Джин Корелиц - Ты должна была знать

• Название: Ты должна была знать
• Автор: Джин Корелиц
• Жанр: Триллер
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06264-2

Грейс Рейнхарт-Сакс производит впечатление счастливой женщины – и она действительно счастлива. Чуткий, заботливый муж, долгожданный любимый сын, успешная карьера семейного психолога – все ее радует. К тому же готовится к изданию ее книга о браке и отношениях, которая обещает стать бестселлером. Грейс убеждена, что дурные наклонности человека можно распознать при первой же встрече, и призывает женщин быть внимательными, чтобы избежать несчастливого брака. Казалось бы, Грейс – именно та женщина, которой удалось сделать правильный выбор. Но однажды на пороге ее дома появляются полицейские, и оказывается, что сама она совершенно не знала мужчину, с которым прожила в браке пятнадцать лет…

---

– Может, сделаем парочку крупных планов? Не возражаете? – спросил Рон.

«Интересно, почему я должна возражать?» – подумала Грейс. Она-то думала, что вовсе лишена права голоса.

– Хорошая мысль, – откликнулась Ребекка, подтверждая, что вопрос предназначался ей.

Грейс подалась вперед. Линза объектива очутилась совсем близко, всего в нескольких дюймах от ее лица. Грейс стало любопытно – если заглянуть туда, увидишь ли с другой стороны глаз фотографа? Однако взгляду ее представилось только темное стекло. Раздалось оглушительно громкое щелканье. «Значит, фотограф может видеть меня через объектив, а я его – нет», – отметила Грейс. Потом подумала, что, пожалуй, чувствовала бы себя приятнее, скрывайся по другую сторону золотисто-карий глаз Джонатана. Впрочем, сколько помнила Грейс, муж ни разу не держал в руках камеру и тем более не снимал ее вблизи. По умолчанию главным фотографом в семье считалась Грейс. Однако к помощи навороченного оборудования не прибегала, да и в плане мастерства до Рона ей было далеко. И вообще, Грейс не могла сказать, что это занятие пробуждало в ней особый энтузиазм. Да, это она снимала дни рождения и родительские дни в летнем лагере. Она сфотографировала Генри заснувшим в маскарадном костюме Бетховена с жабо и париком, играющим с дедушкой в шахматы… И свою любимую фотографию Джонатана Грейс тоже сделала сама – у озера, через несколько минут после окончания заезда в честь Дня памяти. Джонатан как раз плеснул на себя водой из пластикового стакана. Лицо выражает неприкрытую гордость и скрытое желание. Впрочем, возможно, Грейс кажется, будто лицо Джонатана выражает желание, только потому, что теперь она знает – судя по подсчетам, всего через несколько часов будет зачат Генри. Джонатан поужинал, потом долго стоял под теплым душем, затем лег с Грейс в ее детскую кровать. Вот он покачивается над ней, произнося ее имя снова и снова, и Грейс была совершенно счастлива. Даже не потому, что очень хотела ребенка. В этот момент все соображения, даже это, отступили на второй план. Для Грейс имел значение только он, Джонатан. И теперь эта фотография пробуждает приятные воспоминания. Глаза на снимке и глаза, скрывающиеся за камерой.

– Замечательно! – Рои опустил камеру, и Грейс снова увидела его глаза – ничем не примечательные карие. Застеснявшись своих мыслей, Грейс смущенно рассмеялась.

– Да нет, правда хорошо получилось, – не понял Рои. – Ну все, дело сделано.

Глава 2 Мама – лучшая работа

Дом Салли Моррисон-Голден на Восточной Семьдесят четвертой улице имел запущенный вид, причем совершенно намеренно. Подобное впечатление жилище производило начиная с фасада. На окнах висели горшки с неприметной зеленью – одна половина засыхала, вторая уже засохла. С металлической решетки над дверью свисал сдувшийся красный шар. Находился дом на зеленой боковой улице между двумя безупречно элегантными городскими особняками из бурого песчаника. Оба строились «под старину» – вероятно, над проектами работал один архитектор. Сверкая идеально чистыми оконными стеклами и хвастаясь роскошными цветочными композициями, оба дома, казалось, терпели присутствие неопрятного соседа с привычным недовольством.

