелось иметь образ святой Варвары. Поиски его были безуспешны, но однажды Ольга Викторовна была в Царском Селе у своей приятельницы, даже не подозревавшей о розысках гостьи. Та среди разговора вдруг встала, подошла к киоту, достала оттуда образ святой Варвары и сказала: «Возьми… я все эти дни чувствовала какую-то томительную тревогу, и что-то внутри меня требует, чтобы я отдала этот образ тебе!»

Ольга Викторовна вернулась с подарком к себе в Рауданы и от одного из стариков-рабочих случайно узнала, что много лет тому назад, во время ремонта, на наружной башенной стене замка обнаружено было вырубленное из камня раскрашенное изваяние святой Варвары, являвшейся, значит, патронессой Лаудан. Изображена она была как в Мариенбурге Богоматерь, во всю вышину башни. Времена были такие, что подобными находками интересовались мало, и изваяние было управляющим заштукатурено и забелено.

День промелькнул, как на крыльях. А на другое утро приехал невысокий ростом, добродушный и спокойный муж Ольги Викторовны, Иосиф Карлович, бывший ковенский губернский предводитель дворянства.

После раннего обеда были поданы лошади, и мы поехали в сопровождении младшего сына дель Кастро осматривать другой старинный замок, принадлежавший графу Тышкевичу. Находился он в верстах в пяти от Раудан; дорога почти все время идет по горам над Неманом, и виды открываются один другого живописней. Миновали мы чье-то заброшенное имение с полуразвалившимися постройками, затем спустились в глинистый овраг; на дне его посверкивал ручеек, выбивавшийся в виде нескольких ключей прямо из-под горы. Наш молодой спутник указал рукой на лес, подымающийся по ту сторону.

— Замок! — произнес он.

Лошади дружно взяли на подъем, лес расступился, и нас окружило запустение; простор двора зарос сплошным бурьяном; за ним вытягивался замок, очень напоминавший формой и размерами рауданский, но облупленный, без дверей, без окон, без крыши…

По внутренней, каменной и далеко не безопасной лестнице мы поднялись во второй этаж. Полы в части его были целы, но вместо потолка на нас смотрели толстые балки да синее небо; осторожно нащупывая каждый шаг ногой, мы продвигались по толстому слою и кучам мусора из одной огромной комнаты в другую. Почти в каждой из них на стенах уцелели следы живописи — фризы в помпейском стиле, панно «охота» и другое; иные картины сохранились недурно и, судя по манере и сюжетам, написаны они были в XVIII веке.

Сам замок много древнее росписи — это если не родной брат, то внук рауданского. Шаг за шагом мы медленно обошли все, что оказалось доступным бескрылым существам, и старались мысленно восстановить пышное минувшее мертвых чертогов. Вид из окон замка на сторону, противоположную двору, неожиданный: там разверзается пропасть, круто обрывающаяся от самого подножия стены и вся заполненная чудовищами-дубами и липами; открывается даль, синеет Неман. Тишина сказочная, только жаворонки заливаются в бездне неба. На углах замка и двора хмурятся башни; из их бойниц глядят зеленые ветки деревьев.

Вечером, дома, мы увидали другую сказку. Был какой-то праздник, и по давно заведенному порядку к дель Кастро явились несколько человек деревенской молодежи с просьбой разрешить устроить танцы в парке. Согласие, конечно, было дано, и десяток парней живо расчистил и утрамбовал катком землю на перекрестке двух аллей; развесили бумажные фонарики, флаги и, когда все было готово, пришли приглашать владельцев на танцы.

Наступали сумерки; под сводами аллей висела ночь; красными, синими и зелеными огоньками мутно светились фонари, доносились звуки музыки. Доморощенный деревенский оркестр из пяти человек встретил нас торжественным маршем; мы разместились на сбитой из толстых досок скамье и стали смотреть на происходившее. У входа, украшенного флагами, продавали лимонад и простые конфеты, на площадке десятка два пар с увлечением отмахивали польку; ее сменил вальс; мелькали разноцветные городские кофточки и платья девиц; вид у танцующих был сосредоточенный и строгий — будто они не веселились, а решали какую-то головоломную задачу.

Вокруг площадки теснились зрители, слышались шутки и смех. Мы просидели с час и возвратились домой.

Должен засвидетельствовать, что за месяц пребывания в Литве я нигде и ни разу не слыхал ругани и не видел драк: у литовцев нет не только так называемой «словесности», но им вообще чужда брань; наиоскорбительнейшим словом считается «жаба».

