Валерия Калужская - Магиум советикум. Магия социализма (сборник)

• Название: Магиум советикум. Магия социализма (сборник)
• Автор: Валерия Калужская
• Издательство: ЛитагентСнежный Ком9ebea33f-2a93-102a-9ac3-800cba805322
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-904919-94-8

Что было бы, если бы Советский Союз возник и развивался в фэнтезийном мире, мы уже видели. А если наоборот? Социалистическая магия вместе с индустриализацией, оттепелью, суровой поступью рабочего класса и прочими прелестями полузабытой Утопии – СССР на вершине могущества, достигнутого не только танковыми армиями и РВСН, но и магической силой?

Интересно?

Авторы сборника попробовали представить, что именно может стать началом расцвета и что – получиться на выходе, под занавес советской эпохи: нечто вроде «Хранителей» с советским вариантом Доктора Манхэттена или все-таки всемирный НИИ Стругацких как вариант. А чтобы не ограничивать творчество, составители решили заранее проработать концепт, поместив еще не написанные рассказы в два взаимоисключающих раздела: Светлая сторона соцреализма и Темная. Разумеется, они враждуют, но не в рамках одного текста, а в границах общей идеи. Каждый из участников показал победу той или иной Силы в максимально реалистичной и правдоподобной манере. Какая стратегия оказалась выигрышнее – позитивная и светлая или мрачная, оккультная, темная? Кто победил?

Решать вам, читатель.

---

Скорбный излом бровей, сухая рука на щеке. Только теперь Старостин вспомнил, как выглядит сам.

– Троша…

– Прости, Саша. Напугал тебя. Вот такой я… теперь.

Ирка стояла не шевелясь, прижав к груди руки, и во все глаза глядела на взрослых.

– И ты прости. Ты даже не смотришь на меня. Я понимаю.

– Нет-нет. Ты не подумай. Мне нельзя на людей смотреть, – спохватился он и повторил: – Вот такой я теперь.

Тонкие пальцы коснулись его груди там, где пентакль, испуганно отпрянули. Осторожно вернулись вновь, легонько ощупали края печати.

– Космонавт.

– Дублер, – поправил он. – Берегу летчиков-испытателей.

– Значит, добился своего.

– А лучше бы остался.

– Нет, – слабая улыбка коснулась ее губ, – не остался бы. Теперь это я понимаю.

Саша прикрыла глаза – усталость от пережитых волнений дала о себе знать. Трофим бережно поднял ее на руки, отнес в дом на кровать. Ирка принялась хлопотать вокруг матери, а Старостин не мог отвести взгляд от больной женщины.

Камень ворочался, кромсая грудь, но Трофим отупел от боли. Старая обида на его скорый отъезд довела Сашу до смертельной болезни. А еще раньше проклятие, брошенное ему вслед, не дало ей доносить ребенка, и Ирка родилась семимесячной. В довершение всего – муж пьяница. Мотька слыл хорошим столяром, золотые руки, но никому не отказывал в возможности угостить себя. Наугощался.

Трофим не знал, не мог помочь. Он в то время был окрылен новой жизнью.

Старостин оглянулся: старый фанерный стол с застиранной кружевной салфеткой, такой же древний шифоньер, пара полок с разной мелочью – выставлено аккуратно. Под потолком лампочка без абажура. Пропито, всё пропито Мотькой.

В глазах потемнело, а в груди росла черная дыра старого зла. И словно откуда-то издалека:

– Дядь Трофим, вам плохо?

Он не ответил. В углу три иконы за горящей свечой. Молодой мужчина смотрит так, словно всё понимает о Трофиме Старостине – Спаситель. Безмолвный лик ждал, а человек не знал, что делать. Пентакль горел огнем, однако с черной дырой справиться не мог, тем более от растущей тьмы уже пошли метастазы, как от раковой опухоли. Щупальца потянулись к тем мирным людям, которые давали силы дублеру. И он отстранился от печати – звезда погасла.

– Ну что ты? Что ты смотришь? – прошептал Трофим, едва сдерживая крик боли, рвущийся из груди. – Ты же Спаситель. Я всего лишь человек. Ты дал мне дар – я делал всё, что мог. Покажи теперь свою силу! Ну, давай! Ты же толпами исцелял, а я прошу только за нее! За нее одну!

Осколки камня ударили в пальцы, в грудь, в голову, словно пытаясь пробить живой кокон тела, вырваться наружу. Скверна темными жилами ползла под кожей в поисках выхода. Лик Спасителя стал туманиться, от напряжения гудело в ушах, горячая влага пекла глаза, выжигала кожу на щеках.

– Нет, не выйти тебе, не выйти, – твердил Старостин, сжимая кулаки и стараясь удержать злобу. – Сдохнешь вместе со мной.

Тьма скрыла всё вокруг. Трофим почувствовал себя Нигде и Никогда, словно растворился в бездонной глубине. Звуки и движение замерли, может, на вечность или на мгновение, но вдруг родился ритм, сердце стукнуло, и дублер услышал снова и снова одни и те же слова. Губы сами стали повторять:

– …не дай мне впасть во искушение и избави мя от лукавого.

Специалист трясся, как осиновый лист. Комиссар Страткома оглянулся – золотой с алым пентакль на башлыке сверкнул в свете множества свечей, крест на груди глухо звякнул.

– Что-то мне не по себе, – бледными губами улыбнулся майор.

– Вы первый раз видите Покаяние? Ясно. Зло зацепило вас, – комиссар взял его под локоть. – Давайте выйдем на свежий воздух.

– Д-да, – лязгнул зубами майор.

