Лейф Пандуро - Датчанин Ферн

• Название: Датчанин Ферн
• Автор: Лейф Пандуро
• Издательство: «Прогресс»
• Жанр: Роман
• Год: 1969

Некто внезапно очнулся в незнакомом ему мире. Вместе с ним мы разглядываем тахту с зеленым покрывалом и двумя подушками, желтой и красной; картину на стене небольшой комнаты, журнал на столике. Исследуем содержимое карманов: бумажник из черной кожи, фотографии женщин, визитные карточки, на которых имя и фамилия «Мартин Ферн».

Кто же он, Мартин Ферн?

Как Робинзон Крузо, совершает Некто свое путешествие по местам, куда его забросил случай. Но герой знаменитого романа овладевал прежде всего миром окружающих его вещей и явлений, тогда как «Ферну» предстоит робинзонада в обществе и трудный процесс познания сольется у него воедино с еще более сложным и мучительным — с самопознанием.

---

— Ты никогда не поправишься…

— Замолчи! — говорит сестра Камма.

— Когда я выздоровлю… врач сказал, что я непременно выздоровлю…

— Он лжет. Ты никогда не выздоровеешь.

Его здоровая рука судорожно вздрагивает.

— Уходи немедленно! — говорит сестра.

Встаю. Он глядит на меня, приоткрыв один глаз, смутно улавливая знакомые черты.

— Ты уходишь?

— Пусть уходит! Мы прекрасно можем обойтись без него! — говорит моя сестра Камма. — Мы столько лет его ждали. Теперь он нам не нужен!

— Я скоро снова спущусь к тебе! — говорю я. — Я хочу походить по дому…

— Я ненавижу тебя! — говорит он.

— Ясно…

— Ты уходишь?

— Нет!

Дрожь в его теле усиливается.

— Перестань волноваться, папа. Доктор Нильсен сказал…

— Плевать я хотел на доктора Нильсена… меня мутит от всех его лекарств.

— От них тебе только польза…

— Я спущусь к тебе через час!

Он закрывает глаз. Другой все так же весело глядит в пустоту.

Иду в соседнюю комнату. Гостиная. Бурый обеденный стол. Посередине — оловянное блюдо. Плюшевые кресла с высокими спинками. Большой красный ковер. Огромный серебряный поднос с серебряными бокалами. Чайник. Блюдо. Один из серебряных кубков — спортивный трофей Мартина Ферна. На стенах — тарелки. На тарелках картинки — русалочка с копенгагенской пристани, корабль, собор в Рибе.

Из столовой выхожу в коридор. Оттуда — в просторную спальню. Широкая двойная кровать. Тоже бурая. С высокими спинками. Одна из кроватей раскрыта, на ней уйма подушек — наверно, чтобы старику было удобней лежать. Другая кровать не застелена.

Ко мне подходит сестра.

— Почему ты не уходишь?

— Скоро уйду!

— Ты за это ответишь…

— Боже мой! Это мамина кровать?

Она кивает.

На ночном столике Ферна-старшего старая фотография в бурой овальной рамке. Выцветшая, как все старые снимки. Ее лицо. Седые волосы. Она похожа на мою сестру Камму. Беру фотографию в руки, смотрю. Сестра Камма хочет отнять ее у меня. Камма похожа на мать.

— Что с ней случилось?

— Не желаю с тобой говорить!

— Она умерла?

Кивок. Губы злобно поджаты. Дистанция — два шага.

— Я потерял память!

— Кто-кто, а ты всегда придумаешь оправдание!

— Не понимаю. Зачем ты со мной так?

— Нечего тебе у нас делать, — говорит она. — Нечего. Мы давно вычеркнули тебя из нашей жизни…

— Отчего умерла мать?

Молчание.

— Неужели и в этом виноват Мартин Ферн?

Молчание.

На меня хотят свалить тяжкий груз. Бремя смутной, но ужасной вины. И хотят, чтобы я покорился. Не спрашивая, не любопытствуя.

Иду к окну. Большой сад совсем заглох. За ним крыша соседнего дома. Подходит сестра, встает с другой стороны окна.

— Почему вы не следите за садом? — спрашиваю я, показывая на густую чащу кустов.

— Зачем нам это?

— Да, в самом деле, зачем?

Стоя рядом со мной, сестра смотрит в сад. Трава вымахала в метр высотой.

— Когда это с ним случилось?..

Кивком указываю на отцовский кабинет.

— Это было… Первый приступ случился еще тогда.

— Когда именно?

— После того, что произошло с Ларсом…

— А что произошло с Ларсом?

— Я не хочу об этом говорить!

— Виноват в этом Мартин Ферн?

Она оборачивается ко мне. Все та же дистанция в два шага. Словно мы ведем с ней публичный диспут.

На губах ее странная, зловещая улыбка.

— Да, ты во всем виноват!

— А что он сделал, этот Мартин Ферн?

Она злорадно выжидает, не сводя с меня глаз. Шепчет:

— Это твоя вина… твоя…

Пожимаю плечами. Иду дальше. Большая старомодная ванная комната. Ванна на львиных лапах. В унитазе безостановочно течет вода. Выбираюсь в коридор. Дверь напротив ведет на кухню. У плиты стоит старуха, та самая, что отперла мне дверь, мешает в кастрюле кашу.

— Мы что, знакомы?

Она глядит на меня. Сняв кастрюлю с огня, ставит на кухонный стол.