Далеко за полночь, лежа в постели, я слышал скрашенную отдалением музыку, и мне грезилось, что не было ни войны, ни революции, что я в Орловской губернии, что у нас бал, что из окон дедовского дома льются в ночь потоки света и мы, не сегодняшние старики, а молодые пары, веселимся и носимся под близкие сердцу звуки вальсов и мазурок.

* * *

Четверо суток прожили мы у гостеприимных дель Кастро. Отыскалось у нас множество общих знакомых и даже друзей, и разговоры не умолкали. И когда, уезжая из замка на пристань, я обернулся к стоявшим на подъезде дель Кастро и махал им в знак прощания шляпой, мне казалось, что мы покидаем не случайных знакомых, а близких и милых «своих» людей!

ПРИЛОЖЕНИЯ

Петр Пильский . С. Р. Минцлов. Огненный путь. Роман[3]

Книгоизд-ство «Восток». Рига, 1930.

Сам страстный археолог, поклонник старины, исследователь древности, Минцлов на этот раз взял темой для своего романа похождения археологов. Это совершенно особый мир людей, влюбленных в таинственность, в неразгаданность, расшифровывающих иероглифы, следы и знаки, оставленные далекими предками. Палеонтологи, геологи и языковеды разными путями идут к одной и той же цели, к разгадке древности, установлению исторической связи давних времен с последующими эпохами, к восстановлению картин давно угасшего, погибшего мира, его происхождения, его жизни.

В романе Минцлова археологи совершают научное путешествие по Сибири, плывут по «мудрой шири величавого Енисея», разбирают странную надпись, оставленную, б. м., «царем царей», стоявшим на «краю», т. е. конце земли, в ту пору, когда черный человек еще ездил среди пальм на санях, запряженных северным оленем — в межледниковую эпоху тропической растительности. Геологический переворот вызвал резкую перемену климата, изменилась картина, и фантастическая для нас жизнь исчезла.

В романе путь археологов лежит на Красноярск, Иркутск и дальше, в пещеры, к старому вулкану, к ледяным пропастям и сооружениям природы. Разумеется, этих фантастических путешественников больше всего привлекают пещеры, надписи, загадки, иероглифы, остатки древних животных, кости, сохранившиеся звери, черепа, замерзший мамонт. Монгольские доисторические надписи ими легко переводятся, часто указывают путь, спасают от грозящей гибели, подсказывают ученые загадки; встает образ великого Айздомайи, покрывшего «бледным камнем Великую Воду», — море, — а «бледный камень» — лед.

В своих розысках археологи встречают остатки давно вымерших зверей — ихтиозавров, проходят таинственные места, изменяют план поездки, путешествуют без дорог, на лошадях, по узким, глухим тропинкам в густой тайге, среди горных круч, мохнатых елей, кедров, лиственниц, медведей. Потом попадают в подземный коридор, в базальтовые скалы, переходят от изнурительной духоты к здоровой горной свежести, осматривают хаотические береговые глыбы, находят на громадной высоте озерную воду, преодолевают целый ряд трудностей, проваливаются, спасаются, много дней бредут ощупью, путаются в болотах, пока, наконец, при помощи старого каторжника, не находят деревни с двухэтажными избами новгородского типа и потом, наконец, достигают Иркутска, Ангары, Байкала, села Лиственничного, острова Ольхона — длинный путь, полный опасностей, препятствий, неожиданных бед.

Глубокая пропасть до сих пор хранит во льду целого мамонта, очевидно, когда-то сорвавшегося в пропасть и погибшего здесь в снегу. Чувство ужаса сменяется восторгом пред красотой серебряных мхов асбеста, будто вычеканенных изумительной филигранной работой. Открывается подземная река, пещера скрывает кости стегозавра, остатки игуанодона, ряды черепов, следы трицератопса, являясь любопытным и странным музеем, несомненно, созданным сознательной работой древнего человека.

Путешествующие археологи спускаются в недра вулкана — возле готовых упасть стен, томятся от жажды, расслабляющего тепла, подземной духоты, безмолвного мрака, испытывают внезапное землетрясение, проходят чрез бурокрасную пещеру, похожую на храм, оказываются в безвыходном положении, без всякой связи с остальным миром, пока, наконец, благодаря древней надписи, не находят себе спасения.