Горячая волна растеклась по его телу от прикосновения комиссара, накатившие холод и страх отступили.

Спец вздохнул:

– Благодарствуйте.

В зале быстро меняли вымотанных чтецов. Новые тут же подхватывали слова, и молитва звучала непрерывно, в заданном ритме, без фальши.

Когда майор с комиссаром вышли на крыльцо, солнце поднималось из своей нижней точки – над Соловецким монастырем начиналось утро. Специалист перевел дух, вытер носовым платком лицо и шею.

– Я бы не хотел отдавать Старостина вам, – сказал комиссар. Его пальцы, держащие посох, побелели – эта ночь тоже далась главе Страткома нелегко.

– Быстро принять наш посыл, направить его в нужное русло не каждому дано, – он помолчал, наблюдая за светилом. – Не каждому дано пройти Покаяние и принять веру отцов. Из него вышел бы хороший преемник.

– Согласен, – кивнул майор. – Однако решение принято.

Комиссар поджал губы – остальную часть лица скрывал башлык.

– Досадно. Второго такого стратег-комиссара трудно найти.

Специалист кивнул. Он был просто поражен, как четко всё сложилось: накопленная злоба, старое проклятье. А если бы девчонка испугалась и не позвала старика? Дублер совершенно не знал христианских молитв. Всё надо было учесть и предвидеть.

– Не волнуйтесь. Трофим Старостин будет оберегать небольшое поселение – там всего семеро. В дальнейшем командование рассчитывает увеличить базу, значит, и команда увеличится. Трофима наверняка сменят. И, в конце концов, не на Луну же он… – майор поперхнулся на полуслове.

Татьяна Томах Пламя на поводке

Некоторое время Костя не мог решиться – вообще, об этом не принято было спрашивать, слишком личное. Но, с другой стороны, с кем поговорить, как не с лучшим другом. Поэтому все-таки спросил:

– Серый, а как тебя принимали в комсомол?

Серёга удивился. Вылупил и без того круглые глаза, к тому же увеличенные очками, и захлопал длинными ресницами. Стал похож на сыча на плакате в кабинете биологии. Помолчал немного и ответил:

– Да обыкновенно. Как всех. Подписал кровью заявление, потом в райком ездил на собеседование.

– А там чего?

– Да обыкновенно, – Серёга недоуменно хмыкнул. – Устав наизусть читал. Я сбился малехо, но там одна тетка добрая попалась, подсказала. Потом вопросы задавали. Про задачи союзов молодежи. И про этот, как его, демократический централизм.

– А дальше?

– Да всё. Значок выдали, билет, расписался кровью, взнос сдал сразу – школьникам по двадцать миллиграмм, вообще фигня.

– И всё?

– Ну да. А чего? У тебя по-другому?

– Да не приняли меня, – Костя смущенно отвел взгляд.

– Да ну! – удивился Серёга. – Всех принимают. Даже Хансина и Мурова приняли, знаешь, сколько у них двоек годовых? А Хансин вообще в милицию влипает всё время. А ты отличник, и стенгазету делаешь, и…

– Не приняли, – повторил Костя. – И вообще странно было. Сначала комиссия, ну три тетки, тоже устав спрашивали, вопросы задавали. Как тебе, тоже про этот централизм и союзы. Потом – почему я хочу быть комсомольцем и чего так поздно пришел. Я говорю – болел долго.

– Ну, ты ж не виноват, что болел. Что, из-за этого не приняли?

– Да не знаю. Я вот тебя спросить хотел… только честно… Серый, у тебя после этой комиссии с вопросами ничего больше не было? Ну… мужик вокруг костра не плясал с красным знаменем и с зубами на шее?

– Чего?! – Серый ошарашенно уставился на друга, открыв рот. Теперь он был похож на обалдевшего сыча, у которого прямо из клюва выдернули добытую мышь.

– Так и знал, что не поверишь, – сказал Костя.

– Мужик у костра? Плясал? Чего, прямо в райкоме?

– Ну, – неохотно подтвердил Костя, жалея, что вообще завел этот разговор.

– И где это… говоришь, у него были зубы? – подозрительно спросил Серёга, и по его тону Костя понял – не верит.

– Да на шее, – вздохнул Костя. – Бусы такие на шее. Из зубов.

– Чьих?

– Да я-то почем знаю? – рассердился Костя. А сам подумал – и правда, чьих?

* * *

Мальчика он чуть не упустил. Почуял его приход, наверное, сразу – кольнуло под ребрами, и торопливо застучало, срываясь в галоп, а потом потемнело перед глазами. Но Ким сперва решил, что это просто сердце. Отдышался и позвал Лидочку с корвалолом. Лидочка явилась немедленно, будто поджидала под дверью с заранее приготовленным подносом.

– Лида, я ведь не просил… – смущенно начал он.

– Вот опять с утра не завтракали, Ким Владимирович, – с укором отозвалась она.

Уверенно отодвинула на край стола бумаги и ловко расставила принесенное: большую чашку свежезаваренного чая с ломтиком лимона, сахарницу, блюдце с тонко нарезанным сервелатом и тарелку с румяными пирожками, на боках которых выступал алый вишневый сок. Напоследок, строго глянув на начальника, водрузила в центре хрустальную рюмку, благоухающую корвалолом.

– Вот совсем себя не бережете, – заявила она. – Работаете по ночам. Кушаете плохо. А для сердца что главное? Правильный сон и регулярное питание.

– Пирожки-то сама пекла? – спросил Ким, улыбаясь. Пахло изумительно – свежей выпечкой, пряной колбасой, душистым чаем. Ему вдруг и правда захотелось есть.