Валерия Калужская - Магиум советикум. Магия социализма (сборник)

• Название: Магиум советикум. Магия социализма (сборник)
• Автор: Валерия Калужская
• Издательство: ЛитагентСнежный Ком9ebea33f-2a93-102a-9ac3-800cba805322
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-904919-94-8

Что было бы, если бы Советский Союз возник и развивался в фэнтезийном мире, мы уже видели. А если наоборот? Социалистическая магия вместе с индустриализацией, оттепелью, суровой поступью рабочего класса и прочими прелестями полузабытой Утопии – СССР на вершине могущества, достигнутого не только танковыми армиями и РВСН, но и магической силой?

Интересно?

Авторы сборника попробовали представить, что именно может стать началом расцвета и что – получиться на выходе, под занавес советской эпохи: нечто вроде «Хранителей» с советским вариантом Доктора Манхэттена или все-таки всемирный НИИ Стругацких как вариант. А чтобы не ограничивать творчество, составители решили заранее проработать концепт, поместив еще не написанные рассказы в два взаимоисключающих раздела: Светлая сторона соцреализма и Темная. Разумеется, они враждуют, но не в рамках одного текста, а в границах общей идеи. Каждый из участников показал победу той или иной Силы в максимально реалистичной и правдоподобной манере. Какая стратегия оказалась выигрышнее – позитивная и светлая или мрачная, оккультная, темная? Кто победил?

Решать вам, читатель.

---

Пойти посмотреть, подумал вдруг Королевич. Погода хорошая, воздух свежий. Почему не подышать для внутренней нормализации? Заодно глянуть на захватчиков, а то и пугануть…

Григорий Ефимович неторопливо оделся и вышел под звезды. Ночной воздух, в самом деле, несколько приободрил его, и он, преисполненный решимости, зашагал темными дворами к пустырю. Странно выглядели пустынные дворы, обычно с раннего утра до позднего вечера заполненные народом. Теперь же только у мусорных баков угадывалось какое-то движение. Там что-то шуршало и похрустывало, однако, к удивлению Григория Ефимовича, неприятный запах настиг его с большим опозданием, шагов через пятьдесят. Что-то словно бы вдруг проплыло за спиной, обдало ароматом гниения и тут же растворилось в ночной свежести. Королевич поморщился и прибавил шагу. Скоро он был на пустыре.

В лучах прожекторов дом казался молочно-белым дирижаблем, уже зависшим над землей перед дальним перелетом. Он был безмолвен, как никогда, даже глубокой ночью, не бывает безмолвно обитаемое жилье.

Григорий Ефимович шел вдоль подъездов, вслушиваясь в терпкое эхо собственных шагов. Окна были темны. Представлялось совершенно невозможным обнаружить захватчика, притаившегося где-то посреди этого гигантского поля жилой площади размером в шесть с половиной тысяч квадратных метров.

Королевичу вдруг стало жутковато и одиноко рядом с нависающей над ним громадой. Захотелось поскорее домой, в обитаемый уют. Он уже собирался повернуть назад, но тут увидел на крыльце одного из подъездов черную узенькую полоску ткани. Это был поясок от плаща, оброненный, как видно, в спешке при переезде. Григорию Ефимовичу сразу живо вспомнился долгополый Колин плащ черного цвета, в котором Таранкин постоянно ходил на работу, выезжал к смежникам и даже участвовал в субботниках.

«Так!» – твердо подумал Королевич, взошел на крыльцо и потянул за дверную ручку. По его личному приказу все подъезды должны оставаться запертыми до самого момента заселения, тем не менее дверь легко открылась. Значит, этот момент для кого-то уже наступил.

«Ага! – оживился Григорий Ефимович. – Взлом налицо!»

Он вошел в подъезд, слабо освещенный падавшим с улицы светом. В нос вдруг ударила волна зловония и точно так же, как там, в его собственном дворе, нахлынула и прошла. Королевич плюнул.

«Вот это уже по-нашему, – подумал он, – не успеют въехать – тут же и нагадят».

На площадке первого этажа он и задерживаться не стал, резонно полагая, что никакому самозахватчику не придет в голову поселиться на первом этаже, когда в его распоряжении полностью пустой дом. Миновав пару пролетов, Королевич понял, что не ошибся. Где-то совсем рядом, казалось, за ближайшей стеной, вдруг раздался тяжелый скрежещущий звук, будто там двигали неподъемную мебель.

– Вот он куда въехал, паразит! – прошептал Григорий Ефимович. – Это чья же должна быть квартира?

Вспомнить он не смог и стал слушать у двери. Внутри продолжало что-то сдвигаться и скрежетать.

Не спят, голубчики! Врастают в быт. Корни, так сказать, пускают. А вот мы их сейчас – по корням! По корням!.. И откуда это у Таранкина столько мебели? По родственникам держал, иначе как же? Беднотой прикидывался, правдолюбцем. Вот они, правдолюбцы. Чужие квартиры взламывают.

Григорий Ефимович легонько тронул дверь, она подалась, но уперлась во что-то мягкое. Королевич нажал посильнее, выиграл еще пару сантиметров, но тут на дверь навалились изнутри, и она медленно пошла назад.

– Бесполезно, Таранкин! – закричал, упершись, Григорий Ефимович. – Что за детские игры, в самом деле! Прекратите сейчас же!