— Ты какой-то чудной, Мартин…

— Значит, знакомы…

— Я у твоей матушки роды принимала, когда ты появился на свет!

Сажусь на кухонный стол, стоящий рядом.

— Что такое натворил этот Мартин?

В дверях появляется сестрица Камма. Серой статуей застывает у голубой кухонной стены.

Лаура сыплет в кастрюлю соль, снова помешивает кашу. Кивает мне.

— Вот так же точно ты сидел, когда был ребенком…

— Что случилось с матерью?

— Она умерла, когда тебе было двенадцать лет… нет, погоди, всего одиннадцать…

— Я виноват в ее смерти?

— Что ты, Мартин… У нее было воспаление легких…

— Надеюсь, она заболела не потому, что потная выбежала на улицу и долго искала меня?

Она снова оглядывает меня.

— Чудной ты какой-то, Мартин…

— Я потерял память!

Жесты ее замедляются, но она не перестает помешивать кашу.

— У тебя с головой неладно?

— Нет, я совершенно здоров. А что такое случилось с Ларсом?

Камма выступает вперед.

— Лаура, не смей ему отвечать!

Лаура глядит на нее, потом на меня.

— Почему мне нельзя знать правду? — спрашиваю я.

— Мы и без того от тебя натерпелись!

Вылив кашу в миску, Лаура передает ее Камме.

— Оставь Мартина, Камма!

— Это он потащил за собой Ларса! Сам-то он уцелел!

— Куда потащил?

— На войну… — отвечает Камма.

— Господи…

Камма уносит кашу.

— Вот так ты всегда сидел, когда был ребенком, — повторяет Лаура, — ты просил меня рассказать сказку…

Камма вернулась назад.

— Он не хочет есть!

— Такую вкусную кашу!

— Вы что, так и не расскажете мне ничего?

— Нет! — отрезает Камма.

Лаура приоткрывает рот. Качает головой.

Иду в прихожую. Взбираюсь на второй этаж. Камма следует за мной как тень. В простенке оленья голова с раскидистыми рогами. На ней густой слой пыли. За балюстрадой снова бурая дверь. Она ведет в коридор, в котором еще четыре двери. Открываю первую.

— Сюда нельзя…

Вхожу… С первого взгляда вижу, что это комната Каммы. Здесь довольно уютно. На батарее сушится женское белье. На редкость изящные вещи. Подойдя к батарее, приподнимаю трусики с кружевами и мережкой.

Глядя на меня, Камма краснеет.

— Ты, значит, не замужем?

— Может, хватит рыться в моих вещах!

Выхожу в коридор. Оттуда в другую комнату. Здесь живет Лаура. Комната заставлена старой мебелью. Плюшевые кресла с бахромой. Красная скатерть. Статуэтки: мальчик с лягушкой, пастушка с трубочистом. На тумбочке — Библия.

Подойдя к окну, выглядываю на улицу. Молочник с повозкой ушел. Все так же, не смолкая лает собака.

Камма ходит за мной как тень. Пересекаю коридор. Открываю среднюю дверь.

Просторная комната. Окна выходят в сад. По бокам у стен два дивана. Над одним висит теннисная ракетка. Над другим — удочка.

— Зачем ты вообще сюда пришел?

— Я ищу Мартина Ферна…

— Незачем его искать! Вот он, передо мной!

— Ушла бы ты, а? Дай мне побыть одному!

— Это мой дом!

— Ах вот оно что…

Опять все та же улыбка.

— Отец отказал его мне!

— Чтобы он мне не достался?

— Совершенно верно!

У низкого широкого окна стоят друг против друга два письменных стола. На этом симметрия не исчерпывается. В каждом углу по книжной полке. По бокам двери — два платяных шкафа.

Иду к окну. Распахиваю его. В комнату врывается запах цветов и травы.

— Сейчас же затвори окно.

— Нет!

Медленно уходит затхлый воздух.

— Какой из этих диванов мой?

Ответа нет.

— Наверно, вот тот, с ракеткой?..

Иду к дивану. Ложусь. Разглядываю потрескавшийся потолок. Трещины образуют рисунок: вот чье-то лицо, железнодорожные рельсы, а вот звериная морда.

— Ты пачкаешь диван ботинками!

— Вы когда-нибудь пользуетесь этой комнатой?

— Никогда!..

— Сохраняете все как есть…

— Да!

— В память о Ларсе!

— Да!

— А что за человек был Ларс?

Наконец-то она разжимает рот. И все та же злобная улыбка.

— Он был наделен всем, чего не хватало тебе. Все его любили. Понимаешь, все. Ты один его не любил… ты его ненавидел… Отсюда пошла беда… Ты ему завидовал. Ему было дано все, чего не хватало тебе…

— Может, уйдешь все-таки?

Уходит. Наконец-то.

— Только не пачкай диван! — говорит она, резко хлопнув дверью.

Лежу. В открытое окно робко проникают звуки. Тихо чирикают птицы. Гремит бутылками молочник. С шоссе долетает глухой шум автомобилей. Все так же, не смолкая лает собака.

Мартин Ферн у истоков светлого детства. Прошлое медленно обступает меня. Вот здесь он лежал. Раскаяние. Мир, обращенный в обломки.

Звуки. Вдали ровно жужжит машина для стрижки газонов. Внизу у пристани гудит пароход. Мир Мартина Ферна повержен в прах, и вот он лежит, подбирая обломки ушедших лет, когда еще были живы его мать и брат. Чтобы снова уйти, стряхнуть с себя все это.