Когда перед Грейс открыла дверь плотная, коренастая няня из Германии, вызывающий бардак предстал во всей красе. В этом доме беспорядок царил везде и всюду, начиная с порога. Например, дверь нельзя было распахнуть полностью, потому что за ней громоздились набитые пакеты из супермаркета. От коридора до кухни, а от кухни до лестницы пол практически ровным слоем усыпали игрушки и другие свидетельства присутствия в доме детей. Оставалось только гадать, какой кавардак устроен на втором этаже. И все это конечно же нарочно, отметила Грейс, шагнув внутрь, пока няня (Хильда?.. Хельга?..) придерживала дверь. В этом городе толстосумов Салли была самой богатой женщиной из всех, кого Грейс знала лично. В числе ее домашней прислуги наверняка имелся кто-то, в чьи обязанности входило наводить если не идеальную чистоту, то хотя бы относительный порядок, пусть даже в доме растут четверо детей. Не говоря уже о двух детях Саймона Голдена от первого брака – те приезжали в гости по выходным со своими школьными принадлежностями, спортивным инвентарем и электронными гаджетами. И все же Салли подобные порядки – вернее, беспорядки – устраивали. Разбросанная обувь, стопки старых номеров «Обсервер» и «Таймс», пакеты из магазинов детских товаров и домашней утвари, не дававшие подступиться к лестнице. Грейс подсчитала в уме – пять минут на то, чтобы все это унести, разобрать и сложить освободившиеся пакеты туда, где хозяевам удобно хранить их для дальнейшего использования. Еще две минуты, чтобы отложить чеки, – вдруг потребуется что-то вернуть или обменять? Потом отрезать ярлыки с одежды и отнести ее в кладовку. Отнести краски и бумагу в детскую. И наконец, выкинуть оберточные материалы в мусорное ведро. На все эти действия уйдет максимум одиннадцать минут, и ничего сложного. Элегантному дому в стиле неогрек никак не удавалось блеснуть во всей красе – молдинги с зубчатыми орнаментами и штукатурка на стенах скрывались под как попало развешанными листами бумаги с детскими каракулями и аппликациями из макарон. Такой коридор уместнее смотрелся бы в детском саду. Даже ктуба[3], по традиции красиво, торжественно оформленная и напоминавшая страницу из Келлской книги[4], висела в самодельной рамке из палочек от леденцов. Местами виднелись прилипшая пыль и островки засохшего клея. Хотя чему удивляться, подумала Грейс. Салли обратилась в иудаизм по просьбе будущего мужа, а после свадьбы без малейшего труда переняла его легкомысленное отношение ко всему традиционно иудейскому.

Грейс пошла на шум и оказалась в новой пристройке, призванной увеличить размер кухни. Там и обнаружилась Салли в компании приторно-льстивой Аманды Эмери и Сильвии Штайнметц, в одиночку воспитывающей ребенка-вундеркинда Дейзи Штайнметц. Девочку Сильвия удочерила в Китае, когда той был всего год. Теперь, перейдя из второго сразу в четвертый класс, Дейзи удостоилась звания самой маленькой ученицы за всю историю средней школы Реардон.

– Слава богу, – рассмеялась Салли. – Наконец-то можно взяться за дело.

– Что, так сильно опоздала? – спросила Грейс, хотя сама знала, что пришла вовремя.

– Нет-нет, просто без твоего умиротворяющего влияния никак не можем сосредоточиться.

Салли удобнее пересадила вертевшуюся на маминых коленях малышку. Это была ее младшая дочь Джуна. По словам Салли, девочку назвали в честь покойной свекрови, которая вообще-то носила имя Дорис.

– Сварить еще кофе? – предложила Хильда или Хельга, последовавшая за Грейс на кухню. Девушка была босиком, причем ноги были не очень чистые, отметила Грейс. Неряшливый внешний вид дополняло кольцо в носу из потемневшего металла.

– Давай. И забери, пожалуйста, мелкую. Без ее помощи управимся гораздо быстрее, – ответила Салли таким тоном, будто оправдывалась.

Няня молча вытянула руки, Салли подхватила извивающуюся Джуну и передала через стол. Сообразив, что вот-вот перестанет быть центром всеобщего внимания, Джуна издала вопль обиженной примадонны.

– Пока, деточка, – откликнулась Сильвия. – Ах, до чего симпатичная!

– Хорошо, что симпатичная, а то обидно было бы, – произнесла Салли. – Все-таки последний ребенок.

– Точно не хочешь еще малыша? – спросила Аманда. – Мы с Нилом теперь жалеем, что не воспользовались шансом, пока можно было. Сейчас завели бы еще ребеночка.

Грейс была недостаточно близко знакома с Амандой, чтобы спрашивать, что та имела в виду. Может, Нил сделал вазэктомию? Или Аманда сожалеет, что не заморозила яйцеклетки? Пара воспитывала десятилетних близнецов, и, несмотря на регулярные «омолаживающие программы» – они же пластические операции, – было видно, что Аманде около сорока пяти.

– Ну уж нет. Хватит с меня. Если честно, у нас и Джуна-то случайно получилась, но мы подумали – ладно, прорвемся. Почему бы и нет?

Действительно – почему бы и нет, подумала Грейс. Как и остальным присутствующим, ей были прекрасно известны особенности планирования семьи в Нью-Йорке. Двое детей – идеальная ситуация, не нарушающая баланса, однако даже это достаточно дорогое удовольствие. Если детей трое, в бюджет еще можно впихнуть частную школу, летний лагерь, тренировки по хоккею в комплексе «Челси-пирс» и репетиторов, готовящих к поступлению в престижные университеты Лиги плюща, но с трудом. Четыре же ребенка… У редкой семьи на Манхэттене четверо детей. Это означает страшные неудобства. Например, потребуется еще одна няня, не говоря уже о жилье побольше. Ни в коем случае нельзя селить детей в одной комнате. Каждому ребенку необходимо собственное пространство, чтобы выразить индивидуальность.

– Если есть возможность, обязательно надо рожать, – с искренней теплотой в голосе произнесла Салли. – Мама – лучшая работа. Ну, была у меня хорошая карьера, и что? С тех пор как Элла родилась, ни дня по офису не скучала. В прошлом году ходила на встречу выпускников, так бывшие однокурсницы едва обструкцию мне не устроили – я, видите ли, безответственно пренебрегаю отличным образованием! Будто у меня перед Йельским университетом какой-то долг, который я теперь всю жизнь отдавать должна! Но спорить не стала, просто молча смотрела: мол, что б вы понимали! Будут говорить, что материнство – не самое главное в жизни, не слушай! – велела Салли Аманде, хотя последняя ни на что подобное не жаловалась.