Дверь упруго колебалась в приливах противоборствующих сил, из-за нее доносилось чье-то упрямое сопение. Королевичу приходилось труднее – он должен был еще выкрикивать в щель у косяка обвинения и увещевания.

– Послушайте, Николай! Не дурите, всё равно ведь придется открыть. Давайте договоримся без этих сцен! Чем вы, собственно, недовольны? Очередь ваша теперь совсем близко. В будущем году получите новую квартиру на законных основаниях… Слышишь, Коля? Да открывай же, я сказал!

Григорий Ефимович еще приналег, хотя и так уже изгибался дугой. Ноги его упирались в пол далеко от двери, руками и даже лбом он толкал ее изо всех сил.

И тут вдали прокричал петух.

Собственно, ничего особо замечательного в этом крике не было. Шел он, несомненно, из курятника в частном секторе, что раскинулся сразу за пустырем. Крикнуто было вполне заурядно и в самое обычное время. Но едва раздалось это веселое предутреннее пение, как из-за двери пахнуло вдруг тяжелым, теперь уж вовсе могильным смрадом, и чей-то протяжный стон пронесся по подъезду. Тотчас сила, удерживающая дверь изнутри, исчезла. Григорий Ефимович с грохотом влетел в квартиру, ударился головой о стену и повалился на пол, успев только заметить, что и прихожая, и смежная с ней комната были безнадежно пусты…

Утро нового дня по всему городу ознаменовалось радостной суматохой и милыми недоразумениями, сопровождающими любой переезд. Там разбили большую китайскую вазу настоящего ленинградского фарфора, в другом месте никак не могли найти давно погруженную в кузов бабушку, а еще в одном – самого хозяина, загодя обрадованного новосельем, заперли и забыли в шкафу. Как всегда, на практике не хватило гораздо большего количества машин, чем должно было не хватить по плану. Но тут уж ничего нельзя было поделать; единственный грузовик, не участвовавший в перевозке вещей, был оборудован под трибуну для торжественного митинга.

Так или иначе, к полудню все жильцы нового дома были доставлены, что называется, «с вещами», и митинг начался. Открыть его должен был Королевич, но к началу торжества он не явился, и найти его нигде не могли. Пришлось начинать самому директору.

«Мы неоднократно подчеркивали, – сказал он в своем докладе, – что общественности завода пора сказать свое веское «Я», и только нехватка средств мешала нам претворить это в жизнь. Теперь нам следует шире использовать прогрессивные формы и хозяйственный способ строительства, вот только денег, к сожалению, опять нет… В заключение, товарищи, позвольте от души поздравить вас с долгожданным вселением и пожелать успешного завершения вселенских работ!»

Засидевшись на чемоданах, новоселы не заставили себя долго упрашивать и дружно приступили к «вселенским работам». Приглашенный оркестр подбадривал их популярной когда-то мелодией «Мы на край земли пойдем, мы построим новый дом…». В какие-нибудь три часа жильцы полностью овладели всеми девятью этажами и, прочно закрепившись на отвоеванных у судьбы плацдармах, стали праздновать победу.

Вся мебель небрежно сдвигалась к одной стене, свинчивались только столы и табуретки, распаковывались коробки с посудой, разогревались кастрюли с едой, а в холодильнике, стоящем посреди кухни, охлаждалось всё остальное. К пяти часам кое-где уже сели за столы. Минут через сорок на восьмом этаже затянули песню, на шестом подхватили, на балконе четвертого курили и спорили о политике, а на первом кому-то съездили в ухо.

«Ой, мороз, моро-оз!» – неслось из окон навстречу вечерней прохладе июльского лета.

В этот час возле дома появился Королевич. Он долго ходил вокруг, рассеянно кивая в ответ на приветствия и приглашения, но никак не решался войти в подъезд. Наконец, осмелевший от новоселья Подокошко почти силой затащил его в свою квартиру.

– Где же вы днем-то были, Григорий Ефимович? Мы вас по всем телефонам искали!

– Да так, – неопределенно поежился Королевич. – Приболел слегка.

Глядя пустыми глазами в пространство, он выпил большую рюмку водки и тихо спросил у Подокошко:

– А где… Таранкин?

– А черт его знает! Я спрашивал у ребят – никто не видел. Должно быть, к родне поехал…

– К родне, – грустно повторил Королевич. – И никто не видел…

Быстро распрощавшись, он покинул компанию, бегом спустился по лестнице и что есть духу припустил прочь от веселящегося дома. У себя в квартире он прежде всего закрыл дверь на все замки, затем разделся и лег в постель, но свет так и не выключил.

Неизвестно, удалось ли заснуть Григорию Ефимовичу этой ночью, зато известно, что поднял его на следующее утро телефонный звонок.

– Вот, значит, как?! – кричал в трубке визгливый женский голос. – Прихранить решил пару квартирок? Для своих? Для жены своей разведенной припас? Для торгашей? Не выйдет, гад, не надейся!

– Что? Кто это? Какие квартирки? – залепетал окончательно деморализованный Королевич.

– Он не знает! Вы поглядите на него! Кто на собрании говорил, что весь дом будут разом заселять? А сегодня выясняется, что там пустых квартир полно!

– Каких квартир? – простонал Григорий Ефимович. – Кто вам сказал?

– Товарищ Морок сказал, вот кто! Нашелся один честный человек среди вас подлецов! Ну ничего, всех выведем на чистую воду! Мы из-за ваших шашней не собираемся по сто лет в очереди стоять! Сегодня же заезжаем, так и знайте!